– Здесь многие лазили, – напомнила, прокручивая в голове вопросы: «Что с Витей? Неужели мы ошиблись?» – А твой дядя запрещал. Он знал какую-то тайну?
Ане хотелось добавить: «Тайну могрости. Тайну, в которую посвятил тебя».
– Дядя знал все местные байки, – согласился Сыч. – Старики многое помнят.
– И молчат, – добавила она.
– Молчат. Доживают до старости.
Они вышли из леса. Степь выедала белизной зрение. На обочине грунтовой дороги стоял внедорожник. Сыч открыл дверцу, приглашая ее внутрь, но Аня заколебалась.
– Неважно выглядишь, – заметил он, оценивая угрозу ее заминки.
Она уперла немеющую руку в бок.
– Столько пройти с непривычки. Дай минуту.
Голова кружилась. Сыч приблизился, протянул руку. Аня прижала ладонь к лицу, оступилась, с трудом удерживая равновесие. Он подхватил ее под локоть, но Аня лишь отмахнулась от помощи, чувствуя на верхней губе тепло.
– У тебя кровь, – указала бесчувственным пальцем. – На лице. Я испачкала.
Она прижала перчатку к носу, с трудом фокусируя внимание на автомобиле. Сыч пригнулся, заглянул в зеркало заднего вида и наобум потер щеку, будто намеренно избегая густого мазка на гладком подбородке. Он вернул ей презрительный взгляд и широко улыбнулся, выпячивая ряд неровных зубов.
– Не робей, Нюта, – произнес глумливо. – Я отвезу тебя к брату.
На остановке толпились жители: тревожные лица, жесты в сторону леса. Возле дома Лесохиных серела служебная «Приора» с мигалками, вдоль забора расхаживал Витя. Аня выскочила из авто, пересекла дорогу.
Заметив ее, брат смиренно остановился.
– Что случилась? – заглядывала Аня за его плечо на немые окна. – Где Гриша?
– Увезли на скорой. Байчурина задержали. Прости. Я надеялся тебя уберечь.
Глава 15. Хитросплетения
Пасмурная погода подпортила идиллию всеобщего ожидания лета. Майские отгремели, а солнце спало за тучами. Моросил дождь. Аня шагала под зонтиком по аллеям Южного парка, глядя под ноги, изредка – на пустые скамейки. После пар она не спешила в пустую квартиру: вдыхала землистую сырость и, робея от прохлады, невольно вспоминала события трехмесячной давности.
В душе кислотой жгло негодование. Она была права, была так близка к разгадке. И что теперь? Скоро последний звонок, а ей запрещено поздравить брата с окончанием школы. Он сменил номер, оборвал связи. Бабушка горстями пила таблетки, медленно шла на поправку и страдала забывчивостью. Дядя уехал на Север. Весь дым могрости улетучился с отъездом из Сажного, шрамами напоминая о пережитых ужасах.
Перед глазами вновь выросли кованные ворота, палец немел, но давил кнопку звонка. Калитку открыла Надя: ни проблеска прежней улыбки, чернеющая неприязнь в глазах.
– Что случилось? – испуганно спросила, кутаясь в шубку. – Это кровь на лице?
– Где Рома?
– Уехал. С Костей в отделение.
– Позвони ему! – громко потребовала Аня, вытирая губы и нос влажной салфеткой. Металлический привкус крови во рту вызывал тошноту.
Взгляд Нади ожесточился.
– Не думаю, что ты в праве требовать.
– Он лжет! Ты знаешь, что лжет! Байчурин не нападал на Гришу. Клевета. Это не он.
– Полиция разберется.
– Надя, – Аня схватила ее за руки, – это Сыч надоумил, да? Ты ведь знаешь, что Сыч его подговорил? Он его окончательно сломил. Отчим и он.
Нади скинула ее руки с запястий, с отвращением отходя за калитку.
– Костя?.. Опять Костя, естественно. Аня, пора забыть подростковые обиды.
– Послушай! При чем тут обида? Я не обижена на него, я видела…
– Это подло. – Надя выставила ладонь, отворачиваясь. – Месть – это подло. Ты еще встретишь свою любовь. Не стоит нам завидовать. Лоре с Костей сложно временами. Отношения – огромный труд, уступки, понимание…
– Прекрати! – Аня едва сдерживалась, чтобы не схватить Надю за ворот шубки, не потащить насильно к служебной «Приоре» у дома Лесохиных. – Речь об убийствах в Сажном. О смерти Тани.
Упоминание о Тане немного пошатнуло несокрушимость мнения. Надя насторожилась. Из двора гусыней вперед подруги выступила Лора:
– А! – закатила она глаза под лоб, сплела руки. – Примчалась защищать Байчуру? Серьезно, Руднева? – Скептически повела белой бровью. – Еще тот типец. Живет отшельником. Его видели у разваленного моста. И вот, теперь покалеченный мальчик в подлеске.
Аня разразилась упреками:
– Это не он! Вы ведь знаете! Вы знаете? – Она сощурила глаза. – Вам плевать, да? Вы их покрываете? Неужели совесть не гложет? Они причастны. Они причастны к смертям!
Надя зарделась, а Лора подалась бульдогом:
– Ты в своем уме? Какие смерти? Прекрати орать!
– Я их видела в лесу! Ярмака и Сыча. Я видела их!
– В лесу охота. Волки. Руднева, у тебя шашни с Байчурой?
Лора и Надя хохотнули, переглянулись. Аня толкнула Лору.
– У Полевки когти прорезались?
– Это у тебя шашни! – огрызнулась Аня. – Твой парень – убийца.
