— Супруги ещё вчера уехали в Таллин. Господин Юрген Аус теперь руководит всеми газетами, журналами и типографиями покойного тестя. В Эстонии это фактически вся пресса.
— «Последние известия» тоже его? — осведомился Ардашев.
— Да.
— Уж больно просоветские статьи в них печатаются. Ульянова цитируют, Троцкого…
— К сожалению, вы правы, — посетовал управляющий. Покойный барон никогда бы этого не допустил. Он мирных масонов терпеть не мог, а уж большевиков и подавно! Не для того мы отстаивали независимость, чтобы дружить с красными бандитами.
— Признаться, я не против раннего завтрака. Правда, имеется одно препятствие, — озадачился инспектор. — Как быть с двумя моторами, если шофёр у нас один. Ни я, ни господин управляющий водить не умеем, а до имения с полверсты. И «Ситроен» бросать я бы не хотел.
— Господа, не волнуйтесь. Я могу управлять любым автомобилем, независимо от марки.
— Вы просто находка, господин Ардашев, — обрадовался полицейский. — В таком случае, мы поедем в замок на «Ситроене», а шофёра я отпущу. Пусть возвращается в Таллин.
Инспектор поставил несессер на заднее сиденье «Форда» и что-то сказал водителю. Тот кивнул, завёл двигатель и уехал. Ещё через пару минут по той же по лесной дороге на восток покатил «Ситроен — туда, где за холмом всходило солнце, озарявшее красноватым светом верхушки старых, разлапистых елей.
Глава 6. Замок Фалль
На берегу речки Кегель, там, где она, сбегает с холма и превращается в редкой красоты водопад, стоял замок, построенный в английском готическом стиле с восьмиугольной башней.
«Ситроен» заглушил двигатель у главного крыльца, украшенного белыми мраморными львами, вазами с цветами и плетущимися лианами. И если бы не массивные двери, то весь навес походил бы, скорее, на изящную беседку, чем на парадный вход. Совсем рядом виднелась оставленная кем-то садовая тачка, а рядом с ней, на зелёной лужайке, лежал бульдог с грустными глазами.
Увидев гостей, пёс отвернулся.
— Прошу, — Коппель предложил инспектору и Ардашеву войти.
Уже, находясь внутри, он сказал:
— Погуляйте пока по зале, тут много разных картин, скульптур и предметов старины. Уверен, вам не будет скучно. А я тем временем, приготовлю завтрак в своём логове.
Клим Пантелеевич остановился перед огромной яшморовой вазой. Табличка поясняла, что она привезена из Зимнего дворца и подарена хозяину замка русским императором Николаем I. Тут же были выложены медальоны русских князей и царей от Рюрика и кончая Императором Павлом I.
Минут через десять появился управляющий. Он предложил пройти в его домик, находившийся рядом с замком.
На столе уже была порезана розовая ветчина, масло, сыр, варенье, чай и кофе.
— Угощайтесь, господа, — предложил Коппель.
— Вы очень любезны, — усаживаясь за стол, вымолвил Клим Пантелеевич и поинтересовался: — А кто построил замок?
— Само имение принадлежало графу Бенкендорфу, бывшему шефу жандармов и командовавшему Императорской квартирой в царствование Николая Павловича. После его смерти оно, в порядке майората[5], перешло в род его младшей дочери княгини Волконской. И до самого 1917 года имением распоряжался светлейший князь Григорий Петрович Волконский. Но в конце этого смутного года имущество было разграблено окрестными крестьянами. Кое-что удалось спасти, но многое было украдено, даже столовое серебро. И уже в январе восемнадцатого года, имение выставили на продажу. Мой хозяин, барон Каллас, выкупил его со всей обстановкой. Не скрою, мне пришлось много потрудиться, чтобы навести здесь порядок. Барон так радовался своему приобретению и тут вдруг, ни с того не с сего, отметив юбилей, повесился.
— Как это случилось? — сделав глоток кофе, поинтересовался Ардашев.
— Барон был человеком жизнерадостным, и его пятидесятый день рождения праздновали уже четвёртый день. Овдовев семь лет назад, он не испытывал недостатка в женском внимании. Весь вечер пел цыганский хор, выступал куплетист и певец, ему аккомпанировал дамский оркестр. Вино лилось рекой, людей было много. Господин Каллас в какой-то момент исчез, и я решил, что он пошёл спать. Ближе к утру я отправился спросить его, надо ли отправлять артистов в Таллин, или празднование продолжится. Но в спальне его не было, и тут появился садовник. От волнения он не мог ничего объяснить, а только мычал что-то и указывал в сторону старого дуба у водопада. Я пошёл туда и увидел страшную картину: хозяин имения висел на самой нижней ветке, а рядом с ним — двухступенчатая стремянка. Мы сняли тело. Но он был уже мёртв. Прибежала дочь и зять. Сообщили в полицию. Приехал господин инспектор.
— А что показало вскрытие?
— Его не делали, — ответил полицейский. — А зачем? И так всё ясно. Никаких видимых повреждений на покойнике не было.
— А стремянка стояла или лежала?
— Стояла.
— Вы сказали «двухступенчатая стремянка»? Но такие лестницы неудобны для работы в саду. Обычно их используют в библиотеках.
