– Как-то просто неожиданно ты сказал то, что я боялась сказать сама себе столько лет.
– Так и бывает. Вроде взгляда со стороны.
– Раз мы выяснили мою тоску. Может, для честности, скажешь теперь про свою?
– Я не думаю, что ты захочешь это услышать.
– Но всё же я хочу.
– Настаиваешь?
– Да, настаиваю.
– Уверена?
– Уверена!
– Точно?
– Да, точно! Костя, блин!..
Костя резко вскочил на колени, поцеловав женщину в губы.
– Я люблю тебя. Это и есть моя тоска.
Оля со звериным взглядом оттолкнула Костю.
– Блядь, Костя, какого чёрта? Ты же ребёнок! Я ведь тебе мать приёмная, чтоб тебя!
– Мне двадцать четыре. И ты сама попросила, сама захотела! У нас разница в шесть с половиной лет, и я тебе сразу сказал, что ты мне не мать и никогда ею не будешь!
– Ты на моих глазах взрослел!
– Ты тоже взрослела на моих глазах.
– Короче, Костя… Я пошла, а ты подумай над своей детской выходкой.
Оля было направилась к выходу, но Костя схватил её за руку. От такой наглости она влепила ему увесистую пощёчину, но он только крепче сжал женщину в объятиях. Он начал лизать ей шею, начал раздевать её, пока она вяло пыталась отбиваться. В какой-то момент рука скользнула Оле в промежность, и взаимность желания стала очевидна. Да. Она хочет его, уже давно, но это неправильно. Грязно! Так не должно быть. У неё есть муж. Она не шлюха какая-то. Да и, в конце концов, Костя – усыновлённый сын. И это самый главный факт, который её коробит.
Её сопротивление окончательно сошло на нет. Полуобморочная Оля окончательно сдалась, отдавшись своим подавляемым чувствам. Она начала отвечать на поцелуи. И вот уже женская энергия раздевает объект желания, облизывая его с ног до головы. Их обнажённые тела танцуют на полу. От наслаждения Оля задыхается, а когда всё заканчивается, быстро собирает свои вещи и выбегает из комнаты, всё повторяя: «Это неправильно, это неправильно. Больше такое не повторится».
Андрей вернулся, и всё стало как прежде. Оля кинулась мужу на грудь, поцеловав в щёку. Костя пожал приёмному отцу руку. Семейство село обедать. Только один секрет связывал Костю и Олю невидимой нитью. Они поклялись никогда не рассказывать о своей связи ни одной живой душе. И хоть Костю такой вариант не устраивал, но деваться ему было некуда.
Этой ночью он слышал её стоны. Фантазия рисовала болезненные образы обнажённого тела в руках человека, к которому он испытывал тёплые и благородные чувства.
Костя всё чаще стал ночевать у друзей, реже попадаясь на глаза супругам. А в редкие часы, когда Андрея не было дома – он очень искренне любил Олю.
Лето подходило к концу. Ясные дни становились всё короче. Осень вот-вот должна была вступить в свои законные права.
Вечер. Ужин. Три фигуры за столом.
– Послезавтра я уезжаю, – сказал Костя между делом.
– Отдохнуть куда? – поинтересовался Андрей.
– Нет, насовсем. Мне один знакомый написал. У его отца своя дизайнерская студия. Мне предложили работу. Деньги приличные, не могу отказаться.
– А где студия находится, далеко? – спокойным голосом спросила Оля, с повисшим над головою волнением.
– Далеко.
– Так где именно?
– Пока секрет. Как буду на месте – напишу вам. Но можете не переживать, буду навещать по возможности.
– Как-то всё это неожиданно… – нашлась Оля, уткнув взгляд в свою тарелку.
– Да, знаю. Но что поделать?
– Я горжусь тобой, Костя, – искренне сказал Андрей, сжав руку парня.
