Прогуливаясь по грунтовым дорогам и переулкам деревни, где ревущие мотоциклы, машины, телеги, коровы, ослы, лошади и бродячие псы живут бок о бок, попадаешь в туннель, образованный паутинами кабелей, нависающих здесь отовсюду, проходишь мимо лавок, продающих что угодно и как угодно, домов с цветастыми, золочеными балконами, походящими на оперные ложи, или недостроенных зданий, декором которых теперь занимаются местная флора и фауна. На фасадах многих построек изображены какие-нибудь простые рисунки: самолеты, лодки, автобусы и Кааба, напоминания о том, что владельцы исполнили долг каждого правоверного мусульманина, посетив Мекку как минимум раз в жизни. Это паломничество в дом Господа дает каждому возможность попросить о прощении за свои грехи, покаяться и очиститься. Женщины в платках и мужчины, одетые по-западному или в галабеях, улыбаются и машут гостям. Они очень простодушные, дружелюбные и всегда готовы помочь. Внезапно свалившаяся на Нагриг популярность, спровоцированная взлетом «десятки» «фараонов» и 11-го номера «Ливерпуля», вызывает у них любопытство, но не гнев.
До того как сюда в надежде увидеть места, где рос и пинал свой первый футбольный мяч Мо Салах, начали съезжаться журналисты и операторы со всего мира, Нагриг был знаменит своим красным луком и жасмином, который отсюда экспортировали во Францию, Россию и Украину, где он использовался в парфюмерной индустрии. А также как место рождения шейха Мухаммада Айяда ат-Тантави, родившегося в 1810 году в этой деревне, тогда еще называвшейся Ниджрид. В 1840 году этот человек эмигрировал из дельты Нила в Россию, а семь лет спустя возглавил кафедру арабского языка и словесности Петербургского университета. Айяд ат-Тантави оставил после себя интересные воспоминания о первых десяти годах, проведенных в огромной стране, столь непохожей на его родную. Озаглавленная Tuhfat al-adhkiya’ bi-akhhar bilad al-Rusiya («Подарок смышленым с сообщениями про страну Россию»), эта книга представляет читателю портрет царской России, ее культуры и обычаев ее народов. Ат-Тантави был выдающимся ученым, но не мировой звездой, какой является сейчас Мо Салах. Эту историю в красках рассказывают соседи родителей футболиста.
Сидящая на крыльце пожилая женщина с маленькой девочкой на руках и мужчина, занятый возней с мотоциклом и трейлером, говорят о том, как много иностранцев и египтян приезжало сюда, чтобы увидеть Мо и дом его семьи. Три этажа серого бетона с закругленными, как стулья на деревенской ярмарке, балконами, ничего особенного, если не считать того, что за держащимися на болтах воротами следят две камеры наружного наблюдения. Это, должно быть, единственные камеры во всей деревне. Ум Али, сосед напротив, объясняет, что семьи Мо здесь сейчас нет. Они могут быть в Каире или в Англии, наверняка он не знает, но зато точно знает, что некоторое время назад они решили сбежать подальше от журналистов и зевак, осаждавших их дом.
Историю Мо и земли, на которой он вырос, рассказывает Махер Анвар, мэр Нагрига. Он живет на втором этаже дома на углу. На лестнице дома в мешках сохнет лук. Одна из его дочерей открывает нам дверь; выясняется, что ее отец отправился в соседнюю деревню, но скоро должен быть. Спустя примерно полчаса он возвращается. Хозяин дома разувается на пороге и приглашает своих гостей с комфортом расположиться в гостиной: здесь стоят диваны и кресла цвета золота, лежат ковры с цветочными узорами, а окна обрамляют зеленые шторы, похожие на одеяния священнослужителей. С усами с проседью, в очках в тонкой оправе, в белой галабее и со спокойной улыбкой на лице первый гражданин Нагрига предлагает своим посетителям напитки и начинает свой рассказ.
«Мо родился в хорошей семье. Его отец был государственным служащим и одним из крупнейших экспортеров жасмина в регионе. Его мать работала в офисе. Их семья любила футбол. Салах Хамед Мехрез Заки Гали, отец Мо, выступал здесь за любительскую команду деревенского молодежного клуба в 80-е и 90-е. Он был хорошим защитником. Его дядя тоже был неплох. Кто знает, может, они и заразили его своей страстью? Мо рос счастливым ребенком вместе со своими братом и сестрой. Как и многие египетские дети, в семи-восьмилетнем возрасте он часами напролет играл в футбол на улице, на поле молодежного клуба или в школе. В 10–12 лет он был очень быстрым и талантливым. Его потенциал был очевиден. Его заметил Гхамри Абдель Хамид эль-Саадани, один из первых его тренеров, ну и отец. Они отвезли его в Эль-Махаллу, крупнейший город провинции, на просмотр в клуб «Баладейет» (второй дивизион египетской лиги), но те его брать не захотели. Он был слишком маленьким и хилым. В итоге он оказался в «Иттихад Басьюн», команде из деревни в нескольких километрах отсюда. Потом как-то раз в клуб приехал скаут, который попросил мальчишек сыграть матч, чтобы он мог понаблюдать за их игрой. Он приехал просмотреть другого мальчика, Шарифа, но когда увидел Мо, был очень впечатлен и предложил ему начать играть за «Османсон Танта». Там Салах и начал свое приключение сначала в египетском, а потом и в европейском футболе».
