Аня решила убить время за изучением местного ассортимента продукции. Открыв дверь, она резко остановилась: за прилавком стояла Лора. Дверной колокольчик гудел слабеющим звоном. Ане пришлось идти вперед. Она не говорила с Лорой после похорон Тани, избегала всех участников роковой ссоры.
Лора подняла взгляд от журнала должников. Безразличие сменилось антипатией.
– Привет! – постаралась дружелюбно держаться Аня.
– Привет! – в ответе Лоры сквозила надменная холодность.
Аня пробежала взглядом по стеллажам за ее спиной. Она хотела спросить о кукурузных хлопьях, но нарядный образ девушки немного смутил ее. В бледно-розовом платье-трапеции и с жемчугом в ушах, Лора больше походила на модницу из шестидесятых, чем на продавщицу. Молчание затягивалось. Лора перелистывала журнал, максимально игнорируя Аню. Развернуться и уйти выглядело бы глупо, но, возможно, правильно. Аня побрела вдоль холодильных витрин, смотря на консервы, сыры, – видя, и не различая продукты.
Дверной колокольчик звякнул, позади недоверчиво обратились:
– Руднева? Ну и ну, вот так встреча!
Аня обернулась. К прилавку торопливо шагали Надя и Инга. Они чмокнули воздух возле щек Лоры, и повторили то же приветствие с Аней.
– Какими судьбами? – спросила Инга, предвзято осматривая Аню с ног до головы. – Такая бледная.
Сама Инга выглядела изможденным пеликаном – разительный контраст с румяной рыжеволосой Надей. Кожаная дубленка с бахромой свисала с плеч Инги театральным плащом. Белый шарф скрывал длинную шею. Голову с высокой прической словно приклеили к телу.
– Спала плохо, – призналась Аня.
Надя широко заулыбалась:
– Обалдеть! Они твердили, что ты не приедешь. А я знала! Знала, – она шутливо ущипнула Аню за руку, – ты не бросишь брата.
Хлопнув в ладоши, Надя показала подругам язык. Инга и Лора хмыкнули. Аня молчаливо отвернулась, и взгляд Нади потускнел.
– Как бабушка? – заботливо спросила.
– Нормально, – ответила Аня спокойно, хотя с бабушкой все было далеко не нормально. – Угрозы жизни нет. – Потому что она далеко от Сажного, – хотелось добавить, но Аня лишь нацепила дежурную улыбку.
– Брат молодцом?
– Да, вполне. У него завтра день рождения, – пояснила, словно ее присутствию нуждалось веское обоснование. – Я пришла за… шоколадом. Он любит горький.
– О, Лор, Костя привез тот импортный? – спросила Надя воодушевленно. – Швейцарский?
– Не знаю. – Лора передала в руки Инге буханку хлеба и пачку масла. – У холодильника смотри.
Надя зацокала каблуками к холодильным шкафам с напитками, мороженным и полуфабрикатами. В углу стоял стеллаж с пачками чая, кофе и плитками шоколада.
– Вот. Две плитки осталось. С апельсином. Вкуснятина – пальчики оближет.
Ценник впечатлял, но Аня решила не подвергать вкусы подруги сомнению. Инга уже шагала к двери.
– Я сейчас свалюсь, – пятилась она от просьбы Нади выпить кофейку. – Всю ночь собака выла, а у отца артрит. Конец календаря – красный. Меня тошнит, какое кофе! – Она избегала смотреть на Аню, и та словно подслушивала чужие откровения.
– Ой, милая, может, бутербродик тебе? – гладила ее по плечу Надя. – Перекусишь пока. М? Или шоколадку?
Инга замахала рукой в отказе, сморщив нос, будто ее сейчас вырвет.
– Есть не хочу. Спасибо. Просто приду домой и вырублюсь часов на семь.
Она хохотнула. Надя оставалась встревоженной.
Лора листала журнал, проявляя полное безразличие к беседе, и Аня расплатилась за шоколад.
– Мелочи нет? – процедила вопрос Лора, размахивая сторублевыми купюрами. – Сдачи не будет.
И Аня опять стушевалась:
– Без сдачи.
Лора восприняла этот жест как подачку. Она изогнула бровь и засунула руку в пластмассовую банку с конфетами, после чего всучила вместо сдачи жменю ирисок.
Аня спрятала их в карман с улыбкой, на что Лора лишь хозяйственно убрала деньги в скрипучий ящик стола под весами.
– Ладно, позвоню вечерком? – улыбнулась Надя Инге, круги под глазами которой пугали близостью обморока.
Инга кивнула; избежав взглядом Аню, махнула рукой Лоре и пошла прочь.
– А мы по кофейку? – взбодрилась Надя.
Аня было предприняла попытку отказаться, но Надя потащила ее силой вдоль прилавка.
– Лора, ключи под файлом?
Лора недовольно взглянула на девушек.
– Наверное.
Надя отыскала ключи под планом эвакуации и отворила дверь. В квадратной комнатке треугольником краснели три столика. На глухой стене висели плазма и колонки. Лимонного цвета побелка остужала взгляд.
Они отодвинули стулья от столика у второго окна.
– Это что-то вроде кафе, – объяснила Надя, скучающе вращая кистью руки. – Оно работает по будням, как и автосервис. Тут клиенты ждут. А сегодня мы поболтаем.
Надя улыбнулась и сняла шубку, забрала пуховик у Ани. Рогатая вешалка укрылась верхней одеждой.
– Я сейчас организую нам кофе.