– Спасибо. Правда, спасибо вам двоим. Вы мне стали очень близкими людьми. Я думаю, без вас у меня ничего бы не вышло. А так, вы стали моим стартом и моим тёплым домом.
Андрей горделиво улыбнулся. До конца ужина больше никто не проронил ни слова.
Ночь. Андрей и Оля лежат в своей постели и тихо разговаривают:
– Как быстро бежит время. Не правда ли, дорогая?
– Да, очень…
– Я горжусь Костей. Хоть и не родной сын, а чувство, будто… будто свой, чего душой кривить? Не знаю, как выразить. Надеюсь, у него всё получится.
– Я тоже надеюсь…
– Оль…
– Да.
– Как думаешь, вот скажи мне…
– ?
– Может, нам ещё раз попробовать? Я про ребёночка. Я очень хочу ребёночка, Оль…
– Ох, Андрюш… я не знаю. Я тоже много думала об этом.
– Правда?!
– Не кричи… Правда.
– И что ты!.. Прости… И что ты надумала? Только честно, без загадок. – Оживился Андрей.
– Я думаю, что хотела бы попробовать ещё раз…
– Так это замечательно!
– Да знаю, знаю. Тише, не горлань, Костю разбудишь.
– Хорошо… Добрых снов, Оль.
– Добрых снов.
– Я люблю тебя.
– Я тебя тоже, – ответила Оля.
«Я хочу ребёночка, но не от тебя», – произнесла она уже про себя, а затем, сделав вид, что спит, погрузилась в свои мысли, которые пугали, раздирая сердце на куски.
День. Оля проснулась поздно. Сколько сейчас? Полвторого. Пора позавтракать, а затем серьёзно поговорить с обезумевшим Костей. Тяжело поверить, что так спокойно он может взять и уехать.
Она вышла из комнаты. Большая спортивная сумка стояла в коридоре. Одетый Костя сидел за столом и ел оливки прямо из банки, цепляя их пальцами.
– Доброе утро… день, – поприветствовал он Олю и снова уставился на банку.
– Костя, какого чёрта?!
– В смысле?
– Вот всё то, что ты вчера сказал.
– Я сказал правду.
– А как же я?
– ?..
– Ты бросаешь меня. Зачем говорить, что любишь, а затем бежать?
– А сама ты не догадываешься?
– Нет, объяснись.
Костя резко поднялся с места, ударив кулаком по столу.
– А разве так тяжело догадаться? Мне мучительно слышать, как он тебя трахает! Для тебя моя любовь – явление временное, параллельное. А я понял, что хочу тебя всю навсегда, либо никак не хочу, ясно?!
– Ясно. Ведь нет никакой студии, да?
– Нету, но это неважно, мне просто нужно раствориться.
– Костя, пожалуйста. – Оля сделала два шага в его сторону.
– Слушай, не надо меня мучить. Моё самое большое желание – взять тебя с собой, но ты ни за что не поедешь! Ты слишком привыкла к этому дому, привыкла к Андрею. Ну а что ты хочешь от меня? Я не собираюсь всю жизнь любить тебя урывками.
– Ты даже не спросил меня…
– Вот сейчас спрашиваю: ты со мной?
– Костя…
– Ты со мной?!
– Я… я не знаю, послушай…
– Значит, так. Знай: ты самое дорогое, что у меня было. Я люблю тебя вне зависимости от твоего решения.
– Костя…
– НО! Остаться я никак не могу. Давай поступим так. Я буду ждать тебя в машине двадцать минут. Если ты решишься, то бери, что успеешь, и мы уедем с тобой далеко и навсегда. Если нет, то будь просто счастлива. Хотя бы попытайся.
– Я не могу, вот так…
– Я всё сказал.
На этом Костя обулся, взял свою сумку и исчез за дверью.
Вечер. Андрей вернулся с работы. Позвал Костю, позвал Олю. Никого. Неужели спят или вышли прогуляться? На обеденном столе белый квадратик. Похоже, записка, но зачем? Можно было и эсэмэской.