Это версия мэра. Другие утверждают, что будущего игрока «Ливерпуля» открыли на школьном турнире по футзалу, который спонсировала компания Pepsi. Эту теорию решительно отвергают в «Танте».
Махера Анвара ждут и другие гости. Своей очереди в коридоре дожидается репортер швейцарской газеты, пишущей на немецком языке. «Журналисты съезжаются сюда со всего мира, – говорит мэр. – Нас это радует, и мы благодарны Салаху за то, что он делает нашу деревню известной на всю планету».
Что его граждане думают об этом интересе? «Нагриг, – отвечает он спокойно, такая же деревня, как и многие другие в дельте Нила, но ее отличительные черты – доброжелательность и сердечность ее жителей».
Они совсем не против того, что их место жительства превратилось в популярное туристическое направление для представителей международных СМИ. И последний вопрос. Что олицетворяет собой Салах для жителей Нагрига? «Надежду не только для своих людей, но и для Египта и Африки в целом. Он – пример того, как далеко можно зайти, чего можно добиться в жизни благодаря страсти и усилиям».
В нескольких ярдах от дома мэра, на углу маленькой площади, расположилась парикмахерская, и сейчас она полна людей. На заднем плане играет музыка, а клиенты дожидаются снаружи приглашения на стрижку и бритье бороды. В перерывах между стрижками Ахмед Рамадан с радостью рассказывает нам о своей дружбе с Салахом и их общей страсти: «Раньше мы с ним играли вместе в футбол возле школы. Мы постоянно бросали друг другу вызовы, играя один на один. Мы начинали играть, а потом к нам присоединялись другие пацаны. Люди приходили на нас посмотреть. Мохаммед блистал даже тогда, но у нас было много толковых ребят, и люди то и дело говорили, что они перейдут то в один клуб, то в другой. Мы с ним в итоге оказались в «Иттихад Басьюн». Потом он стал тем, кем стал, но с тех пор он не изменился. Он все тот же скромный и простой парень, хороший человек».
Впечатления барбера о Салахе подтверждает Мустафа: «Всякий раз, когда он возвращается в Нагриг, его можно увидеть на улицах. Он ходит в кафе или в мечеть помолиться, как и все остальные. Он точно не из тех, кто всюду ходит с телохранителем».
«Он играет в пинг-понг и бильярд в кафе и с радостью делает селфи с детьми, которые его об этом просят, или раздает автографы», – говорит Мохаммед Бассьони, друг детства Салаха, который еще помнит, как играл вместе с Мо и его братом Насром. Он утверждает, что даже несмотря на то, что Салах теперь знаменитый на весь мир футболист, он не ведет себя как звезда и не стыдится своих корней.
«Мохаммед не свернул на кривую дорожку благодаря своей семье и обычаям нашей деревни. Он ходит в гости и навещает родственников по праздникам вроде Ид-аль-Фитр. Во время Рамадана он приехал ко мне, чтобы проведать. Я попал в автомобильную аварию, ничего серьезного, правда. Он очень привязан к деревне, в которой вырос». Мэр приводит другой пример: «Мо женился в Каире, но отмечал свадьбу здесь, все были приглашены. В деревне любят Салаха за то, что он многое сделал для нее и продолжает делать».
Чтобы узнать об этом поподробнее, стоит пообщаться с Мохаммедом аль-Бахнаси. Его можно отыскать сидящим за столом в принадлежащем ему книжном и канцелярском магазине, спрятавшемся в длинном узком переулке, что ведет к одной из многочисленных мечетей деревни. Полки крошечного магазина уставлены дневниками с Hello Kitty, картонками с красными сердечками, священными книгами и календарями, а стены завешаны постерами с Мохаммедом Салахом. Облаченного в белую тунику седобородого мужчину с редеющими волосами окружает ореол мудрого старца – именно ему отец, дядя и брат Мо доверили управление 50 тысячами египетских фунтов, которые благотворительный фонд Мохаммеда Салаха выделяет на различные нужды ежемесячно. «Деньги идут вдовам, сиротам, многодетным семьям, почти не имеющим поддержки, и госпиталям», – говорит он, показывая нам тетрадь, плотно исписанную синими чернилами. В ней перечислены имена тех, кто просит о помощи. «Мы изучаем каждый случай и решаем, нужно ли делать денежный вклад. Но это лишь часть благотворительных отчислений Салаха: есть еще и тайные, которые он, как достойный мусульманин, исправно отдает, но кому именно, не знает никто, это должно оставаться в секрете». Старый мудрец кладет тетрадь обратно на стол, поправляет свои очки и добавляет: «Учитывая экономическую ситуацию, в которой оказались египтяне, нам нужна помощь таких людей, как Салах».
Ах, экономическая ситуация… В июне 2018 года правительство в Каире объявило о новом урезании субсидий на электричество и существенном подъеме цен на бензин и природный газ. За несколько месяцев до этого уже произошел скачок цен на питьевую воду, а в последние годы правительство неоднократно урезало субсидии: то на муку, то на хлеб и молоко. Все это – меры экономии средств, к которым страну принудил Международный валютный фонд, выдавший ей в обмен на это ссуду в размере 12 миллиардов долларов США. Неолиберальная стратегия нацелена на стабилизацию экономики и привлечение новых инвестиций, политика реформ и экономии средств привела к резкому падению зарплат и сурово ударила по уровню жизни большинства представителей среднего класса и беднейших слоев населения.