-то чемпионом. Что ты поставишь?
— Два каноэ с золотом, — не сомневаясь ответил я.
Тут один из родственников засуетился:
— Не надо, папочка! Этот человек колдун. Вся река об этом знает. У него умный тик-ток.
Слегка струхнув, вождь выместил злость на соплеменниках.
— Тихо! Что за предрассудки? — Он хотел показаться крутым и очень продвинутым. — Тик-ток — это обычная игра, побеждает сильнейший, а я лучший игрок в джунглях! Может, кто-нибудь сомневается?
Таких смельчаков не нашлось. Круг быстро нарисовали, положили десять орехов, отмерили дистанцию. Я вежливо предложил вождю бросать первым, поскольку он тут самый главный. Он сделал свою игру в два броска. Публика приветствовала его успех.
Затем я бросил свой тик-ток, заказав один, но меткий удар. Тик-ток промчался маленьким смерчем, выпихивая орехи за пределы круга. Одним ударом и получилось.
По правилам игры победитель приносит биты, а проигравший бросает первым в следующий раз.
Во второй партии вождь окончательно раскис, ему понадобилось три броска, чтобы выбить все орехи. Мне стало жалко старика, и я решил дать ему фору, естественно, только на время. Поглаживая свой тик-ток, я приказал мысленно: «На этот раз пусть будет с пяти бросков, но последнюю игру закончи снова, как и первую, одним ударом».
По моей же просьбе я продул, а вождь, слегка успокоившись, с горделивым видом отдал мне мой тик-ток. Я швырнул его не целясь и без тени сомнения. Представьте же мой ужас, когда послушный обычно мне тик-ток вместо того чтобы выбить одним ударом десять орехов, позорно шлепнулся в грязь, не долетев до круга! Может, бедняга захмелел вместе со мной? Я снова бросил, вкладывая в тик-ток всю силу моих мыслей, но выбил только один орех. Закончил я со смешным счетом — восемь.
Вождь пошел за битами, а я стоял поверженный. Он подал мне орех, я посмотрел и вздрогнул — это был не мой тик-ток!
Ах вот в чем дело… Старый хрыч подменил орехи, когда ходил за битами. Но я сдержал гнев, потому что толпа вдруг притихла и все схватились за оружие — кто за мачете, кто за копье или лук со стрелами.
— Извините, сэр, — сказал я, — но здесь произошла ошибка. Это не мой тик-ток.
— А чей же?
— Ваш. Мой вы держите в своей руке. Отдайте его мне, пожалуйста.
Забыв про осторожность, я схватил его за руку. Он успел среагировать, вот ловкая гнида! И откуда у него столько сил?
Мы стояли, сцепившись, секунд двадцать. Затем я услышал легкий треск. Мой оппонент тоже его услышал и отступил, сделав знак дикарям, которые уже хотели вмешаться.
Он вытянул руку и показал мне. На его ладони лежал обычный тик-ток.
На своей ладони я увидел мой собственный тик-ток, расколотый пополам. Я смотрел завороженный на ядро ореха, которое в точности, как две капли воды, было похоже на человеческий мозг.
Самое удивительное, что, когда я дотронулся до него пальцем, он вздрогнул, пискнул жалобно и затих. Честное слово, я заплакал тогда как ребенок.
Но я собрал свои нервы в комок и сказал:
— Ладно, эта игра не считается. По нулям. Где мои люди? Мы отплываем немедленно.
Только тогда я заметил на берегу сваленные тюки, подозрительно мне знакомые.
— Чтобы не утруждать твоих гребцов, — сказал вождь, — мы сами разгрузили ваши каноэ. Я не желаю тебе зла. Можешь взять золота полные руки и греби отсюда. Я хотел отдать тебе алмаз, но ты оказался жуликом, кидалой. В этой жизни никому нельзя верить.
Я достал револьвер.
— А за это сколько дашь? — спросил я.
— О! Еще две пригоршни золота. Если я выстрелю из него разок на пробу.
Я разрешил ему пальнуть в воздух и забрал револьвер.
— Сначала золото, — сказал я.
Со дна реки я набрал глины и залепил ею дуло револьвера. Глина высохнет и превратится в камень. Старый пердун больше никогда не будет играть в тик-ток.
Я похоронил останки моего мыслящего друга, но у меня было странное чувство, что вместе с расколотым орехом я похоронил здесь и частичку себя. Золото и алмазы еще можно найти, а вот душу…
Итак, я добрался до побережья и сел на сухогруз, идущий в Тампу. Наверное, меня преследовал злой рок. До Флориды я все эти самородки не довез, осталось несколько кусочков золота. Я их храню как… не знаю… как сувенир! Вы были очень добры ко мне. Позвольте, я подарю вам один самородок, небольшой, конечно. А мне надо торопиться. Вот, держите.
Он уронил на стол крохотный, но тяжеленький кусочек причудливой формы.
— Хорошо будет смотреться в булавке для галстука, — сказал Пилгрим.
— Я не могу принять такой дорогой подарок! И ничего не могу предложить вам взамен! — сказал я.
— И не надо. Мы оба неудачники, мы должны помогать друг другу. Извините, мне пора. Если у вас есть какая-нибудь мелочь…
— У меня только десять долларов. — В его глазах я увидел неизбывную печаль и добавил: — Берите, я буду рад вам помочь.
