— Мы ещё увидимся? Завтра после шести вечера я свободна.
Клим Пантелеевич улыбнулся и сказал:
— Я хотел задать вам тот же самый вопрос.
— Да? Видите, какая я нетерпеливая. Надо было всего лишь минуточку подождать.
— Хорошо бы было погулять по городу, потом посидеть в каком-нибудь кафе. Вы не против?
— С большим удовольствием.
— Вам будет удобно, если завтра вечером я буду ждать вас на этом же самом месте, в шесть?
— Лучше в шесть тридцать.
— Прекрасно!
— Тогда до завтра!
— До свидания!
Когда входная дверь за Анастасией закрылась, Ардашев сел в такси и велел водителю ехать в «Рояль». Длинный и трудный день, наконец-то закончился. Завтрашний обещал быть таким же.
Глава 10. Дератизатор
Агент специальных поручений Региступра[19] стоял у открытого окна своего номера гостиницы «Нольте» и нервно курил. А нервничать было от чего. Похоже, за ним началась слежка. Одного подозрительного субъекта он приметил ещё позавчера за столиком Концертного сада в «Екатеринентале», всё ещё носившем старое название. Уж слишком пристально тот наблюдал за ним. Сначала он решил, что ошибся и принял обычного ресторанного гуляку за офицера политической полиции Эстонии. В это хотелось верить, но интуиция подсказывала иное. «Если всё именно так, тогда дело совсем плохо, — рассуждал агент. — Выходит, я допустил промах. Но где и когда?»
И ответа на эти два вопроса у него не было. Для разведчика, тем более столь засекреченного, как он, это означало начало конца. Теперь время могло начать работать против него и, в таком случае, оставалось либо ложится на дно, либо бежать. Иначе ловушка скоро захлопнется. «Как бы там ни было, но паниковать раньше времени не стоит. Надо проанализировать ситуацию, — рассуждал он. — Допустим, появился предатель, который и сообщил обо мне в Охранную полицию. Откровенно говоря, это маловероятно. Я нахожусь в непосредственном подчинении всего одного человека — начальника сектора третьего отдела Региструпра РККА. Естественно, о моём существовании осведомлен и начальник Региструпра, как член Реввоенсовета Республики, но всей информацией он не владеет, потому что агенты моего уровня — штучный товар. Я не ограничен ни в финансах, ни в странах нахождения. И, если поступит приказ — могу убрать любого, где бы он не находился, хоть на краю света. И неважно, кто это будет. Враг, либо проворовавшийся советский дипломат, или завербованный английской разведкой советский разведчик. Главное, чтобы поступил приказ. Не моё дело вдаваться в тонкости. Наверное, поэтому мне и присвоили псевдоним агент «D», от английского «die» — умирать. Хотя, я бы выбрал другое слово, например «deratisator» — дератизатор — истребитель крыс, переносчиков инфекций. Ведь вся эта белогвардейская, буржуазная банда и есть заразная болезнь общества, приводящая к неравенству и угнетению. Ради торжества социальной справедливости мне приходится уничтожать гнусное капиталистическое отродье, которое никак не может смириться с грядущим поражением в Гражданской войне. Осталось несколько месяцев, и Врангель вместе со всей своей шайкой отправится вслед за Колчаком. Совсем недавно пришлось исполнить одно деликатное порученьеце здесь, в Ревеле. Казнил подлеца. Сделал это настолько ювелирно, что тупые эстляндские полицейские, наверняка, до сих пор, ничего не поняли. Да и куда им? На моём счету трупов хватает», — агент «D» улыбнулся. Он вспомнил события десятилетней давности, когда, будучи ещё в партии левых эсеров, занимался уничтожением провокаторов. Так в те времена называли секретных агентов Департамента полиции. Гоняться за ними приходилось по всему свету и потому он в совершенстве овладел многими европейскими языками. По сути дела, он приводил в исполнение приговоры и официально входил в заграничный отдел Боевой Организации. Скольких пришлось уничтожить за эти годы? Барковский, Грейгер, Соколов, Ройбах, Абашидзе… Кто-то «случайно» оступился, упав с платформы и попав под поезд на вокзале в Бирмингеме, а кого-то обнаружили в Сене. Вернее, случайно зацепили багром скелет, объеденный рыбами и раками настолько, что личность утопленника так и не установили. Как писали газеты, французская полиция не могла понять, почему труп не всплыл, хотя к его ногам или туловищу не был привязан никакой груз. Глупые. Для того, чтобы труп не всплыл необходимо всего лишь разрезать жертве живот от начала грудной клетки до самого паха.
