— Привет, Джек! Жареный картофель фри, без лука! — весело обратилась она к повару.
— Будешь нам помогать, пока болеет Мейбл? — спросил тот.
— Держитесь, я теперь вас загоняю! — расхохоталась она.
Она вышла, и с ней как будто скрылось солнце. Мьюл подошел к двери, глядя, как она идет через зал.
— Вот это да! — прошептал он. — И где? В этом забытом Богом месте!
Она не заговаривала с ним, но он знал, что она его заметила. Наглый вызов в глазах Мьюла не оставлял равнодушной ни одну женщину. И прошло совсем немного времени, как она приняла вызов.
Все началось, когда он взял поднос с пустыми стаканами и понес в зал. Мистер Ньюмен покинул свое насиженное место и отправился проверять кассовые аппараты в других принадлежащих ему заведениях. Мьюл повстречался с Димпл в узком проходе за стойкой, и они долго не могли разминуться, ступая в унисон в одну и ту же сторону, чтобы пропустить другого. Она начала смеяться.
— Потанцуем?
После этого случая, входя на кухню, она взглядывала на него с улыбкой. Улучив момент, когда она подошла к раковине с грязными тарелками, он схватил ее за руку и долго не отпускал, а Димпл стояла некоторое время, молча глядя на него сразу посерьезневшими глазами. Когда он подошел к мешку с картошкой, сзади раздался враждебный шепот повара:
— Тебе лучше поберечься, сынок!
— Поберечься от чего, отец?
— Мое дело предупредить. — Мьюл наклонился над мешком, накладывая картофель в корзинку.
— Ну, говори, не тяни.
— Если ее муж заметит ваши шашни, ты покинешь этот город с бешеной скоростью, понял?
Мьюл, повернувшись, рассмеялся прямо в потное, изрезанное морщинами лицо.
— И кто же этот муж?
— Мистер Ньюмен.
— Что ты говоришь!
— То, что слышишь!
И Мьюл сразу понял, что на него свалилась удача. Через женщину по имени Димпл он наконец получит долгожданный шанс. Может быть, и не самый большой, но все же... сначала он решил, что это будет шантаж. Но позже, оценив все преимущества и выгоды подвернувшегося случая, решил, что это будет убийство.
Чтобы завоевать Димпл, понадобилось три недели, и сам мистер Ньюмен помог этому.
Димпл жила в своем доме на вершине и отсутствовала в городе уже несколько дней. Наконец однажды она спустилась вниз, и когда Мьюл вошел, чтобы съесть свой ланч, и увидел ее, сидевшую на стуле рядом с мужем. На ней были только шорты и открытая на груди майка-безрукавка, не доходившая до пояса, и она выглядела потрясающе молодо. Мьюл услышал, как она сказала Ньюмену:
— Мексиканца нет в его хижине. Наверное, ушел в город.
Мистер Ньюмен отодвинул в сторону свою газету и с
нежностью взглянул на жену.
— Индейцы сегодня получили правительственное пособие, — сказал он. — Панчо, скорей всего, помогает им пропить деньги.
— Но он обещал починить мне балкон! — она старательно делала вид, что не замечает Мьюла. — Я найму кого-нибудь другого.
— Мьюл, не хочешь подзаработать? — громко спросил мистер Ньюмен.
Мьюл пожал плечами.
— Ладно. Почему бы и нет? — с деланым безразличием отозвался он.
Но Димпл попыталась уклониться:
— Я, пожалуй, подожду Панчо. Не знаю, право...
Мистер Ньюмен не любил нерешительности. Он снова
взял газету.
— Сегодня у Мьюла выходной, — сказал он, — забирай его, пусть починит тебе балкон.
У нее была машина с откидным верхом. Она молча вела ее по улицам, очевидно, сожалея, что затеяла все это. Солнце золотило ее обнаженные руки, плечи и ноги, и она явно нервничала, сидя рядом с незнакомым мужчиной.
— Ты ведь знала, что у меня сегодня выходной? — спросил Мьюл.
— Нет, — солгала она.
Они свернули на дорогу, ведущую вверх на вершину горы.
— Как давно ты замужем за стариком?
— Двадцать лет.
— Ты, наверно, была еще совсем ребенком.
— Я никогда не была ребенком.
Он откинулся на сиденье и закинул руки за голову.
— Откуда ты родом?
— Я родилась в хижине у болот Миссисипи, — в ее голосе прозвучал вызов, — ходила за скотиной с тех пор, как смогла поднять ведро с помоями, пробираясь по утренней росе вся искусанная комарами.
Они некоторое время ехали молча.
— Когда мне исполнилось тринадцать, отчим купил мне туфли и пару дешевых колготок и стоял в дверях спальни, глядя, как я их натягиваю. Я понимала, что настало время уходить прочь.
Дорогу пересекли в красивом прыжке несколько оленей и скрылись в лесу.
— Где ты подцепила своего старика?
— Я отправилась на запад, подрабатывала где могла, в основном в ресторанах. Ньюмен дал мне работу. Он был первым, кто отнесся ко мне по-человечески.
— Есть дети?
— Нет.
Они взбирались все выше к голубым небесам.
— Сколько у него денег, не знаешь? — спросил Мьюл.
— Полмиллиона. Может, побольше.
— Если с ним произойдет несчастье, все достанется тебе?
-Да.
