– Ба, где Аня? – Он вылетел на кухню, не чувствуя под ногами пол. – Куда она пошла?
– В гости. Сказала, завтра уедет. Я успею с пирожками. Вот так-то, – приговаривала бабушка раскатанной лепешке. – А вдруг она еще на недельку задержится? Мне от таблеток легче, и память уже не так барахлит. Что-то из больницы вспомнилось. А что? Надо от…
– В гости?
– Да что случилось-то! – посмотрела поверх съехавших очков бабушка, застыв с ложкой варенья у рта. – Что вы заполошные такие?
– Аня спрашивала о чем? Говорила? Искала?
– Витя…
Он приблизился и усилием воли спокойно спросил:
– Просто вспомни. Гости. Куда в гости?
Бабушка поправила очки, выпачкав лицо мукой.
– Да ничего такого, в самом-то деле! Заглянула в чулан, к тебе в комнату вошла. И еще спрашивает такая: остался ли в канистрах бензин? – Бабушка прищурилась, задумчиво отмечая: – А я почем знаю? Это ж Толькин гараж.
– Бензин?
– Ну да. Отец-то в гараже не держит порядки.
Витя закрылся в своей комнате, осматривая пустые поверхности. Записок не нашлось. Он выдвинул верхний ящик письменного стола. Блокнот, документы, открытки Вики… Шкатулка мамы лежала нетронутой. Зажигалка отца пропала.
Минуя бабушкины вопросы, Витя вышел во двор. Что она удумала? Куда пошла? Он открыл гараж, врубил свет. В грудах металлолома и огородных инструментов едва различались ржавые канистры. Он знал, что они пустые, но все равно трусил каждую, прислушиваясь. Зачем ей канистра? Бензин?
Как заполошный Витя искал Аню по улицам, пугая прохожих бессвязными вопросами о девушке с канистрой. У автосервиса он столкнулся с Байчуриным. Поисковая группа разъезжалась: Евлахов от переживаний свалился с высоким давлением, люди вымотались за три дня. На вопросы Вити Байчурин только и ответил, что через час уезжает и слышать не хочет про Слепой лес.
Витя шагал, слабо соображая, куда сестра могла пойти за бензином. Кому довериться? Внезапно для себя он свернул за парком, остановился у каменного дома и втянул побольше воздуха в легкие. С Гришей он не разговаривал около трех месяцев, но сейчас вся неловкость сместилась паникой. Витя нажал на звонок один раз, второй.
К нему вышла старушка в комбинезоне, бабушка Гриши, с крупными садовыми ножницами в птичьей руке.
– А вам кого? – полюбопытствовала, жмурясь под угасающем в тучах солнцем.
– Я к Грише. Он дома?
Старушка осмотрела гостя придирчиво.
– Гришка! – позвала раскатисто.
Из коридора донеслось:
– Я слышал, ба. Иду!
Гриша выпроводил бабушку и закрыл за собой калитку. Он похудел после нападения, вытянулся, повзрослел. Надписи на спортивном костюме белели обрывками олимпийских лозунгов.
– Тебе чего, Рудень? – спросил без особого удивления.
Витя понял, что догадки верны.
– Она приходила? Аня?
– Ну да, – ответил тот с вызовом. – А тебе чего?
– Давно?
Гриша пожал плечами.
– Не знаю. Час назад.
– За бензином?
Он доверительно склонился:
– Послушай, если тебе нужен бензин, мог и сам прийти. Я не жлоб, видишь ли. И мои родители…
– И ты ей отдал?! – закричал Витя.
– Отдал. – Гриша хлопнул глазами, недоверчиво отходя. – Она ведь не орала.
Гриша хотел было развернуться, но Витя схватил его за плечо.
– Что Аня сказала? Зачем ей бензин?
– Мусор сжечь. – Удивился своему же ответу, а затем спохватился: – Я решил, что эт легенда твоя.
Витя чуть не взвыл от бессилия.
– Куда она пошла? Вверх – домой? – Ткнул пальцем на поворот улицы.
– Не-а. – Гриша взволнованно повернулся к остановке. – Туда. – Он кивнул в сторону парка. – С канистрой была, нервничала. Прохожие озиралась. Я налил литров пять, она протянула деньги. Я не взял: мы ж друзья. – Он зарделся, умалчивая о том, что потом его чмокнули в щеку и одарили счастливым взглядом. – А напоследок спросила: «Думаешь, будет дождь?» Я ответил, что передают на три дня ливни.
Гриша скептически посмотрел на небо, но Витя зашагал прочь.
– Эй! – Гриша побежал следом, тормозя друга окриками: – Погоди! Ты куда?
Они остановились напротив парка. Мамы с колясками пугливо посматривали в их сторону. За воротами рядом лаяла собака.
– Сестру искать.
– Искать? А позвонить?
– Выключен.
Витя потер лоб и начал удаляться в сторону коттеджей. Гриша не отставал.
– Ого ж, а про мусор – правда? Я даже не знаю, где у нас свалка. Там за шахтой?..
– Нет.
– Что значит «нет»?
– Она пошла на другую свалку.
– Это которую?
– В лесу.
Гриша остановился, пораженный страшной догадкой. И Витя немного успокоился, что тот осознал смертельные риски и отстал. Но тут настигли хлопки бегущих ног, причитания. Гриша взволнованно расспрашивал:
– Это из-за могрости? Да? Из-за могрости?
– Не знаю.
Они миновали коттеджи, заколоченный дом Алиевых. Впереди уже маячил вход в лес.
– Гриша, шуруй обратно!
