– Пару дней отлежатся, и всё будет в порядке, – заверил её Вацлав. – А пару дней без кур, я думаю, мы переживём.
– Вот тебе всё просто – переживём, переживём… Нормальный хозяин давно задумался бы, что пора новых кур завести. Эти изначально слабые были – землю не роют, кудахтать не хотят. Хотя, что я тебе говорю, если у тебя даже собака не лает и полдня шатается неизвестно где?!
– Закрой рот! Цылю ругать не смей! Он вообще один, кто меня понимает! – проявил характер Вацлав, потрепав Цылю за плечо и собственноручно сняв ошейник. – Ну что, Цылька, пойдём погуляем! А эти бабы пусть и дальше из себя куриных королев корчат.
Отворив ворота и пропустив Цылю вперёд, Вацлав ещё немного поругался с супругой, после чего, громко хлопнув створкой, жестом указал Цыле в направлении совхозного поля, своего любимого места для прогулок.
От пива на этот раз Цыля отказался (завтра ему снова предстояло полдня крутить баранку, и с алкоголем переусердствовать не хотелось), и Вацлав с удвоенным энтузиазмом принялся вливать в себя содержимое бутылок.
– Вот так вот! – удовлетворённо сказал он, как только они с Цылей оказались за околицей. – Крутишься всю жизнь, как белка в колесе. Сам работаешь, других заставляешь работать, а всё для чего? Ты не знаешь, Цыля?
Цыля молча пожал плечами. Ответа на этот вопрос он действительно не знал, тем более если этот вопрос звучал из уст человека, который мог позволить себе почти всё.
– Не знаешь, – наигранно вздохнул Вацлав. – Да ты и не можешь знать, Цыля. Без обид, но чтобы понять подобное, нужно сперва чего-нибудь в этой жизни добиться. И добиться собственным лбом. Вот я тебе и скажу, Цыля, для чего всё это нужно. А нужно это, чтобы понять: для настоящего счастья нужно совсем другое. Не нужны миллионы, не нужны коттеджи, не нужны подчинённые. Это я раньше всегда мечтал уехать отсюда как можно дальше. От халупы батьковской, от запаха соляры, от кур, свиней этих грязных. А теперь…
Очередная бутылка пива резво пошла в ход, и Цыля начал всерьёз опасаться, что ему придётся обратно тащить хозяина на себе. Учитывая комплекцию Вацлава, это выглядело непростой задачей и к тому же выходило за рамки собачьих обязанностей.
– Вот видишь этот луг? – продолжил демонстрировать тайные закоулки своей души Вацлав. – Думаешь, я просто так сюда прихожу? Это ж колхозный луг, не мой. И колхозу на него плевать! Бурьян третий год стоит и ещё десять лет стоять будет, пока всё лесом не зарастёт. А ведь земля здесь – высший класс! Особенно под картофель. Одно время я даже подумывал этот луг у колхоза выкупить или арендовать. А ведь не стал. Знаешь, почему? А потому что нельзя всё в жизни подчинять целям и выгоде. И хозяйство своими руками держу не из блажи, кто бы что по этому поводу ни говорил. Не могу по-другому! Веришь? Как из города решили сюда перебраться, так Марианне и сказал – мол, только с хозяйством жить будем! Условие поставил, даже кулаком по столу бить пришлось. Потому что в деревне по-настоящему можно только с хозяйством жить! Ты вот говорил, что кто-то там с автобазы ещё ко мне хочет. Зови! Зови всех! Мне и свиньи ещё нужны, и петух. Без петуха куры совсем от рук отбились, жрут абы что, хворают. А мне нужно крепкое хозяйство! Я за настоящую жизнь! За искреннюю!
– А чего тогда настоящих животных не заведёшь? – спросил Цыля.
Ему захотелось немного унять красноречие Вацлава, который прямо посреди дороги решил справить малую нужду, и этим оскорбил ту часть сознания Цыли, в которой он оставался водителем.
– А вот это ты зря, – одёрнулся Вацлав, бросив протяжный и обиженный взгляд на Цылю. – Меня и так каждая собака этим упрекает – мол, самодур, людей за скот держу. Думаешь, я этого не вижу? Иной раз и вправду хочется соседей побесить от нечего делать, есть грешок. Но вот что касается скота, тут уж ты меня упрекать не смей! В этом я честен!
Тема для Вацлава была болезненной, и возмущение в его голосе стремительно уступало место плаксиво-обиженным интонациям.
– Ну не умею я с настоящими животными, понимаешь? – едва не пуская слезу, оправдывался Вацлав. – Хотел, пробовал – ничего не получается! Батька с хозяйством не ладил, вот и я не научился. Свиньи в говне топнут, куры дичают. Да и вообще, если растить настоящих, – что с ними делать потом? В мясе и молоке не нуждаюсь. А ведь порыв есть, понимаешь? Душа требует. Душа! И, на самом деле, нет разницы – настоящие это куры или нет. Взаправда, Цыля, это штука непростая! Она только внутри человека и существует. По внешнему о ней судить нельзя!
В том, что «взаправда» Вацлава действительно штука непростая, Цыля не сомневался. Сформировалась ли она во времена отбирания компота у младшеклассников или в смутные годы построения бизнес-империи (которая, если верить слухам, начиналась с торговли ворованными семечками), Цыля не знал. Но эта «взаправда» обладала способностью оказывать влияние на всё вокруг, и в этом, по мнению Цыли, Вацлаву следовало отдать должное. В себе самом, по крайней мере, Цыля подобной «взаправды» не ощущал. Наверное, именно поэтому он подрабатывал собакой у Вацлава, а не наоборот.