— Вы правы. Барон взял её из своего кабинета, который одновременно является и библиотекой.
— Он оставил прощальное письмо?
— Нет.
— Большое спасибо за прекрасный завтрак. Однако хотелось бы взглянуть на место самоубийства. Вы меня проводите? — промокнув губы салфеткой, осведомился Клим Пантелеевич.
— Хорошо, — согласился Коппель и бросил взгляд на инспектора.
Все трое тут же отправились к водопаду. Управляющий с удовольствием рассказывал гостям об имении:
— А это церковь Святого Захария и Святой Василисы. Так и осталась от прежних хозяев.
Ардашев вдруг остановился посередине двора и, указывая на статую Венеры в центре клумбы, спросил:
— Простите, неужели это подлинник работы Антонио Кановы?
— Вы совершенно правы. Её привезли из Италии лет сто тому назад.
Дорожка извивалась и бежала мимо оранжерей, построенных в виде ступенчатого амфитеатра. Фрамуги были открыты, и в них виднелись цветущие диковинные кустарники, цитрусовые деревья и низкорослые пальмы.
— В оранжереях даже ананасы выращиваем. А вообще, Волконские высадили в парке множество деревьев со всего света. Их везли отовсюду: из Сибири, Кавказа, Европы, Америки и Азии. Да и руками русских государей, начиная с императора Николая I, высажена целая аллея. Кто только не отдыхал в этом имении! Министры, писатели, поэты, учёные… Был тут и поэт Тютчев. И каждому предлагалось посадить на алее дерево. Не правда ли, хорошая традиция? — Коппель вдруг замолк и добавил. — Дуб, на котором повесился барон посажен покойным императором Павлом, незадолго до гибели. Такое вот несчастливое совпадение.
— А может, спилить его к чертям, раз он несчастье приносит, а? — вмешался в разговор инспектор.
— Ну что вы, господин полицейский. Это история! — возмутился управляющий.
— А кроме шоссе, как ещё можно сюда добраться из Ревеля?
— По Балтийской железной дороге, если сойти на полустанке Кегель. Там на извозчичьей бирже легко нанять коляску. Это в тринадцати верстах от отсюда, если идти по дороге. А напрямую — вёрст пять, не больше.
Высокий и раскидистый дуб у реки казался исполином среди клёнов и берёз. На одной из веток сидела сорока и, разглядывая людей, нервно каркала, точно хотела прогнать непрошенных гостей.
— Мерзкая тварь. Она ещё и ругается. Ненавижу ворон, — недовольно пробубнил полицейский.
— Это сорока. У неё тут гнездо, — пояснил управляющий.
— Да все они падалью питаются, заразу разносят, тьфу гадость, — выругался инспектор.
Он покачал головой и продолжил:
— И что ему не жилось, этому вашему барону? Денег хватало. Рядом дочь, зять. Наверное, скоро бы и внуки появились.
— Да как вам сказать, — пожал плечами Коппель. — Последние полгода дела у него шли неважно. Несколько газет он собирался закрыть. А дней за десять до гибели к нему приезжал какой-то человек. Они сидели на верхней веранде. Говорили по-русски. Я проходил под ней и услышал, что незнакомец предлагал барону оплатить все его долги в обмен на изменение газетной политики таким образом, чтобы визитёр сам определял кого хвалить, а кого ругать. Хозяин стал возмущаться и выгнал непрошенного гостя. Больше я его здесь не видел.
— Зато сейчас в «Последних известиях» о большевиках пишут так хвалебно, будто эстонцы с ними и не воевали, — заметил Клим Пантелеевич.
— Да, — согласился управляющий, — не удивлюсь, если Юрген Аус уже принял подобное предложение от того самого русского.
— Господин Коппель, чтобы развеять всякие сомнения в отношении гибели барона, мне нужна высокая садовая стремянка. Возможно, после моего осмотра инспектор захочет получить кусок ветки, на которой висел труп, так что лучше сразу прислать сюда человека с пилой, — пояснил Клим Пантелеевич.
— Тогда я вынужден оставить вас на некоторое время. А вы пока полюбуйтесь рекой с висячего моста. Панорама с того берега тоже замечательная — выговорил управляющий и зашагал к замку.
Подождав пока Коппель удалится на приличное расстояние, инспектор, глядя недоверчиво на Ардашева, спросил:
— Что вы задумали, господин частный сыщик? Почему вы ставите под сомнение заключение о самоубийстве барона Калласа?
— Как раз потому, что полиция, как я понимаю, так и не удосужилась сделать вскрытие трупа.
— Вскрытие не проводили, потому что дочь была против, — отрезал полицейский.
— Насколько я понимаю процессуальные тонкости уголовного расследования, в данном случае совершенно не обязательно было получать согласие родственников на эту процедуру.
— Мы не намеревались идти на скандал. Однако, хотел бы я знать, как с помощью лестницы вы собираетесь поставить под сомнение заключение деревенского фельдшера? — усмехнулся полицейский.
— А разве вы приезжали сюда без судебного медика?
— Пришлось отправиться одному. Доктору в тот день нездоровилось, и он не вышел на службу.
— Скажите, инспектор, а верёвка, которой воспользовался покойный, откуда? Вы её осматривали?