– Я тебе собака какая? Шуруй! Меня так-то тоже задело.
– Мне некогда сюсюкаться.
Гриша оскорбился, сгримасничал, но не остановился. Стук в ворота Сыча не принес результатов, крики только разозлил соседскую дворнягу. Пререкаясь с Гришей, Витя торопливо миновал заросли диких слив и остановился в синеватых ветках подроста. Спуск в лес зиял пастью первобытного чудища.
– Если это касается могрости. – Гриша пугливо сглотнул, но совладав с паникой, увереннее добавил: – Если касается тех, кто напал на меня, то иду с тобой. Не заодно, просто рядом. Со своей местью.
Витя хотел было высмеять его, обидеть, прогнать прочь кулаками, но страх за сестру подгонял идти. Он наверняка знал только одно: время тикало, тикало, тикало. Он отставал.
– Плевать. – Махнул безразлично, вспоминая дорогу к ложбине. – Только мышью, ок?
Гриша собрался, словно ему дали инструкцию погружаться на дно. Они начали медленный спуск с солнечного бугорка в тень.
– Как думаешь, что она удумала? – спросил Гриша тихо.
За поселком уже гремели неохватные тучи. Витя, всматриваясь в потемки зарослей, честно признался:
– Боюсь представить. Но если она ошиблась, живыми нам не вернуться.
Дыхание едва поспевало за быстрым шагом. Легкие жгло. Аня поставила канистру и оперлась о дерево. Она медленно вдыхала и выдыхала, но от поспешных спусков и нервозности в боку кололо, а тошнота подступала к горлу. При виде валунов, ее радостный настрой и решимость канули в тихую речку. Здесь меркнущего солнца стало еще меньше, чем на окраине. Три дня дождей! Если и совершать задуманное – сейчас, спонтанно. Пока никто еще не одумался, не догадался, не вмешался.
Аня схватила канистру, но уже не столь поспешно поднялось на пригорок. Слева темнела гладь озера, за речкой выступали отлогие пласты породы – мнимые пещеры Слепого леса. Ей вспомнилась сказка о Мороке. Все искали не там. Не там. Совсем. Могильник и ей представлялся зловещим местом, Бермудским треугольником в чаще, в частоколе елового питомника. Но нет. Нет. Все это время он маячил цветастым мусором, его захламляли, бездумно маскировали отходами, а потом избегали, сторонясь собственного свинства.
Озеро осталось позади. Среди деревьев встречалась пушистая хвоя. Почва здесь не знала засух, растительность буяла тропиками. Обогнув пещеры с затаенным страхом, что Морок хлынет из логова, вопрошая, о своей личине, она спустилась в ложбину на северо-восточной окраине леса. Среди редких деревьев в кусках целлофана на десяток квадратных метров гнила свалка. Стихийная, но пополняемая ежегодно в обход урн. Аня попятилась от дохлой лисы, откинула ногой пустую пластиковую бутылку. Игнорируя пестрый мусор и трупики сизых птичек, она уставилась на огромное дерево. С виду оно напоминало раскидистый дуб. Но только листва была остролистая, а кора – рыжеватая, влажная, с налетом грибковых оспин. Аня сорвала лист, потерла в руках: запахло полынью, чабрецом, и в горле запершило камфорном душком пижмы. Ни единой соринки у подножия. Вот он – портал, который есть шанс уничтожить. «Цепь» в горах бытового мусора, корнями пронзающая скелеты могрости.
Аня приблизилась к дереву и начала обливать его из канистры бензином. В тишине не перекликались птицы, не гудели назойливо комары. Аня трусила канистрой над выступающими корнями, представляя насколько сумасшедше выглядит. Решила устроить в лесу пожар. Гром уже бил по Сажному. Лесу не сгореть, а вот дереву… Пусть пылает. Лишь бы прервалась связь нечей и могрости.
Бензин маслянисто поблескивал на коре. Аня достала зажигалку, ошеломленная скорым успехом, чиркнула зазубренным колесиком. Вспыхнувший огонек исчез в змеящемся ветерке. Аня вновь чиркнула, но огонь погас. Начинался мелкий дождь. Нервы гудели, палец сгибался, колесико чиркало, – безрезультатно. И тут обоняние уловило запах гари. Тлетворный душок гниения, жалящий страхом кожу. Он поднимался откуда-то из земли, смешиваясь с каплями, сочась буроватым дымом. Вдоль камней проседала почва, трава рвалась под натиском когтистых лап. Слуги неупокоенного племени выбирались на защиту могильника. Безобразные войнуги стряхивали комья грязи, сползаясь в кольцо.
– Так и знал! – крикнул Сыч, двигаясь по ложбине со стороны холма. – Не уймешься?
Сыч заявился без ружья, но ярость внушала ему уверенность. Отступать некуда. Монстров – десятки.
– Где твой брат? – спросил он, минуя кордон тварей.
Аня вскрикнула, бросилась бежать. Удар мощных лап оттолкнул ее, Сыч схватил за волосы, рывком разворачивая, – наотмашь влепил пощечину. От звенящей боли Аня зашаталась, хватаясь за шрам на щеке.
– Ты оглохла?
Следующий удар пришелся в живот.
Она согнулась, упала на колени. Перед глазами потемнело от боли.
– Испортила тут всё! Сука!
Аня сжалась на земле, сквозь обездвиживающие рези отвечая:
– Витя не знает. Я одна. Одна.
Его синие кроссовки мелькали полосами. Аня пыталась приподняться, но Сыч толкнул ее носком, вынуждая бессильно упасть на бок.