— Вы меня выручили. Я ваш вечный должник.
— Что ж, счастливого пути, — сказал я.
— Мне в другую сторону.
Мы попрощались. Задумчивый я брел по улице, пока не оказался на Шестой авеню, недалеко от 46-й Вест-стрит, где ювелирных магазинов больше, чем закусочных. Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, я вошел в магазин и показал хозяину самородок.
— Во сколько оцените? — спросил я.
— Издеваетесь? — был ответ. — Сколько, по-вашему, стоит кусок свинца? В сувенирной лавке такие позолоченные «самородки» идут по пятьдесят центов за дюжину. Вы на это купились?
— Не думаю, — сказал я и положил самородок обратно в карман.
— Постойте, — засуетился хозяин. — Неплохая имитация. Так и быть, за пару баксов возьму.
— Нет уж!
Я похлопал себя по карману и вдруг вспомнил, что в детстве тоже забавлялся: плавил своих старых оловянных солдатиков над чашкой холодной воды, получались действительно маленькие самородки непредсказуемой формы, но у них были острые края, а мой самородок гладкий, отполированный временем, чувствовалось, что он настоящий.
— Может быть, я и ошибся, — сказал ювелир. — За сорок лет-то чего не бывает! Дайте я взгляну еще разок.
Но я пошел в другой магазин, рядом, с массивными дубовыми дверями.
На одном прилавке лежали вперемешку старинные браслеты и цепочки для часов, золотые зубы и запонки. На другом красовались крупные алмазы с ценниками.
Я вытащил свой самородок, спросил громко и уверенным тоном:
— Сколько дадите?
Хозяин внимательно осмотрел самородок, взвесил его на весах, покапал немного кислоты.
— Чистое золото, — сказал он. — Где вы его взяли?
— Друг подарил.
— Хотел бы я иметь таких друзей. — И позвал: — Ирвинг! Иди посмотри. Откуда, как ты думаешь?
— Золото не африканское, — сказал Ирвинг. — И не индийское. Калифорния? Нет. Южная Америка.
— Молодец. Правильно.
— Откуда вы знаете? — удивился я.
Он пожал плечами:
— А как вы отличаете соль и сахар? Рыночная цена этого кусочка золота сорок долларов или около того. Я тоже должен делать свой бизнес, поэтому — тридцать пять.
— Э-э… — не понял я.
— Тридцать шесть и ни цента больше. — Он отсчитал деньги и положил передо мной. — А если ваш друг подарит вам еще такие самородки, тащите их ко мне.
Я взял деньги, поймал такси и поехал в бар.
— Человек, с которым я разговаривал, где он? — спросил я у бармена.
— Что, обул он вас? Я-то стреляный воробей, любой кидок чую за милю. Мне этот жулик сразу не понравился. На вашем месте я бы…
— Куда он пошел?
— Я не заметил. Он заказал напоследок двойное виски, оставил мне полдоллара чаевых и вышел.
— Вот мой телефон, — сказал я. — Если он появится снова, дайте мне знать в любое время дня и ночи. Задержите его до моего прихода.
Но Пилгрим больше не появился в этом баре.
Я расспрашивал всюду, но безрезультатно. Человек со старомодным английским акцентом, слегка эксцентричный, с болезненной внешностью, который все время говорит о Золотой реке и о несметных сокровищах, — если вы его встретите, непременно сообщите мне, я дам вам сколько угодно за любую информацию о нем.
Майк Мармер
ВИД С ТЕРРАСЫ
Апельсиновое солнце прошло полпути в небе Ямайки и зависло над Карибами, словно любуясь получившимся в результате световым эффектом. Короткие полуденные тени удлинялись постепенно, в сочных открытых красках возникали тончайшие нежные переходы, белоснежный фасад отеля «Дорадо» выделялся ярким бликом на фоне залива.
Диссонансом в этой идиллической картинке был крик Джорджа Фэрнхема, его падающее тело, вытянутые руки — он пытался зацепиться за ограждение террасы, — треск пальмовых веток и ужасный удар, когда тело рухнуло на патио внизу.
Вдова мистера Фэрнхема со скорбным лицом сидела на софе в номере отеля на двенадцатом этаже, откуда полчаса назад и спланировал ее несчастный муж.
Напротив нее сидел мистер Тиббл, менеджер «Дорадо», и, хотя ему это было не по душе, пытался как мог выразить свои соболезнования, ведь он отвечал за все, что происходит в отеле.
Тиббл покачал головой.
— Ужасно, — сказал он, посмотрев на террасу, — невероятный несчастный случай, — добавил он.
Вдова глянула на него с благодарностью, едва заметно кивнула и склонила голову еще ниже.
Несчастный случай! Она не думала, что смерть Джорджа можно так назвать — несчастный случай.
Особенно в тот короткий момент на террасе. Уже перед глазами было все: полиция, следователи, суд. И вдруг из пропасти, разверзшейся перед нею, она слышит голос мистера Тиббла, который говорит о несчастном случае.
Она вспомнила, что и раньше слышала эти слова, в лифте, она спешила вниз, на первый этаж, просто она не обратила внимания.
«Несчастный случай… — шептали вокруг. — Ужасная трагедия… такая красивая женщина… двое детей… милые детки… невероятный случай».
Неужели никто не видел, что на самом деле произошло на террасе?