и его дорогой Цян неделю назад застрелился, не пережив огласки. Плевать на полтора миллиарда людей, главное, дети, которые узнали об отце то, о чём лишь догадывались, о чём им нашёптывали враги. Но никто из них не рискнул сказать прямо, как на самом деле Лю Хань, гордость нации, пробивался наверх. И дьявол его знает, с чего началась история простого деревенского паренька, который захотел выбраться из бедности и покорить мир.
– Чёрт, чёрт, чёрт! – ругался Лю Хань и курил сигарету за сигаретой. – Где я свернул не туда? Может быть, одобряя деньги, которые я приносил, мать сбила меня с праведного пути, сглазила, отравила своей любовью и мягкостью? Так ведь матери давно нет, а я день ото дня становлюсь только хуже. Конечно, я хотел большего, чем научиться управлять трактором или стать председателем колхоза. Без алмазного сверла, как говорится, фарфор не просверлишь, вот и пришлось пробивать дорогу кулаками и пулями. Можно подумать, я один такой! Просто мне повезло, я очень сильный, я избранный! Разве люди не сравнивали меня с Лэй Фэном[10]? Разве я хоть кому-нибудь отказал в помощи? Только в отличие от политиканов и святош, я помогал не лозунгами и призывами, а делами. Всякое дело требует сил и денег, я делился и тем и другим, благодарности не ждал и тех, кому помог, в должники не записывал…
Лю вернул страшное фото невестки на место и открыл альбом с начала. Лица матери, отца, деда и бабки напоминали скорлупу грецкого ореха: такие же сухие, с застывшими, будто окаменевшими, морщинами, потемневшей от солнца кожей и выцветшими глазами. Ни улыбки, ни других эмоций – во взглядах лишь вековое терпение крестьян, привыкших к тяжёлому труду и нескончаемой беспросветной бедности, без намёков на другую, хотя бы чуть более зажиточную жизнь. Лю Ханя утешало, что мать с отцом не узнают о его позоре: они покинули эту юдоль скорби навсегда, и вряд ли Создатель захочет показать им ужасные дела их сыновей. Дети, наверное, рано или поздно поймут, как нелегко отцу досталось богатство, и простят. Ведь всё, что у них есть, появилось только благодаря его высокому положению. Жена – святая женщина, она даже мысленно не осудит мужа. Может, тогда и не стоит умирать?
Лю Хань курил и курил. Он уже отравился собственным дымом, задыхался и кашлял. Достаточно было открыть окна или включить вытяжку, чтобы никотиновый смог развеялся, но нет, хозяин кабинета утратил связь с реальностью и блуждал по тем мирам, которые оживают лишь во сне или в часы страшной тоски и печали. Из настоящего он пытался проникнуть в будущее, а наткнувшись на пустоту, он бежал в прошлое в надежде зацепиться за что-нибудь хорошее там и в этом обрести смысл и надежду. Фотоальбом был в помощь. На седьмой странице Лю Хань увидел маленький прямоугольник с изображением одноклассницы. «Как её зовут?.. Как её зовут?.. Я же любил её, кажется… Как её зовут?» – пытался вспомнить Лю Хань и вспомнил: девочку звали Жасмин Ли. От остальных учениц она отличалась белыми волосами – редкой генетической аномалией, превратившей её в изгоя среди девчонок, которые завидовали таким волосам и сторонились её, и в принцессу среди мальчиков, ведь даже те, кто был постарше, оказывали ей королевские почести и каждый хотел стать её избранником.
Лю Хань не рассчитывал на ответное чувство, он мечтал хотя бы посидеть рядом с Жасмин Ли. Однажды мечта исполнилась, но при этом произошло самое ужасное, что может произойти в случае, когда хочешь произвести на девочку впечатление, но вместо этого позоришься как никогда в жизни. Сначала Лю Хань не смог ответить на простой вопрос учительницы о дробях, хотя в математике всегда был отличником. Потом парнишка, который сидел сзади, бросил ему на голову жука. Почувствовав шевеление в волосах, Лю Хань подпрыгнул на месте и попытался сбросить насекомое. От страха он не мог нащупать невидимого врага, а жук, тоже почувствовав опасность, начал кусаться. Хохотали все, учительница от смеха прослезилась, сняла очки в золотой оправе и присела, чтобы успокоиться и привести лицо в порядок. Конечно, развеселилась и несравненная красавица Жасмин Ли. Лю Хань, не спрашивая разрешения, вылетел из класса, вскочил на велосипед и умчался далеко-далеко в колхозные поля. Он так яростно крутил педали, что цепь слетала раз десять. Наконец, силы иссякли. Малыш Хань, как его в шутку называли домашние, хотя ему уже исполнилось десять лет, лёг на землю и начал колотить по ней руками и ногами, словно земля была виновата в случившемся. Остыв, Лю Хань начал размышлять, как вернуть себе авторитет среди мальчишек и заодно доказать заносчивой блондинке (хотя Жасмин Ли вовсе не была высокомерной), что он настоящий мужчина. Можно побить одноклассника у неё на глазах. Правда, дурачка и слабака Чжана Сюэдуна кто только не бил, и невелика честь дать ему по шее. Тем более, кулаки Лю Ханя, благодаря урокам кунг-фу от дедушки, ломали тонкие доски и легко могли разбить чей-то нос. А если пригласить красотку на танец? В школе скоро будет праздник в честь Первого октября, а любой праздник всегда заканчивается