– Слышь, Цыля! – вдруг воскликнул Вацлав. – А давай ко мне собакой насовсем?! Что ты в своём автопарке кроме грыжи и геморроя заработаешь?
– Ну не знаю, – замялся Цыля, – у меня семья. Насовсем не получится.
– Ну, будет у тебя один выходной в неделю – никаких вопросов! С женой столько лет душа в душу живёте – чего друг друга чаще видеть? Да и для нас ты уже как член семьи. Дочурка в тебе души не чает, Марианна.
– Разве? – засомневался Цыля. – А мне кажется, хозяйка меня недолюбливает. Думаю, это кот Рябов её против меня науськивает.
– Я вообще котов не люблю, – поморщился Вацлав. – Они себе на уме, гадят где попало. Только этих баб ведь не поймёшь – нужно им, видите ли, чтобы подле них обязательно кто-то был. Тут уж лучше кот, чем мужик какой-нибудь.
Вацлав всё больше терял связь с реальностью, и Цылю это здорово начинало беспокоить.
– Запомни, Цыля, – продолжал настаивать на своей «взаправде» Вацлав. – В жизни нельзя быть кем-то наполовину! Ни дома, ни на работе – нигде! Так что соглашайся! Оклад я тебе сразу удвою, в дом пускать буду! И плевать, что Марианна на это скажет! Ну?
– Не знаю, надо подумать…
– Ну так думай! Я ведь тебя ещё щенком помню. Компот в школьной столовой у тебя отбирал, – усмехнулся Вацлав.
– Угу, – мрачно кивнул головой Цыля, которому подобные воспоминания не улучшали настроение.
– Да ты на меня не серчай, все так делали. Кто сильнее – тот и прав! Хорошие были времена, хотя и вспоминать о них особо не люблю. Зато ты мне как родной стал, понимаешь? Честно! Вот проси у меня, что хочешь! Ну?! Проси!
– Мне бы недельку отгулов, – подумав, робко сказал Цыля. – Дочери из города на днях приехать должны, повидать хочу. Заодно и предложение твоё обдумаю спокойно, с женой посоветуюсь. Сам понимаешь: круглосуточной собакой становиться с бухты-барахты нельзя.
– На неделю? – переспросил Вацлав, от удивления открыв рот. – Неделю без собаки на дворе? Ну не знаю…
Вацлав выглядел растерянным и даже как-то по-детски обиженным. Наверняка он ожидал от Цыли пожеланий совсем другого характера. Например, повышении оклада, более длинной цепи или кастрации домашнего кота. Блёклая в своей бытовой простоте просьба Цыли слишком болезненно подкосила его возвышенное и даже, можно сказать, поэтическое настроение.
Вацлав несколько раз горестно икнул, с усердием приложился к бутылке, после чего как-то особенно естественно упал прямо наземь, при этом умудрившись сохранить контакт с бутылкой. Он, кажется, и вовсе не заметил, что окружающий его мир вдруг перевернулся. Эту способность хозяина Цыля наблюдал уже не в первый раз и зачастую именно ей объяснял себе все успехи Вацлава, связанные с бизнесом и бытовым достатком.
– Может, домой пойдём? – с опаской спросил Цыля.
– Какое домой, Цыля? Тебе что – охота на цепи сидеть? – ответил Вацлав, тяжело поднимаясь на ноги и отряхиваясь. – Нет, мы сейчас отдохнём немного, а потом в палку играть будем!
– В палку? – почуяв неладное, переспросил Цыля.
– В палку! – ответил Вацлав и довольно уверенными винтами направился к видневшейся неподалёку роще.
Вацлава Цыля притащил домой ближе к полуночи. Во дворе стояла тишина, и только кот Рябов лениво курил, сидя на ступеньках веранды. И хотя Цыля был без ошейника и зол как собака, до Рябова ему сейчас дела не имелось.
Остаток прогулки выдался для Цыли особенно тяжёлым и беспокойным. Игрой в палку Вацлав на этот раз не ограничился. Сразу после этого жалкого и невразумительного действа (бросать палку у Вацлава получалось плохо, и на земле он сам оказывался гораздо чаще, чем палка), Цыле сперва пришлось сопровождать Вацлава в сельпо за водкой (по словам Вацлава, по-настоящему напиться простой сельский человек может только водкой из сельпо и никак иначе), а потом и на кладбище, где тот хотел попросить прощения у отца, но, так и не сумев отыскать его могилу, каялся у нескольких случайных надгробий.
Весь обратный путь Вацлав проделал на спине Цыли, беззаботно и даже как-то задорно похрапывая.
– Помоги его в дом занести! – сказал Цыля Рябову, пытаясь разогнуть спину.
– А мне это надо – дебила этого на себе таскать? – возмущённо ответил кот, поспешно докурив сигарету и швырнув окурок прямо себе под ноги.
– А мне – надо?
– Раз таскаешь, значит надо! – пожал плечами Рябов и спокойно скрылся в доме.
Выругавшись, Цыля схватил хозяина подмышки и кое-как втащил на веранду, после чего, раздражённо пнув лежащий на земле ошейник, нырнул в будку и поклялся себе, что завтра с самого утра он пошлёт Вацлава куда подальше вместе с его «взаправдой» и всеми планами на счёт хозяйства.
Но истинную глубину «взаправды» Вацлава Цыля всё же недооценивал. В этом он наглядно убедился, когда под трезвон будильника выполз утром из будки.