Иногда он позволял себе вольность: перед ликвидацией оставлял жертве чёрную метку. Её мог увидеть только приговорённый. В этом был особый шик. Несчастный понимал, что его часы на земле сочтены, но поделать уже ничего не мог. Он был обречён. Полиция, как правило, эту запись, или рисунок, не замечала. «А вообще, убивать грамотно — искусство. Его не преподают в гимназии или университете, хотя, наверное, я мог бы вести такие курсы. И начал бы с объяснения, как научиться не оставлять следов на, так называемом, месте преступления и как выйти из трудной, на первый взгляд, ситуации. Допустим, у вас нет с собой перчаток, а дело не ждёт. Ничего страшного. Можно воспользоваться листом почтовой бумаги, или газетой, обмотав ею дверную ручку. Только потом следует не забыть её забрать и обязательно сжечь. В крайнем случае, можно протереть платком все предметы, за которые пришлось браться. Чаще всего именно небрежность приводит к провалу. След оставляет даже голый зад, не говоря уже о ладонях или ступнях. Кстати, на пыльной поверхности отпечатки пальцев смазываются, а вот следы обуви видны отлично. Если так случилось, что кровь попала на одежду, то не стоит её бросать в мусорный ящик или водоём. Лучше сжечь, где-нибудь за городом, чтобы не привлекать излишнего внимания. Или другое важное правило: после убийства нужно постараться уйти как можно дальше от места преступления. Следует менять транспорт. Пересаживаться с одного направления поезда на другое. Брать такси, идти пешком, нанимать извозчика и пользоваться метро. Пусть вас видят в разных местах совершенно посторонние люди. Запоминайте их характерные черты. Позже, если даже их допросят в качестве свидетелей, они не вспомнят точно ни время встречи с вами, ни конкретные обстоятельства. Зато вы будете утверждать то, что вам нужно, называя выгодные вам детали и, упоминая их. Другой момент: при имитации самоубийства жертвы путём выстрела из оружия, свою одежду следует отдать в стирку, да и самому лучше принять душ. Частицы пороха могут остаться на волосах, за ушами и руках. Нужно всегда отдавать себе отчёт в том, что самоубийство подстроить сложнее, чем замести следы».
Он затянулся, выпустил в окно сизую струйку папиросного дыма и на память пришли прошлые неудачи. Особенно досадных было три. Вспомнился агент петербургской охранки Добровольцев, так долго выдававший себя за непримиримого борца с царизмом. Ему не только удалось уйти от возмездия, но и занять должность полицмейстера Петрозаводска и Ораниенбаума. Исчез и потерялся где-то в Европе другой агент охранки — Евно Азеф, до сих пор избегающий справедливой кары. Самый большой душевный рубец остался от провала в Лондоне в 1913 году. В результате наводки офицера заграничной агентуры Департамента полиции английский сыскной инспектор вышел на мастерскую по изготовлению бомб в британской столице. Там находились только русские. Доказать его вину в организации производства взрывчатых веществ суду не удалось, но за причастность к этому делу Фемида Туманного Альбиона всё равно навесила ему два года каторги в Лондонской тюрьме.
И сейчас от одной мысли об этом узилище сердце начинало учащённо биться. Имени у заключённого не было. Вернее, оно составляло собой комбинацию из букв и цифр: В-3-66, то есть корпус В, третий этаж, камера 66. Три голые доски, простыня и серое одеяло, напоминающее солдатскую шинель, и было постелью. Тонкий соломенный матрац выдавали крайне редко и только в качестве поощрения. Спартанская обстановка: стул, железный столик, прикрученный к стене, и полка длинной не более половины аршина[20]. На ней могли находиться только четыре предмета: металлическая миска, деревянная ложка, железная кружка и евангелие. Чуть поодаль — параша. Её он обязан был выносить один раз в сутки. Свет в этот каменный мешок проникал лишь днём через крохотное зарешечённое оконце под самым потолком. На всех предметах, окружающих арестанта, включая стены, бельё, жёлтые штаны, куртку и шапочку были нанесены чёрные стрелки. Они стояли даже на посуде и обложке Евангелия. От них рябило в глазах. По замыслу тюремщиков эти стрелы являлись своеобразным клеймом каторжанина. За это время он ни разу не слышал ни одной музыкальной мелодии, если не считать пение жаворонка и щебетание воробьёв. В обычной жизни людей всегда окружают музыкальные звуки. Будь то уличный шарманщик или оперный концерт. В тюрьме этого нет. И к полному отсутствию музыки трудно привыкнуть. Чтобы не сойти с ума он мысленно пытался разложить на ноты скрип отпираемой двери, или громыхание кандалов в тюремном коридоре.
Пять лет прошло, но никак не забываются эти два года, проведённые в заграничном остроге.
Такого профессионала- ликвидатора большевики упустить не могли. В начале 1919 года они пригласили его вступить в их ряды. Это случилось вскоре после неудавшегося покушения на вождя мирового пролетариата эсерки Фани Каплан. Тогда многие из социалистов революционеров перекочевали в лагерь тех, кто не только сумел захватить власть, но и удерживал её, несмотря на Гражданскую войну и интервенцию. Он понимал, что в случае отказа его устранят и потому не стал испытывать судьбу и согласился на продолжение привычной работы, но уже под началом совсем другой организации — Региструпра РККА.
Дератизатор стоял у окна и смотрел на суетливый город. Холодный ветер беспокоил занавески. Солнце, загрустив по уходящему лету, спряталось за тучи. Пахло спелыми, насыпанными на лотках яблоками, и свежестью, которая обычно бывает перед дождём. Прохожие спешили по делам. «Людишки, по сути своей, скверные существа. И только партия большевиков сможет исправить их мелкобуржуазные душонки. Придёт время и Таллин будет советским. И вот тогда я посмотрю на лица этих довольных эстляндских мироедов», — подумал он и смял в пепельнице уже потухшую папиросу.