Ярмак и Надя жили во втором от леса коттедже. Его построил двоюродный дядя Нади, шурин предпринимателя Глотова, ради соседства с сестрой. Теперь в доме Глотова под лесом жил Сыч, а дядя Нади увез семью в деревню за Урал, оставив в подарок молодоженам двухэтажный коттедж. Надя и Ярмак поженились сразу после ее выпускного. Экзамены она сдавала с заметным пузом-карапузом, и Аня вспомнила, как торопливо подписывала открытку с аистом на первой паре в университете.
– Я в этом году поступать хотела. Заочно. – Надя толкнула плечом кованную калитку. – Но этот мост. Мама успокаивает, что отремонтируют, а Ромыч радуется: «Сиди дома».
Аня невольно подняла взгляд. Двухэтажный дом был высоким и узким, с косой плоской крышей и отштукатуренными стенами. Серая темница с решетками на окнах. Они прошли по кирпичикам желто-зеленой плитки к каменному крыльцу. Помимо забора из штакетника, пустой дворик огораживали буквой «П» хвойные насаждения в игрушках и гирляндах. На душе потеплело от близости новогодних чудес. Стальная дверь дома отворилась. На пороге стояла мама Нади с белокурой девочкой на руках.
– Ося, – улыбнулась Надя, протягивая руки. – Осенька моя, пирожочек.
– Там кастрюля дымит паровозом, – напомнила мама Наде, и смерила притязательным взглядом Аню.
Мама Нади преподавала в школе музыку. Галина Альбертовна. Альбертина. Прозвище до сих пор держалось в обиходе – Витя упоминал классную руководительницу только так. С последней встречи она заметно похудела, будто ссохлась. Щеки впали, над агатовыми глазами повисла челка. К пепельному цвету волос и юбкам в пол Альбертина питала слабость. В школе она единственная из учителей делала замечания за мятую одежду.
– Так надо. – Надя, покачивая дочку, повернулась к Ане. – Посмотри, куколка моя, это Анюта. Знакомьтесь: Анюта – Олеся.
Девочка была похожа на отца. Редкие волосики, кожа – фарфор, бездонно-голубые глаза. От матери ей достались только щечки-яблочки и пышные губки бантиком. Девочка прижалась к маме стеснительно. Альбертина стояла на ступень выше, отбрасывая на гостью тень коршуна. Аня неловко улыбнулась. Ее опыт общения с детьми равнялся плачевному нулю.
– Приветик! – выставила Аня зубы в растянутой улыбке. – Какая ты модница. Ух ты, это кейп? – восхищалась она, потирая бирюзовую шерсть пальтишка.
В ответ малютка непонимающе погладила вышивку вдоль кармана. Одежда на ней копировала взрослую. Зауженные брючки, ботиночки с ремешками, на меховой шапочке торчали ушки-помпоны.
Аня выдавила наконец Альбертине:
– Здравствуйте.
– Добрый день, – холодно приветствовала та, затягивая ремень на узкой талии пальто. – Витя не сообщил, что приехала крестная.
– Мама не приехала. Я одна.
– Хм. Что ж, я надеялась с ней поговорить.
– По поводу?
– Касательно Вити.
– Что-то случилось?
Она осмотрела Аню с ног до головы, и нехотя удостоила кратким объяснением:
– У него конфликт. С классом. Опять. Пусть она мне позвонит. – Альбертина улыбнулась, протягивая руки к внучке: – Наденька, давай сюда Олесю.
Надя затопталась у порога, прижимая дочку:
– Муха вот-вот приедет.
Они обменялись режущими взглядами.
– Надя, мне идти пора. Скоро отец вернется с работы.
– Ладно. Иди. Мы через час завезем Осю.
Галина Альбертовна сухо чмокнула внучку в висок.
– До свидания! – протянула назидательно, словно желая по старинке добавить: «Не балуйтесь здесь».
Надя с дочкой уже исчезли в доме, и Аня с пуховиком в руках нерешительно замерла в центре коридора. Белые стены отпугивали меловой штукатуркой.
– Эй, Нюта! – позвала ее Надя из кухни. – Где ты пропала? У меня аврал!
Аня скинула сапоги и пересекла затемненную гостиную, двигаясь на звук посуды. В тесной кухне пахло вареным картофелем и чесноком. Свет ограниченно проникал сквозь узкие окна. Белые поверхности столов утопали в грязной посуде, обрезках и продуктовых обертках. Надя отставила картофель, задвинула курицу в духовку, но на пути к скалке появилась Олеся. Игрушки ей надоели – дочка хныкала, просясь на ручки. Аня заверила, что справится сама, выпроваживая хозяек дома на второй этаж. Она не любила, когда вмешивались в приготовление, – всегда стряпала себе на уме, в одиночестве, напевая под нос что-нибудь из рекламы.
Пока Надя развлекала Олесю считалками, Аня в фартуке с изображением многорукой индийской богини просеивала муку, раскатывала коржи, мешала мясное рагу на плите. Таймер духовки звякнул. Надя примчалась достать курицу, но в доме раздались мужские голоса.
«Надёна!» – позвал Муха из гостиной.
– Пришли, – встрепенулась Надя, поправляя прическу и скрылась из виду.
«Надя, что так вкусно пахнет?»
В гостиной раздался хохот, завязалась беседа. Аня сверилась с часами над холодильником. Полчетвертого. На улице стремительно темнело, будто солнце замертво рухнуло в пропасть.
Аня достала курицу и поставила выпекаться первый корж.
