ь жить.
После завтрака бабушка пошла смотреть новости, но Витя остался. Аня даже воспрянула духом. Хоть что-то. Она опасалась длительного бойкота.
– Что за новости? – спросил он, глядя за окно.
Стекло белело царапинами войнугов. Ажурные шторы серели пылью.
– Ты ведь сообразил. О могрости.
Аня водила пальцем по цветочному рисунку клеенки, ругая себя за нерешительность. Нужно признаться о Дине. Нужно предупредить.
– Оставь. – Витя сонно потер щеку. – Былое дело.
– Правда? Купчиха принесла новость… Исчезла твоя одноклассница.
Его взгляд кольнул иголкой:
– Одноклассница?
– Алена Евлахова. Вчера ушла с посиделок в лесу – всё – ни следа, только телефон нашли на тропе. Говорят, они праздновали в кафе Сыча, а потом у озера кутили.
– И что? – ответил Витя, напряженно раздумывая.
– Ты теперь на Сыча работаешь. Хорошо платит?
– Не жалуюсь.
Аня держала удар, ни разу не выказав осуждение. Она желала знать причину предательства.
– Считаешь, Алена еще жива?
Витя дернулся, но смолчал.
– Как Гриша?
– Не знаю. Мы не общаемся.
– Вот как? Его трудно винить.
– В чем винить? – обозлился Витя.
– В том, что ты направил его в лес. Ты ведь так и не объяснил.
– Нечего объяснять.
– Он видел. Он видел, кто на него напал, и молчит. И ты догадываешься, где Алена. Верно?
Стаканы на столе нетронуто алели компотом. Стол – малая преграда. Сейчас он ударит. Но Витя захрустел суставами кулака, сообщая спокойно:
– Я ни при чем. Это и весь разговор? Рытьё в прошлом?
– А почему нет? Мы прожили его вместе, выросли вместе. Нас воспитывала одна…
– Хватит! – Впечатал ладонь в стол.
Аня отступила, пугливо прислушиваясь. Бабушка молчала.
– Вить, – объяснила, – я разыскала археолога. Того аспиранта – профессорского сына, помнишь? Он змей боялся.
Витя красноречиво ухмыльнулся. Аня продолжила:
– Из зачинщиков раскопа жив только он. Болен, но жив. Пока.
В его глазах читалось желание уйти, но брат сидел и слушал. Аня смягчила тон, доверяясь:
– Дина бросила зов бедствия. Она обнаружила украшение жрицы в лесу, она привела их к могрости. Всё она. Надеялась уничтожить проклятые останки племени.
В глазах брата отразилось удивление, враждебность отступила под натиском странной версии.
– Племени?
– Те археологи искали могильник языческого племени.
– Впервые слышу.
– Поиски увенчались провалом.
Витя отвернулся.
– К чему ворошить это? Мы ведь не историки, не археологи. То, что не удалось им, посвященным в тонкости подобных поисков, нам и подавно не по силам.
– Когда раскопки свернули, Дина продолжила исследование в одиночку. Она что-то обнаружила, какую-то зацепку.
Витя с сомнением принял такие выводы.
– Она любила природу. Собирала гербарии, воняющие полынью. Это хобби отвлекало ее от команд бабушки.
– Дядя говорил мне, что «они пообещали и не уничтожили». Под этим загадочным «они» Окулов подразумевал археологов? Только учитывая, что в раскопках участвовал Глотов… Думаю, он прислуживал могрости. Кто-то ведь посвятил Сыча в тонкости… обряда?
– Бред полнейший.
– Я собираюсь в лес.
Витя изменился в лице, привстал.
– Спятила? – Взгляд ожесточился. – Даже не думай. Я звоню крестной.
– Зимой я не нашла криницу, – останавливала его. – В сказках Дины – знаки. Криничный чародей!
– Оставь это, – угрожающе ровным тоном приказал Витя. – Ты как помешалась.
Повоевав с рукавом, Аня натянула трикотажную кофту поверх сарафана. Отступать поздно. Брат ее не поддержит, потому что Сыч запудрил ему мозги. Ну посмотрим, кто сильнее в доводах.
– Я всего лишь посвятила тебя в свои планы, – сообщила она, смыкая пучок волос заколкой. – Сегодня отличная погодка. Думаю, в самый раз для прогулки вдоль озера?
Она развернулась, но шаг прервала мертвая хватка брата. Он попытался вернуть ее на стул – Аня упиралась, в попытке скинуть путы пальцев.
– Пусти! – крикнула.
Бабушка сквозь дрему забормотала вопросы. Витя стоял на пути, но хватку ослабил.
– Каждая следующая смерть будет на нашей совести, – объяснила Аня. – Мы знали. Знали и бездействовали. Разбежались трусливо, как те археологи, что оставили Дину в капкане.
На лице брата не дрогнул ни один мускул. Ничего. Только леденящее предостережение:
– Ты печешься о чужих жизнях, а им всем плевать на тебя. На других жертв. Если ты продолжишь поиски – следующая смерть будет твоей.
