Она вскочила, налила чаю для себя, немного молока в блюдце для своего любимца. Из сумочки она достала сахарную косточку, которую выпросила в столовой на работе. На косточке было немного мяса, и от нее исходил соблазнительный аромат. Мисс Уинтерс глодала кость, смотрела на голые стены, и в глазах у нее стояли слезы. Ей было себя жалко. Она всхлипнула и положила косточку перед котом. Забыв про молоко, кот жадно набросился на кость. Он громко урчал, помахивая хвостом.
Мисс Уинтерс сняла шляпу и принялась за свой чай. Она пила и смотрела на кота, любуясь его грацией, его волшебными зелеными глазами.
Ветер усиливался.
В комнату из всех щелей полз холод, по мере того как за окном сгущалась темнота, холод становился все невыносимей.
Мисс Уинтерс сняла пальто, нагрела свою фланелевую рубашку перед камином. Она положила бутылки с кипятком на кровать, между ледяными простынями. Взяв кота в охапку, мисс Уинтерс забралась в постель и укуталась как можно плотнее. Она прочитала несколько страниц из любовного романа, который всегда помогал ей уснуть, и выключила торшер.
Среди ночи она проснулась. Ветер, будто ему было мало мучить ее весь день, не давал ей покоя даже ночью. Он выл страшно, стучал в окно, колошматил рамами, которые мисс Уинтерс заткнула плотной оберточной бумагой, взятой в мясной лавке, и все равно казалось, что стекла сейчас вылетят.
Что-то проскрежетало сверху, на крыше, и продолжало прыгать. Спать было совершенно невозможно. Холод, дикий холод сковывал лицо, руки, ноги. Кипяток давно остыл, не оставив ни малейшей надежды на сон и комфорт. Она включила свет, будто со светом было теплее. Кот весь издергался, вылез из-под одеяла и нервно расхаживал по кровати.
Налетел особенно сильный порыв ветра. Все засвистело и завыло снаружи, стекло треснуло и разлетелось по комнате как шрапнель. Кот подпрыгнул с испуга и грудью встретил страшный осколок, похожий на зазубренное копье. Жалобно мяукнув, кот свалился на желтый ковер, капли крови вокруг — словно лепестки алой розы.
Мисс Уинтерс встала с кровати. В душе был ледяной холод. Такой холодной и яростной бывает только месть.
Она прошла по осколкам и подняла безжизненное тело. Любимые зеленые глаза застилал мертвенный туман, кровь капала на ее чулки, теплые крупные капли крови.
Она долго стояла неподвижно. Затем положила кота обратно на пол и сказала нечто бессмысленное:
— Ну хватит, это уже слишком!
Она знала теперь, что должна делать, а потому сразу успокоилась. Подошла к постели и стала срывать простыни, одеяла, задумчиво посмотрела на большой вышитый пододеяльник и решительно бросила его в общую кучу.
Как это она не додумалась раньше! Она должна поймать ветер и крепко привязать его к чему-нибудь прочному, чтобы он уже никуда не сорвался и не убежал. Он больше не будет мучить женщин по ночам, пугать их своим ревом, убивать их котов! Она обулась, взяла сверток с простынями и вышла из дома.
— Кто-нибудь видел ветер? — спрашивала она словами детской песенки.
А ветер трепал ее сорочку и пытался вырвать из рук простыни и одеяла.
— Ха-ха! — сказала она, прижимая к себе простыни. — Нет, ничего у тебя не выйдет! Не в этот раз, приятель! — И продолжала: — Кто видел ветер? Куда уходит ветер? Высоко в небо!
Она посмотрела вверх. В ночном небе сверкал шпиль, острый как копье. Ветер тоже бывает острый. Стеклянным осколком он убил ее кота. Она должна убить ветер.
— О’кей, — хмыкнула она и направилась к церкви.
Задняя дверь была открыта, как она и предполагала.
Мисс Уинтерс, не колеблясь ни секунды, стала взбираться по лестнице. Наступая на простыни, спотыкаясь и хихикая, она поднималась все выше. Внутри каменной башни ветра не было, но мисс Уинтерс это временное затишье не могло обмануть. Ветер ждал ее наверху — и она ждала этого момента!
Вот и верхняя площадка, квадратное помещение в готическом стиле, с прилепившимся снаружи балкончиком. Ветер был тут, он рычал как лев. Но мисс Уинтерс его не боялась.
— Мы посмотрим! — крикнула она. — Теперь мы посмотрим!
Она расправила самую большую простынь. Конечно, ветер попытался отнять ее, вырвать из рук, но она крепко держала простынь за четыре угла и с ней вышла на крохотный балкон. Огни города мерцали далеко внизу. Она смотрела на них, будто желая сказать: «Вот, я его поймала! Я поймала этот проклятый ветер!»
И ветер дунул, прямо в простынь, которая поднялась как тесто на дрожжах. Мисс Уинтерс надо было прыгнуть, чтобы поймать ветер, он все-таки попался! Она была так счастлива, ей было так хорошо и безмятежно, будто она шла по воздуху!
Она посмотрела вниз, огни летели ей навстречу. Было лишь одно ледяное мгновение, в которое она успела понять, что ветер выиграл и на этот раз.
Тэлмидж Пауэлл
ГРОБ № 14
Да, я работаю в морге по ночам, и ничего в этом смешного нет. Это не потому, что я какой-нибудь недоделанный. Кампус, между прочим, в сто раз хуже.