Надя принесла целый поднос: горячие бутерброды, конфеты и кофе. От неловкости Аня терла пальцы влажной салфеткой, вздыхала, косилась за окно. Она не представляла, о чем говорить и как вести себя непринужденно. На каждую забавную фразу о туманной погоде хотелось кричать: «Здесь же опасно! Нужно бежать!».
Надя игнорировала ее угрюмость, повествуя о переменах в Сажном. Кто где продал/купил дом, кто куда поступил, нашел работу, поставил штамп в паспорте, родил ребенка, ни слова не упоминая о подозрительных смертях девушек: школьницы и подруги детства.
– Мы с Ромой хотели построить беседку во дворе: летом друзей собирать, я бы там шила. Но сейчас в автосервисе с заказами сложности. Из-за моста. Из Ямска водители не рискуют ехать. Грязь. Даже не знаю теперь. – Надя расстроенно натянула рукава кофты на ладони. – А мы ведь уже и место во дворе освободили, и Муха вызвался помочь. Только Байчурин сосны уперся пилить.
Аня с трудом вспоминала их двор.
– На холме? Он ведь лесничий.
– Он должник Сыча.
– Сыча?
– Да. Глотов его от ареста отмазал, на работу устроил. Там тех сосен, – сморщила лоб Надя. – Каждый год горят. А Байчурин здесь на птичьих правах, слушай его меньше. Пусть возвращается назад в тайгу.
Аню смутили намеки. Видя ее замешательство, Надя пояснила:
– У меня вчера Рома спрашивает: «Чего Рудневы к Байчуре приперлись с утра?» – слова мужа она мурлыкала, но гнусавый голос Ярмака настырно всплывал в памяти. – Я не поверила – говорю: «Ромаш, ты обознался». Он: «Нет, сам видел – зашли во двор».
– Он был там? – удивилась Аня.
– Да, с отцом Тани. – Надя обхватила плечи, погрустнела. – Мы скинулись на надгробие.
И Аня притихла.
– Стоило мне написать. Я бы тоже…
– Нет, оставь. Что уж? Мальчики в основном платили. Рома привозил ребят из Ямска для замера.
Обмен скорбными взглядами завершился тяжелыми вздохами.
– Да, не верится. Страшно это. – Надя сникла. – Нужно было ее проводить, – признала, избегая прожигающего взгляда Ани.
– И никто ничего не слышал? – осуждением удивилась Аня.
Надя растерялась от внезапной резкости.
– Нет. Рома с Мухой разругались в коридоре. Кричали.
– Они сорились?
– Ужас просто. Я пришла их успокоить, так Рома выставил меня и дверь закрыл. У меня голова раскалывалась. Весь день – приготовления. Посуда, уборка. Почему ты спрашиваешь?
– Пытаюсь понять причины той ссоры с Таней. Во дворе.
Надя насторожилась, осматривая собеседницу, словно чужачку. Из выреза шерстяной кофты выпал кулон на цепочке, и Надя принялась его нервно вертеть в пальцах.
– Когда выпьет, Таня чушь городит. Городила. У нее была мулька: в любом беззаботном моменте напомнить о дерьмовом раскладе судьбы. – Надя увиливала от дрязг того вечера, от слов, приведших мужа в ярость. – Хочешь знать, они пошли ее искать потом. Муха и Рома. Все следы замело.
– А что она сказала тогда Роме? На улице?
Надя помрачнела, озлобилась.
– Не знаю, – ответила грубо.
Обстановка накалилась. Аня сбавила осуждающий тон.
– Лора не присоединится? – поинтересовалась из вежливости.
– Нет, – в голосе Нади брякнули нотки злорадства. – Сегодня тёть Маша, продавщица, заболела. Костя Лору за прилавок поставил. Опять. – Злорадный смешок. – Она не любит продавать – жуть просто. Мнит себя здесь хозяйкой, но Сыч не спешит с предложением. – Надя хмуро взглянула на свое обручальное колечко. Вопросы Ани что-то задели в ней – что-то безутешное. – Ты на нее не сердись за стервозное настроение. Ты приехала, и он расспрашивает о тебе, – понизив голос призналась Надя, смотря на Аню в ожидании… радости?
Аню такое замечание ввергло скорее в испуг, чем в торжество иллюзий.
– Расспрашивал? – забеспокоилась она. – О чем?
Видя беспокойство подруги, Надя сменила голос заговорщика на скучающе-нейтральный:
– Да так. – Откусила бутерброд. – Зачем ты приезжала? Почему не была на поминках Тани? Что со здоровьем? Такое… Обычное любопытство, – отмахнулась Надя, откусывая новую порцию. – Лора его к каждому столбу ревнует. К клиенткам, к школьницам, а из-за Вики так извелась, помню.
– Из-за Вики? Погибшей девочки?
– Да. Соседки. И вспоминать муторно. Вика к ней даже раз домой заявилась. Там чуть дракой не закончилось, мне Рома рассказывал.
– Вика из-за Кости приходила?
– А из-за кого еще? Я так думаю, – допустила неразборчиво ремарку. – Она тут в кафе частенько уроки прогуливала, а видела бы ты ее летом! В купальнике, вдоль забора. Ух. У Лора из ушей дым валил. – Надя захихикала, но потом смешалась. – Прости, жестоко звучит. В голове теперь не укладывается. Глупость подростковая, гормоны… И тут такое несчастье. Как такое стряслось? Она ведь примерно училась, в одиночку – никуда: всегда подружки, поклонники. Твой брат плакал на похоронах.
– Витя дружил с ней.
– Да. Хоронить друзей – то еще испытание. – Надя отпила остывший кофе, развернула конфету. С детства она не изменилась – заедала сладким стресс. Надя округлила глаза, вытирая пальцы о салфетку. – Вот, легок на помине.