Неожиданно показалось несколько человек. Они с опасливым любопытством заглядывали через спины людей, окружавших покойника. По их одежде нетрудно было понять, что это певцы церковного хора.
Не говоря ни слова, Ардашев перелез через перила и забрался на строительные леса. Он сорвал парусину, и прямо перед ним возникло смертоносное устройство.
На самодельной, сбитой из досок треноге лежал арбалет. К спусковому крючку была привязана бечёвка с весовой гирей, перекинутая через заднюю доску строительных лесов. Теперь она просто свисала. Другая, тонкая, но прочная верёвка, одним концом оказалась примотанной к передней доске лесов (тут же болтался её осмоленный кусок), а другим — к тому же грузу. Внизу на том месте, где, очевидно, она и перегорела, пламенела толстая восковая свеча.
— Что же это? — проронил человек в церковном облачении, поднявшийся к органу.
— Предумышленное смертоубийство, — задув свечу, ответил Ардашев.
— Надобно срочно вызвать полицию, — выговорил кистер.
— Думаю, полиция будет с минуты на минуту. До её приезда на лесах нельзя ничего трогать, — перебираясь обратно через перила, проговорил Клим Пантелеевич.
— Я викарий этого храма Калле Терас. А вы кто?
— Частный сыщик, и хотел бы опросить всех, присутствующих здесь лиц, а затем осмотреть орган. Выходит, с вами мы уже познакомились. Господина Пуусеппа я тоже знаю, а вот как тут оказался этот человек, — Ардашев кивнул в сторону могучего простолюдина лет сорока, — мне не понятно.
— Я калькант[11]. Был внутри органа, когда услышал крик листмейстера.
— Кого?
— Томаса. Помощника органиста. Я его так зову в шутку, из-за того, что он переворачивает страницы господину Бартелсену, — он глянул на покойного с опаской и поправился, — вернее, раньше переворачивал.
Ардашев повернулся к дрожащему, как заяц, ассистенту органиста и осведомился:
— А вы, Томас, ничего подозрительного не увидели?
— Нет-нет, — начал оправдываться помощник. — Господин Бартелсен играл, как обычно. Я управлял регистрами, потом перевернул страницу. Он как-то странно посмотрел на ноты, замер на мгновение, и я увидел, что ему в спину вонзилась стрела.
— А как же вы не заметили на лесах арбалет?
— Из-за материи его вовсе не было видно. Да и зачем мне леса осматривать?
— А когда их закрыли парусиной?
— Вчера, — ответил кистер.
— В котором часу?
— В пять вечера рабочие уже ушли.
— Стало быть, до закрытия храма в церковь мог войти, кто угодно?
Смотритель пожал плечами:
— Любой прихожанин.
— Получается, комната кальканта — единственное помещение с закрытой дверью на органной площадке?
— Конечно.
— Я хотел бы её осмотреть.
Кистер открыл дверь:
— Прошу.
Клим Пантелеевич ступил внутрь. Слева располагались кожаные меха гармошкой, почти такие, как изображают в книгах меха средневековых кузнечных мастерских.
— А это что? — спросил Ардашев, указывая на обёрнутые в материю бруски, лежащие на верхней доске.
— Простые кирпичи. Они расположены в определённом порядке и служат грузом для сдувания мехов. А накачивает их наш калькант, — пояснил церковный смотритель и указал на того самого человека лет сорока, в простой, неброской одежде. Пока играет орган, Ильмар не переставая, трудится.
Ардашев остановил взгляд на одном из кирпичей. На зелёном фоне материи, в которую этот груз был обёрнут, выделялись несколько коричневых ниток. Он вынул лупу и стал их рассматривать.
— Надо же! И вы здесь. И уже что-то нашли? — послышался знакомый голос.
Клим Пантелеевич обернулся. Рядом с пастором стоял Бруно Саар, судебный врач, фотограф и ещё один полицейский.
— Добрый день, инспектор!
Полицейский усмехнулся:
— Скорее — недобрый. Итак, что вы там отыскали?
— Арбалет XVI века. Тетива из пеньки почти сгнила. Преступник натянул новую, но остатки старой не снял. Вы можете их сравнить. Они абсолютно сходны с той верёвкой, что на концах стального лука. Ваш эксперт-криминалист легко это докажет. Судя по всему, злоумышленник спрятал арбалет и свечу в комнате кальканта, положив на меха. Кусочки тетивы осыпались. Вот возьмите. Corpus delicti,[12] — Клим Пантелеевич протянул улику. Инспектор тупо посмотрел на него, потом кивнул и высыпал в бумажный конверт остатки тетивы.
Ардашев продолжал:
— Затем, до начала службы, злодей установил арбалет на лесах, протянул верёвки и привязал гирю. Потом поджёг свечу. В нужное время механизм сработал, и стрела поразила органиста.
Саар перелез через перила на леса и вымолвил:
— Признаться, я не совсем понимаю, как устроена эта адова машина.
— Ничего сложного. Арбалет стоит на треноге. Одна верёвка привязана к спусковому крючку и гире. Она свисает с задней доски, но не падает, поскольку удерживается другой верёвкой, привязанной к передней доске. Так вот она и проходит через надрез на восковой свече к самому фитилю. Когда пламя дошло до неё, она перегорела и перестала держать гирю от падения. Последняя, сорвавшись вниз, потянула спусковой крючок арбалета, и стрела вылетела.