Не могу сказать, что я дико счастлив, я и сам боюсь мертвецов, но в данном случае они помогают мне выжить. У меня остается больше времени для занятий — днем в колледже, а ночью в морге. Поработаю, подремлю, позанимаюсь. Всего и делов-то, проверить журнал «постояльцев» и бирки на гробах или ящиках в морозильной камере. И никаких проблем. По крайней мере я так думал.
В эту ночь я сменил на боевом посту Олава Дейли. Старик всегда торопился отсюда выйти после смены. Как обычно он на прощанье буркнул «хеллоу» и «гудбай».
Меня окружала глубокая тишина, я был тут один. Я бросил на стол учебники, поставил термос с черным кофе и транзистор. Затем я подвинул к себе тяжелый гроссбух и посмотрел, какие у нас есть новые поступления.
Олав аккуратист, любит во всем порядок, и буковки у него ровненькие, кругленькие, как паучки. Мужчина — утопленник. Мужчина и женщина погибли в автокатастрофе. Один обгоревший труп. Мужчина, продырявленный ножом. Женщина — выловили из реки.
Стандартный набор. А то на прошлой неделе была тут одна ведьма. Чокнутая старуха, грязная, жалкая, страшная как смерть. Сама она считала себя настоящей колдуньей, повелительницей темных сил. В нашем районе живут одни бедняки, поэтому она пользовалась успехом. Многие верили, что она действительно ведьма. Стоило только взглянуть на нее. Лицо, как череп, кривой перебитый нос, выступающий вперед подбородок, беззубый рот и жуткие грязные космы.
Она предсказывала судьбу и выигрышные номера, продавала «любовный напиток» и разные заклинания. Правда, никогда не наводила порчу на людей. Это любой из местных может подтвердить. Душной летней ночью она забралась на крышу, то ли собралась полетать, то ли подышать свежим воздухом. Старуха упала с восьмого этажа. Кое-как ее отодрали от асфальта и положили в ящик № 14. Через три дня тело забрал какой-то ее дальний родственник.
Три дня — это срок для нас, хотя и с заморозкой. Олав замучил меня, ему все мерещился запах, оставшийся после ведьмы.
— Клянусь, ты понюхай, сам убедишься.
Я ничего такого не замечал. А может, мой нос не чуял — у нас в колледже недавно была лабораторная по химии.
Я закрыл журнал. Пора было сделать инспекцию помещения.
В большой мертвецкой, ярко освещенной, было холодно. Пахло антисептиком. Напротив — двойная дверь, через которую к нам доставляют клиентов. Рядом с дверью узкий мраморный стол, на мое счастье, пустой в эту минуту, но он обязательно еще понадобится. Тихонько жужжит морозильная установка, звук едва различим, его скорее чувствуешь, чем слышишь.
Справа ряды ящиков, как в камере хранения на вокзале. Трупы увозят отсюда либо родственники, либо похороны оплачиваются из городской казны.
Если на ручке ящика есть табличка с датой, значит, он уже занят.
Я прошелся вдоль мрачной стены, проверяя своих клиентов и насвистывая для храбрости.
Около ящика № 14 я принюхался специально, желая убедиться, что из него ничем не пахнет. Этот старый осел Олав все выдумывает, разумеется, или ему мерещится.
И тут я перестал свистеть. Я ведь отлично помнил, что Олав не вписывал № 14 в книгу регистраций! Однако на ручке висел ярлык. Я перевернул ярлык раз, другой, третий… и все быстрее. Он был совершенно чистый, без единой надписи.
Я почесал в затылке. Олав, хрень старая! Дубина! Но не полный идиот. Не мог он забыть про дату. Это совсем не похоже на него.
Вдруг до меня дошло. Старый мошенник решил надо мной подшутить. Ну юморист! Вот уж не замечал, что за ним такое водится.
Я снова засвистел, схватился за ручку и потянул к себе. Ящик выехал на колесиках.
В ящике лежала девушка. Блондинка. Красивая. Она была красивая даже после смерти.
Волосы у меня на голове встали дыбом. Я смотрел не в силах оторвать глаза. У нее были тонкие черты, кожа гладкая как шелк, покрытая легким загаром. Глаза ее были закрыты, как будто ока спала. Из одежды только белый халатик со значком медсестры на воротничке. И единственное украшение — тонкий золотой браслет с пластинкой, на которой выгравированы две буквы: «2.1_.».
Опомнившись, я выбежал из мертвецкой, схватил журнал и принялся лихорадочно его перелистывать. Старик Олав, возможно, и не виноват.
Но ни вчера, ни позавчера не было записей с № 14. Через стеклянную дверь я посмотрел на ящик, который не успел задвинуть обратно. Блондинка 2.1_. лежала там, мертвая, но как живая.
Я сел за стол, вытащил из кармана платок и вытер вспотевший лоб. Глубоко вздохнув, придвинул к себе телефон, поднял трубку и набрал номер старика Олава, а пока раздавались длинные гудки, я боязливо оглядывался.
После шестого или седьмого звонка трубку взяла его жена. Нет, сказала она, Олав еще не пришел. И чуть добрее:
— Минуточку, вот он, кажется.
Олав откашлялся в трубку:
— Ну?
— Это Тули Брэнсон.
— А что случилось?
— Мне нужна информация о девушке в № 14.
— В № 14 никого нет, Тули.
— Есть. Там лежит девушка, блондинка. Совсем юная и очень красивая. Вы забыли вписать в журнал дату поступления, сэр.