Теперь дорога шла через сосновый лес, стало темнее. Цепляясь за свое прежнее прочное положение порядочной женщины, зная, что оно ускользает от нее, она сказала:
— Но он очень добр ко мне. Он любит меня. И я его люблю.
— По-своему.
— Я его люблю, — упрямо повторила она.
— Конечно, — кивнул он. — Конечно.
Они миновали домик смотрителя, где жил непутевый Панчо, и подъехали к огромному дому, стоявшему в тени громадных сосен на крутом обрыве над каньоном. Вошли в дом. Мьюл довольно оглядывался по сторонам на окружавшую его роскошь: скоро все это будет принадлежать ему.
— Да, тебе повезло, — сказал он, — это гораздо лучше, чем кормить свиней.
Он бродил по пустынным большим комнатам, где Димпл в одиночестве провела последние двадцать лет, пока ее старый муж зарабатывал и подсчитывал внизу, в городе, деньги.
— Где балкон?
Это был выступ без крыши, простиравшийся прямо над голубой бездной каньона. На него вела дверь из кухни. Мьюл стоял на солнце с молотком и гвоздями в руках, глядя вниз, в пятисотфутовую пропасть, где виднелись верхушки деревьев. Когда Димпл появилась в дверях, он ей подмигнул.
— Кое-что надо подправить в полу.
Она молча повернулась и скрылась в полумраке кухни. Но он знал, что она следит за ним и что она вернется, как только придумает объяснение. Димпл слишком долго жила в одиночестве. И она появилась снова.
— Смотри, осторожнее с перилами, они непрочные, — предупредила Димпл. Он улыбнулся, и она продолжала: — У нас был датский дог. Он имел привычку играть здесь. Однажды прыгнул на перила, они не выдержали его веса, и он свалился вниз. Я стояла здесь и смотрела, как он летел вниз, переворачиваясь в воздухе, становясь все меньше и меньше, пока не исчез в вершинах деревьев.
— Ты не спустилась вниз и не похоронила его? Ведь ты именно так должна была поступить.
— Там все равно ничего не осталось. Его съели койоты.
Мьюл посмотрел вниз.
— Койоты поедают все, что падает вниз, — продолжала она, — на закате я бросаю вниз куски мяса и слушаю их песни по ночам.
Он отошел от края.
— У тебя есть что-нибудь выпить?
— Бурбон. В шкафчике над раковиной.
Он прошел на кухню, так и не сделав попытки к ней приблизиться.
— Мой муж любит выпить стаканчик бурбона на балконе, когда приезжает домой поздно ночью.
— Всегда пьет на балконе?
Димпл кивнула.
Он взял бутылку, прошел в гостиную, сел на диван перед камином и глубоко задумался.
Она пришла и села рядом.
Глядя, как он наливает в два стакана до половины виски, Димпл понимала, что их игра подходит к концу.
— Нет, — сказала она. — Я не пью.
Он протянул ей стакан.
— Я давно бросила. Я не умею пить.
Он всунул стакан ей в руку.
— Хотя бы не так много, — сдалась она, — я выпью, но поменьше.
Но она выпила до дна и через некоторое время расслабилась. Когда он налил еще, и на этот раз даже больше половины, она снова выпила молча.
Уже стемнело, когда она отвезла его обратно в город.
После этого она потеряла голову. Когда ее муж на рассвете уезжал в город, она сначала бродила босиком в спальне, раздумывая и вспоминая, потом быстро одевалась и тоже отправлялась в город. Подъезжала с другой стороны, через задворки, оставляла машину в гараже на окраине и долго пряталась за мусорными контейнерами, пока улица около отеля не становилась пустынной. Потом поспешно поднималась по темной лестнице, боясь, что нарвется на Джека, который жил через комнату от Мьюла.
Они долго разговаривали, лежа на продавленной кровати в полумраке комнаты, боясь, что их услышит Джек. О гостиничном клерке беспокоиться не приходилось — вечно полупьяный, он всегда находился в дальнем углу холла в своей комнатушке.
Увлекшись составлением плана, Мьюл не замечал, что Димпл становится все задумчивее и молчаливее.
— Если бы мы были женаты, — сказал он как-то, — нам не надо было бы от всех прятаться.
— Да, — отозвалась она после продолжительного молчания.
— Ты еще не починила балкон? — спросил он.
— Нет. Панчо до сих пор не явился домой.
Мьюл сам об этом позаботился. Каждый вечер, перед тем как отправиться на работу, он разыскивал в баре Панчо, дружески хлопал его по спине, и на стойке появлялись деньги, обеспечивавшие Панчо долгое счастливое время за стаканом.
Так прошла неделя, и когда у него не осталось сомнений в том, что он теперь крепко держит ее в руках, он сказал:
— Мы больше не можем так жить.
— Я знаю.
— Надо что-то делать.
— Что именно?
— Не будь дурой. Ты знаешь, что мы собираемся сделать.
Она посмотрела на него широко открыв глаза.
— Мы должны убить старика.
— Какого старика? — она нахмурилась, глядя в потолок, не веря своим ушам.
— Твоего мужа.
Она рассмеялась, как будто надеялась, что он пошутил. Последнее время Димпл смеялась нечасто.
— Мы скинем его с твоего балкона.
— Ты смеешься, Мьюл!
— Все произойдет, как тогда с собакой. Никто не докажет, что это был не несчастный случай.