— Но откуда преступник мог знать, когда бечёвка перегорит?
— Эта свеча из вощины. Её диаметр — один сантиметр, высота — тридцать. Полностью сгорает за три часа. Опытным путём можно установить, через сколько минут после зажжения, огонь дойдёт до нужного места. Обращаю ваше внимание, что вторая верёвка, проходящая через свечу — не обычная бечева, а сапожная дратва. Она тоньше, прочнее и, к тому же, навощена, что приводит к быстрому горению.
Инспектор перелез через перила обратно. Тем временем, доктор уже осмотрел труп, извлёк из тела стрелу и тихо вымолвил:
— Mors vera.
— Что вы там бормочете, доктор? — недовольно спросил Саар.
— Я сказал, что наступила смерть.
— Так прикажите санитарам забирать труп!
— Да вот и они, — указывая на двух рослых мужчин, выговорил врач.
Тело положили на носилки. Полицейский вдруг снял туфли с покойника и принялся их внимательно рассматривать. Санитары ушли.
— Необычная обувь, — вымолвил Саар.
— Уж это точно! Не каждый сапожник возьмётся за её изготовление, — вмешался в разговор пастор.
— В Таллине только два мастера шьют туфли для органистов. У одного будка на Русском рынке, а другой у Александровской гимназии, — добавил викарий.
— Почему только двое?
— Слишком большие требования. На подошву и каблуки нужно наклеить замшевые наклейки, позволяющие ногам скользить вдоль и поперёк педалей. А чтобы чувствовать ножные клавиши, подошва должна быть очень тонкой. И каблук высокий, но не широкий. Это облегчает игру пяткой. Вставка на носке оберегает пальцы. Кожаный верх мягкий и эластичный, обеспечивает вентиляцию стопы. Но колодка нужна узкая, чтобы не допустить нажатие сразу двух басовых клавиш. Покойный как-то рассказывал мне об этих сапожных премудростях, — печально вздохнул викарий.
— Позвольте взглянуть? — попросил Ардашев.
Инспектор протянул туфли и сказал:
— Видно недавно из мастерской.
Клим Пантелеевич внимательно осмотрел обувь и вернул полицейскому. Тот, бросив их туфли на пол, вдруг обратился к листмейстеру, кальканисту и смотрителю:
— Завтра в девять приказываю всем, как очевидцам происшедшего, явиться ко мне в участок для подробного допроса.
— Всем? — переспросил кистер.
— Я что неясно выразился? — надменно выговорил полицейский.
— И хористам?
— Я же сказал — всем, включая пастора и викария.
Инспектор приблизился к Ардашеву и досадливо проронил:
— Чувствую я, что это убийство будет раскрыть не так-то просто. Попробуй отыщи злодея среди людского сонмища. Тут одних прихожан около сотни, не говоря уже о тех, кто имеет отношение к церковной службе. Все равно, что искать иголку стоге сена.
— Её можно найти, если в ушко вдета нитка.
— То-то и оно, если вдета, а если нет?
— Тогда надобно выяснить, чьи следы ведут к стогу.
— Вам-то хорошо разглагольствовать. Уехали в свою Прагу — и всё. А мне возись. Кстати, хотел вас поблагодарить насчёт происшествия в Фалле. Барона Калласа действительно задушили. Обнаружен перелом гортани и подъязычной кости. Но кто это сделал? Каков мотив? Совершенно непонятно.
— Quod erat demonstrandum[13].
— Да бросьте эту латынь! — полицейский недовольно шмыгнул носом. — А вообще, господин Ардашев, всё очень странно. Не успели вы прибыть в Таллин, как совершено три убийства. На красного дипломата товарища Минора налетел таксомотор, неизвестный преступник разделался с бароном Калласом, а вот сегодня из арбалета прикончили церковного органиста. Уж он-то кому мешал? Музыкантишка. Звёзд с неба не хватал. Играл во время службы — и на тебе! — стрела в спине. Давненько в нашем городе не было подобной вакханалии смерти.
— С бароном Калласом вы погорячились. Его убили за несколько дней до моего приезда в Ревель.
— В Таллин! Прошу не ошибаться.
— Хорошо, в Таллин. А обувь таксиста, угнанного «Ситроена» проверили?
Полицейский досадно махнул рукой.
— Не он. У него подошва и каблук подбиты железными гвоздями. Лично осматривал.
Глядя на арбалет, инспектор проговорил задумчиво:
— И откуда в храме взялось это допотопное оружие?
— Из дома Черноголовых, — произнёс женский голос откуда из-за спины. — Об этом говорят две заглавные буквы, выжженные на ложе — «GW». Я точно помню, что видела этот самострел у них в музее.
— И вы здесь? — инспектор поморщился.
— Я попросил мадам Варнавскую вызвать полицию, — пояснил Ардашев.
— Ах вот как? Тогда ясно, — проронил Саар. — Однако, мало ли кто писал на латыни. При чём здесь братство Черноголовых?
— Я же сказала, что видела его у Черноголовых. Неужели этого недостаточно? К тому же, архитектор, построивший дом Черноголовых похоронен в этом самом соборе, — блеснула эрудицией Варнавская.