дискотекой, причём не только для юношей и девушек, но и тех, кто поменьше. Однако этот вариант отпал сам собой, когда Лю Хань вспомнил свой гардероб, состоявший только из обносков старшего брата. Они прикрывали наготу, спасали от холода, в них можно было тренироваться и тусоваться с пацанами. Старые вещи подходили для рыбалки, помощи взрослым в уборке урожая или ремонте сарая, в них можно было заявиться в клуб и посмотреть кино, в них можно было пойти куда угодно, кроме свидания с самой прекрасной девочкой на свете, такой ухоженной и нарядной. Она даже красила ногти светло-розовым лаком и подводила губы красной помадой, хотя учительница строго запрещала маникюр и макияж. А ещё она брызгалась духами с запахом свежей малины или клубники – кто там разберёт, из чего состоит этот аромат. Так как других вариантов на ум не приходило, Лю Хань разозлился, расплакался и решил бросить школу. Утром он сказал матери, что у него болит живот, и она разрешила ему проваляться в постели до вечера. На следующий день он собрался, вышел из дома и целый день проболтался на реке, благо осень стояла тёплая, без дождей, а кукурузы было сколько хочешь. Домой он вернулся отдохнувшим и сравнительно сытым. На третий день Лю Хань увязался за отцом в соседнюю деревню. Отец поехал за книгами в маленький книжный магазин, и Лю придумал, что ему нужны особые учебники по китайскому и математике. Вернулись они к пяти вечера, и буквально через десять минут в дверь постучали. Лю Хань побежал открывать и нос к носу столкнулся с Жасмин Ли. Она была обворожительна в синих джинсах, красной рубашке и лёгкой розовой курточке, расшитой яркими цветами. Она объяснила своё появление так: учительница, обеспокоенная долгим отсутствием Лю Ханя, предложила кому-нибудь из одноклассников навестить его и выяснить, почему он не ходит на уроки. Помочь вызвались Жасмин Ли и тот дурачок, который устроил переполох с жуком. По дороге глупыш, к счастью, отстал, и теперь они могут спокойно поговорить без него. Лю Хань от неожиданной встречи потерял дар речи. Выручил отец, пригласив девочку к столу. Она согласилась и в беседе со взрослым человеком была, что называется, на высоте. Лю только диву давался, какой умницей оказалась его ненаглядная. Он думал: «Жаба мечтает отведать лебяжьего мяса», то есть такой увалень, как он, надеется на взаимность прекрасной девочки: красивой, умной, воспитанной, из обеспеченной семьи, где не скупятся на одежду, есть своя машина и, как наболтала сама Жасмин, каждый год ездят в Европу. В этом году они были во Франции. В подтверждение своих слов Жасмин вытащила из портфеля кучу иностранных ручек и одну из них подарила Лю Ханю.
– Где же, где же та ручка? На ней были какие-то латинские буквы, – Лю Хань перерыл весь кабинет и ещё две комнаты, где хранил всякую всячину: от первых школьных тетрадей, книг, рисунков до маленьких элегантных шкатулок из-под часов и громадных коробок от бытовой техники.
Сигарета, вторая, третья, и вот, наконец, она – та самая ручка: шесть граней, прозрачный затёртый корпус, синий обгрызенный колпачок, такая же синяя, тоже вся жёваная-пережёваная затычка сзади, стержень куда-то делся, и вот те самые буквы: «B», «I», «С».
Лю Хань знал о компании Bic не понаслышке, он имел с ними дело в начале нулевых, но сейчас его занимало другое: что же стало с Жасмин Ли? Помнится, после школы она собиралась поступать в институт, в эту, как её, чёрт подери, в Шанхайскую театральную академию… И, наверное, поступила – с такими-то данными… Вичат[11] по запросу выдал кучу фоток, и ни на одной из них не было никого даже близко похожего на красавицу Ли. В былые времена Лю Хань набрал бы кому-нибудь из своих знакомых сыскарей, и те вмиг бы предоставили досье. Сейчас звонки прослушивались, и лезть на рожон из-за дел сорокалетней давности не следовало. Лю Ханю даже не пришло в голову, что Жасмин Ли, как и ему, уже пятьдесят один, и в таком возрасте она вряд ли сохранила сходство с той девочкой. Одна мысль его будоражила: Ли не вертихвостка, не фифа какая-нибудь, она пришла к нему домой по собственному желанию, весело и с удовольствием болтала с отцом, она подарила ручку… Значит, он нравился ей. И он сам дурак, что проглотил язык, как говорится, и несколько лет, уже познав женщин, не смел приблизиться к земной богине с белыми волосами по имени Жасмин Ли. Ответь он тогда на её любезность, пригласи на танцы – всё было бы по-другому и тогда, и сейчас. «Эх, как говорил дедушка Иньху, было бы – да бы мешает».
Никто не сомневался в блестящем будущем Чжоу Юнкана. Мужчины из его семьи почти сто лет подряд становились военными, чиновниками, полицейскими. Из поколения в поколение передавались выправка, умение подчинять и подчиняться, сговорчивость когда надо и, наоборот, верность принципам. С благородными женщинами Чжоу были галантными кавалерами, с женщинами для утех превращались в отчаянных кутил. Им в равной степени можно было доверить управление страной и приготовление чая – в любых делах были осторожны, проявляли ответственность и следовали традициям.