В кухню вошли Ярмак с Мухой.
– Нюта! – улыбнулся Муха без малейшего удивления. Он потер ладони, водя носом: – Вкусно же пахнет. Как дела?
– Спасибо, нормально. – Она обернулась к Ярмаку с приветливой, выхолощенной улыбкой, поздравляя: – С днем рождения! – И тут же оправдалась за свое присутствие: – Надя просила помочь.
При всем уважении к Наде, Ярмака она считала безобразным хлыщом. Короткие белобрысые волосы, водянисто-голубые глаза и круглая голова на индюшиной шее. За три года к общему отталкивающему портрету добавилась редкая бородка. На нем темнели толстовка с черепом над броской надписью: «А ну-ка ша!» и спортивные штаны в кислотных надписях. Главенствующему выбору спортивных костюмов он не изменил. Аня никогда не замечала за братом Лоры увлечения спортом. Худощавый, немного выше ее – рядом со здоровяком Мухой в рубашке и брюках он выглядел нескладным подростком.
– Спасибо, – Ярмак потер кончик красного носа, осоловевшими глазами пялясь на запеченную курицу. Лицо его напоминало слепок. – Надя! – гнусаво всполошил полдома, после чего побрел на приглушенный голос жены.
Аня потянулась за салфетками. Хуже и быть не могло. Она не хотела здесь находиться, не хотела печь торт Ярмаку, готовить на подхвате, – и в целом создавать впечатление заискивающей одиночки.
Муха принялся заполнять посудомоечную машину тарелками.
– Надя рассказывала, ты на повара учишься, – спросил, поглядывая, как Аня задвигает в духовку новый корж.
– Инженера-технолога. Пищевая промышленность и все такое.
– А рыбную солянку умеешь готовить?
– Теоретически, да.
– Круто!
– Сама тащусь!
Они засмеялись.
Торт Аня доделывала под шутливые рассказы Мухи о том, что все дорожки ведут в Сажной. В мореходку он не поступил, подрабатывал на карьере. Потом Сыч позвал в автосервис, где Муха второй год подряд делал хромированный тюнинг «ямским гонщикам». Из всех пятерых одноклассников их компашки – С Мухой болталось о жизни проще простого.
Когда коржи скрыл заварной крем, в кухне появилась Надя с сонной дочкой на руках:
– Какая красота! – она заулыбалась при виде готового торта. – Анюта – ты золото. Ты наше сокровище. – Но забеспокоилась: – И посуду вымыла?
– Это я! – поднял руку Муха. – Ага? Сокровище?
Она приблизилась к нему и обняла свободной рукой:
– Не друзья, а клад. Всё – не выпущу.
Муха просиял ярче зеркала под лучом. Аня впервые за пять лет грустно подумала: «Зря он не признался Наде».
– Муха, отвезем Осю к маме? – планировала Надя, передавая дочь на руки счастливому здоровяку. – Рома выпивший. Где вы были? У Кости?
В гостиной раздался женский хохоток. Муха пожал плечами, оправдываясь:
– Я его подобрал у «Шико».
– Ладно, – отступила она, поправляя рукав мятно-синего платья. – Там Инга, Таня пришли. Нужно встретить.
Надя умчалась, оставляя растерянную Аню в компании улюлюкающего приятеля детства и трехлетнего ребенка, желающего вонзить пальцы в торт. Муха мокнул обрезком коржа в крем.
– М-м? – протянул крохе, и заговорщиком подмигнул. – Мы маме не скажем.
А потом началась суматоха, в которой Ане не позволили уйти дальше порога. Она подыгрывала каламбуру именинника и девушек, не протестуя – и злясь, что, попытки избежать застолья приведут к выяснению отношений и нежелательным воспоминаниям многократных ссор. В гостиной стол накрывался блюдами из холодильника, отнявшими у Нади не один час сна. Всех захватило предчувствие пирушки. С упаковкой фейерверка вернулись Муха и Надя. Ярмак врубил клубную музыку, в низких басах которой тесная комната превратилась в машину времени. Инга рассказывала последние новости поселка, Таня подначивала именинника танцевать пластичнее, а Муха ходил по пятам за суетливой Надей. Аня опустилась на кожаный диван, признавая, что помалкивать мышью в опоясывающей круговерти фраз вполне разумно для спокойствия.
Последними из гостей появились Лора с Костей. Лора в алом платье собрала все комплименты. Она единственная заострила внимание на присутствии в доме Ани, переспросив раза три: «А когда тебя пригласили, милая?» Вместе с Надей они развешивали серебристо-желтые шары на белых стенах, вручали букеты и подарки, декламировали пожелания, приглашали к столу. Ярмак нейтрально воспринимал расцветающее торжество, усиливая впечатление, что именины сегодня у Лоры и Нади.
За ломящимся блюдами столом Аня сидела на углу, по левую руку от нее за обе щеки уплетала холодец Таня. Ярмак плоско шутил о гололеде и «тормозах». Надя сглаживала его высказывания фактами из новостных сводок. Костя и Муха вполголоса обсуждали претензии клиента. Лора скучающе потягивала сок через трубочку, и только Инга сохраняла надменный вид несокрушимого достоинства каждый раз, когда Ярмак рявкал: «Короче, жопа».
Спустя час за окном стемнело до слепоты. Угощений поубавилось, шампанское выпили, и Надя скомандовала убирать со стола. Колонки извергали что-то долбяще-танцевальное, пока Аня с Ингой уносили грязную посуду. Парни и Таня за журнальным столиком распивали коньяк.