Глава 17. Цепь
Речка безмятежно журчала слева, взгляд уходил в непроглядные заросли, а травное распутье шуршало под ногами. Солнце искрилось в прорезях густой кроны, но по мере продвижения к озеру, Аню одолевали дурные предчувствия. В этом лесу пропала девушка. Сутки поисков не принесли результатов. Она оглядывалась, рассматривая любую тень, боязливо надеясь, что коричневый сарафан и серая кофта послужат действенным камуфляжем. Оранжевые слипоны жгли взгляд. Босоножки запрятал Витя – «талантище»! Будто пропажа обуви равносильна клетке. Присутствие бабушки помешало брату опять подмешать ей снотворной дряни. Витя ограничился кражей обуви. Пусть! Злость на него гнала прочь страх, придавала уверенности в новом повороте. Когда она отыщет доказательства, брат признает, насколько ошибался. Он поймет, он вспомнит, что Костя Сычев – враг. Не Байчурин, не отец, не одноклассники. Сыч. Возможно, он и промыл ее брату мозги, возможно, запугал. Ей очевидно притворство. На всякую силу найдется противодействие. Пусть школьницам его угрюмость внушает сочувствие, а джип – привлекательность. Аня отлично помнила Сыча завистливым пацаном в обносках, который лупил детвору и бегал подхалимом подонков.
Постепенно заросли леса обретали узнаваемые черты: русло расширилось, истуканами выглянули валуны. Она пошла кругом мимо кривого дерева, мимо Дрем-Камня, ошибочно принимая лужи в ямах за высохшую криницу. Ноги раскидывали палые ветки, отбрасывали плоские камушки. Рыщущий взгляд пал на листья копытника. Скинув кофту, Аня опустилась на колени, робко склонилась к кринице – и дернулась как ошпаренная: с водной глади на нее пялилось безглазое существо. Она моргнула, существо моргнуло.
Аня ощупала собственное лицо, тактильно внушая себе, что она – всё еще она – молодая девушка, а не ссохшийся монстр. Преодолевая отвращение, Аня припала к роднику: костлявая культя погрузилась в ледяную воду, дыхание остановилось. Рука погружалась до плеча, и Аня забеспокоилась, что придется нырять. Пальцы увязли в слизком иле, напряженно ощупывали жижу. Что-то скользкое коснулось ее руки. Она чуть не вскрикнула, до крови прокусывая губу. Юркий обитатель дна испуганно ускользнул, а пальцы продолжили изучать дно.
Каждый год они с Диной приходили сюда: обновлять в стеклянных пузырьках на дне источника послания – записки с сокровенными мечтами для криничного чародея. Аня цеплялась за воспоминания в потоке отвращения к вязкой тине. Она каждый год просила, чтобы вернулась мама. Не плакала в телефон, а осталась жить с ней. Рядом исписывала клочок бумаги Дина – с таинственной улыбкой и озорным смешком: «Не подглядывай!» До сегодня Аня не задумывалась, что взрослая женщина тоже по-детски верила в магию криницы и светлые силы вселенной.
Пальцы зацепили округлый предмет. Аня радостно вынула руку, но в кулаке обнаружился продолговатый камень. Она со злостью бросила его в помутневшую воду криницы. Плеск стих, за спиной зашумела листва. Аня обернулась. Ветер взъерошил лохматую гриву дубравы. Сухой рукой Аня вытащила из кармана телефон: два пропущенных от Байчурина. Сегодня он приехал навестить могилы родственников. Аня торопилась в Сажной, чтобы застать его, убедить помочь. И вот, план иллюзий без подтверждений. Она нахмурила брови, напоминая себе, что брела сюда, одержимая догадками. Да, у них с Диной имелся тайник. И что? Вероятно, она не хранила здесь секреты, а попросту подыгрывала впечатлительной племяннице.
Аня вновь погрузила руку в ледяную воду. Пальцы уже онемели порядком, невосприимчиво к слизи обследуя дно. И тут мизинец провалился в углубление. Она нагнулась, щекой касаясь студеной глади. Рука обхватила шарик, магнитом застрявший в камнях, дернула на себя. Аня вытерла лицо кофтой, отмыла находку от грязи, радостно узнавая красную крышечку темного пузырька и радуясь удаче, а особенно – собственной правоте. Высушив руки и обернув крышечку льняным подолом сарафана, она с трудом, но открыла «капсулу времени». Скрученный снимок леса и древесный пепел мало выдавали местонахождение могильника. Аня озадаченно покрутила фото с тремя деревьями на переднем плане. От безнадежности распрямить снимок гладко – скрутила в трубочку и спрятала в боковой карман сарафана. Пепел на дне не вызывал ассоциаций. Она поднесла пузырек к носу, втянула воздух. Гортань ошпарило зловонием, кашель скрутил внутренности, а в голове хор голосов завыл неистовым горем.
Лес безлико плыл, ноги тонули в траве. Ополоснув лицо водой из речки, Аня присела, позволив себе отдышаться. Оглянулась. При шаткой походке пузырек выпал из рук, пепел рассыпался. Она привстала – вновь занялась кашлем, содрогаясь от позывов рвоты. Близость обморока толкнула идти, впиваться ногтями в кожу до боли, но не давать себе слабину.
Кутаясь во влажную кофту, Аня какое-то время брела наобум – пятилась от нахлынувшей горечи запахов. Постепенно камфорные эфиры сменились землистой сыростью и ядом гниения. Она озиралась, будто ее преследовали, а потом поняла, что совсем заблудилась. За дубами угадывалась хвоя. Недалеко, очевидно, озеро. Оно то мельчало, то вновь выходило из берегов. Местные называли его Брызгой, но Аня помнила, как Витя тонул там, сорвавшись с тарзанки.
В спутанных домыслах Аня пересекала низовье оврага. Редкие елочки затерялись среди дубов. Ее внимание привлекло движение. Она запрокинула голову, всматриваясь в верх оврага. Нечто израненное ползло по стволу клена к ней. Короткая морда, острые уши, выпученные глаза. Мясистая шея белела костями, когти дробили кору, а человеческие пальцы соскальзывали – тварь заваливалась на бок и агрессивно рычала. Войнуг.