Андрей берёт записку. Читает. Ещё раз читает. И ещё, и ещё, и ещё. Он перечитывает её, оглядываясь по сторонам, затем снова перечитывает.
Дрожащими руками он набирает Олин номер, но в ответ незнакомый голос вторит: «Абонент недоступен, оставьте сообщение после сигнала или перезвоните позднее…»
Голова Андрея повисает. В груди горит. Мышцы сокращаются от безутешных всхлипов. В красивой квартире стонет мужчина, и нет покоя ему. Ну как так?
Кирилл КомаровАнисья
Иллюстрация Екатерины Ковалевской
– Не пойду. Ни за что не пойду, – повторял Глобычев, твёрдо зная, что пойдёт. Он уже почти не рассчитывал закончить «Водовороты времени», но хотя бы рассказ, жалкий рассказ он заполучить хотел. А для этого нужна была идея. Нет, не чеховская, конечно, сейчас не до хорошего. Так – Ремарк. Поковыряться в тщедушном сюжете, разогнать клавиатуру. А потом… О, потом можно и замахнуться… Как раньше… Писать ночью, редактировать днём, забывая про еду и гигиену. Но идеи не случалось, и гигиена торжествовала.
Глобычев давно поужинал и уже лёг. Он знал, что всё равно придётся встать и одеться, чтобы пойти, но лёг. Сон мог стать его единственным защитником, но даже не приблизился к нему. Глобычев пытался думать о чём-нибудь толковом, приятном. Он вспомнил, как сильно, хорошо писал когда-то, как три года назад задумал «Водовороты времени» – новаторскую полупоэтическую драму, в которой главы должны были чередоваться: одна в стихах, другая в прозе. Заканчивалось всё поэтическим протостихотворением «Эпиложный финал». Заканчивалось… Закончиться «Водовороты времени» могли бы при условии хоть какого-то начала. А начало вместе с идеей обитало в далёкой безыдейной эмиграции…
Одеяло жгло, подушка выталкивала голову из постели. Глобычев резко встал и ударил подушку ногой сверху. Потом нервно и торопливо принялся одеваться. Тёплые серые брюки, обширный свитер. Он не взял ни телефона, ни зажигалки, ни сигарет. Уже стоя одетый в прихожей, он зло сказал:
– Ну и что? Да, пойду.
В лифте он понял, что забыл сигареты, и разозлился, но не очень. Там, куда он шёл, сигарет и вина было вдоволь.
Дорога занимала минут десять, в этом отношении Глобычеву повезло: некоторым приходилось ехать на такси или нетерпеливо бежать от метро. Полы его длинного пальто, насаженного на длинную фигуру, развевались на ветру. Было очень холодно, но Глобычеву было жарко. Как-то после одного из таких ночных путешествий он долго лежал с температурой, но, поднявшись, соорудил целый рассказ, а значит – болезнь перенёс не зря. В этом смысле у Анисьи было без обмана. Она дарила мимолётное счастье всем отчаявшимся писателям, как безнадёжным пьяницам, мечущимся в литературном похмелье.
Глобычев вышел на трамвайные пути и пошёл параллельно им. Уже показался знакомый полуразрушенный забор из бетона. Глобычев прикинул, уместно ли побежать, но лишь прибавил шаг. Он перелез через забор и, раздвигая ветки деревьев, вышел к небольшому строению. Тут уже стояло человек тридцать – худых, с испорченными бессонницей лицами. Глобычев знал многих из них – писателей на самом дне сочинительского ведра. Другие сюда и не ходили. Он сам впервые появился здесь чуть больше двух лет назад, когда «Водовороты времени» вместо радости стали тяжёлой каменной ношей. Его привёл сюда Рыжиков, драматург, который благодаря Анисье написал целую пьесу – «Песок под колёсами».