Лора балансировала на острой грани рукоприкладства, и Аня уже сжала кулаки, готовая драться бездумно, яростно. Но вмешалась Надя:
– Муха был на охоте, – суетилась между Лорой и Аней, – он тоже видел, как Байчурин шел следом за Гришей. То, что он вызвал скорую не отменяет факта…
– Смирись, Аня! – Лора угрожающе наступала. – Косте ты глубоко безразлична.
Опять старая песенка. Можно уехать, найти друзей, сменить весь образ жизни, а для кого-то остаться на мертвой точке, обвешанной фальшивыми ярлыками. Аня приказала себе стоять на месте.
– Лариса, ты была заносчивой дурой – дурой и останешься. Открой глаза, защити хоть раз брата.
Перед носом Ани со стуком закрыли калитку, оставив упреки тлеть под воротами. Она фыркнула, крутнулась идти – остановилась и выкрикнула зло, но как-то безнадежно:
– Когда Гриша придет в себя, он подтвердит! Он всем расскажет, кто напал на него! Все узнают правду!
Но правды никто не узнал. Гриша очнулся на вторые сутки с перебинтованной головой и уперся, что его преследовал худой старикашка в камуфляже. Он упал – провал в памяти. Байчурина отпустили. В кратком телефонном разговоре лесничий поделился с Аней, что в тот злосчастный день Гриша позвонил ему во втором часу: в панике вопил о бегстве, о коттеджах. Байчурин пустил Грома по следу, ворвался в подлесок – там и обнаружил на снегу Гришу с проломленным затылком. Вызвал скорую помощь. Спустя час его арестовали по показаниям свидетелей – Сыча и Ярмака. Витя онемел как рыба, а Байчурин махнул рукой на могрость, войнугов и правду, посоветовав ей тоже уносить ноги из гнилой ямы, обозначенной на картах поселком.
Витя избегал сестру, помалкивая угрюмо, пока не приехали мама и бабушка. Дядя Толя обвинил Аню в дурном влиянии на сына. Разразился скандал, в результате которого Аню с мамой выставили за дверь. Весь итог ее поисков – поражение. Сажной крепко увязал в обмане, химерное отражение растворилось во времени, ведь она спряталась далеко, разыгрывая в фантазии счастливый финал истории.
Аня очнулась от раздумий в подъезде. Грязные следы, серые стены. Она даже не заметила, как пришла домой. Лифт тащился жестяной гусеницей вверх. Дверной замок открылся с третьей попытки, и полумрак квартиры утащил ее в прибежище воспоминаний.
Комнаты молчали. В некой прострации Аня поела, приняла душ, после чего в пижаме в пять вечера села составлять калькуляции на блюда. Нормы расхода специй и соли в рецептурах усложняли нужные расчеты. Она выстукивала карандашом по столу, раздраженно глазея на числа. Со злостью Аня отбросила калькуляционные карты, выпила кофе и открыла браузер в ноутбуке.
Курсор прыгал с ссылки на ссылку, строки сливались в меандровый узор. Аня развернула почту спросить у одногруппницы вопросы по бухучету. В спаме висело одно непрочитанное сообщение. Она кликнула было удалить, но вдруг замерла, взволнованно вчиталась в фамилию отправителя.
Михаил Окулов: «Что вам известно о могрости?»
Долго же ты думал с ответом. Сообщение Окулов прислал вчера.
Аня написала: «Могрость убила двух людей. По меньшей мере. Мы вышли на след нечей».
Переписка завязалась спустя три часа. Аня игнорировала разговоры мамы и Тимофея, в полумраке ведя диалог с обезличенной пиктограммой профиля. Окулов отвечал односложно, прощупывая насколько она осведомлена об изворотливой гадости в Сажном. Аня настаивала на встрече, собеседник изображал незнание, а затем и вовсе прекратил отвечать на ее повторяющиеся вопросы о раскопках.
В десять вечера Аня сердито добавила напоследок: «Оно никогда не исчезнет окончательно. Отражение в зеркале. Призрак могрости».
Окулов возник спустя двое суток: «Я согласен поговорить», и выслал отдельным письмом данные для связи. Вернувшись с пар, Аня подперла дверь своей комнаты креслом, уселась за стол и запустила видеозвонок в «Скайпе».
Вызов звучал без ответа. Аня забеспокоилась, что археолог опять трусливо затаился. Окулов перезвонил спустя пять минут. Вместо собеседника на экране зеленела унылая стена.
– Алло! – обратился любезный, несколько женский голос. – Здравствуйте! Анна?
– Здравствуйте! – обрадовалась она, всматриваясь в пустые углы экрана. – Вас не видно.
В мутном квадрате возникла худая голова с залысинами. В Аню вонзились юркие глазки.
– Да, – произнес он, нервно теребя воротник великоватого свитера. – Извините. Очки упали. – Окулов нацепил на горбатый нос крупные очки и сплел короткие пальцы под острой бородкой.
Аня выдавила улыбку, не зная, что сказать. Она помнила его другим. Молодым, кудрявым, с неисчерпаемым запасом походных баек. Сейчас перед ней сидела тень того предприимчивого человека: робкая и бледная.
– Спасибо, что согласились обсудить раскопки, – заставляла себя говорить Аня. – Я смутно помню те года. Но я бывала в вашем лагере. Помню палатки и бутерброды с тушенкой.
– Да? – Он поправил очки, присматриваясь к ней. – Вы дочь Дины?
– Племянница.
– Припоминаю. Да. Отец сердился, когда вы с братом отвлекали студентов вопросами.