Палаточный лагерь. На заднем плане — вырубленные пустые бочки, в которые снаряжение прячется на зиму.
Медведь сразу рухнул как подкошенный, но кусты зашевелились и из них сразу вылезло ещё три зверя, значительно крупнее первого!
Я практически сразу сообразил, что попал на «медвежью свадьбу» — светлый медведь скорее всего был самкой (это подтвердилось в дальнейшем), а три зверя покрупнее и потемнее — соперничающие из-за неё самцы. Я не стал особенно раздумывать и выстрелил два раза под голову тому из медведей, который был поближе и покрупнее, и один — по находящемуся подальше. На всё это у меня ушло около двух секунд, и я, как в замедленном кино, увидел, как метрах в тридцати из кустов выкатывается третий самец — как пыхтящий и рычащий бульдозер. В это время затвор магазина у меня остановился в крайнем заднем положении, и я сунул руку в ближайший карман, достав оттуда патрон (по совету, прочитанному у Дж. Хантера, на зверовой охоте я кладу по патрону в каждый карман охотничьей одежды). Пока я перезаряжал оружие, медведь колебался, а затем заскочил за кусты и удрал, тщательно скрываясь в складках местности.
Преследовать его я, естественно, не стал. С меня было достаточно и тех, что упали прямо на месте. Все медведи были убиты наповал. Длина зверей колебалась от одного метра девяноста сантиметров (самка) до двух метров двадцати сантиметров (самый крупный самец).
Добавить что-либо к уже сказанному мною в этой книге я могу лишь очень немногое. Конечно, я считаю, что глупо возлагать всю ответственность за несчастные случаи, происходящие в природе, на какую-то одну из сторон — на медведя или человека. Но надо помнить, что здесь, на неосвоенных территориях Сибири и Дальнего Востока, люди всё ещё находятся на переднем крае — фронтире человеческой цивилизации.
Чаще всего он боится вас больше, чем вы его.
И как всякий передний край, этот требует от нас практически военной выдержки, сноровки и осторожности.
Медведя обездвижили для науки.
Борьба за существование — в наших местах эти слова не являются пустым звуком. В книге вы видели много примеров, когда, казалось бы, за пустячные оплошности люди платили жизнью.
С другой стороны, человек обязан помнить, что, вторгаясь на «дикие земли», он автоматически принимает на себя ответственность за сохранение пусть не целого, но основных фрагментов природных диких экосистем. И крупные хищники — в первую очередь, бурый медведь — являются одним из таких фрагментов. Бессмысленный повсеместный тотальный отстрел этого зверя нельзя оправдать ничем. Каждая конфликтная ситуация — единственная в своём роде и должна рассматриваться индивидуально людьми на месте. Уничтожение медведей — не средство для пресечения на корню всех и всяческих конфронтаций. По большей части их решение зависит лишь от нашей человеческой мудрости. И конечно же, тот, кто пустил в ход оружие, должен быть до конца уверен в оправданности такого решения.
Вынужденный отстрел бурых медведей — безусловно, необходимая мера для обеспечения безопасности людей в тайге и тундре. В ряде случаев она является и единственной. Например, на строительстве нефтепровода через Аляску очень широко применялась методика обездвиживания медведей, которые наносили ущерб базам изыскателей, и перевозка их (на подвеске вертолёта) на большое расстояние (за двести километров) от людей. Значительное количество этих гризли в скором времени возвращались обратно.
Сегодня руководство национальных парков США и Канады исповедует тактику «полного невмешательства» в дела дикой природы. Джим Роббинс, специалист по управлению популяциями диких животных, считает такой подход скорее философским, чем практическим. Результаты практического применения этой концепции он рассмотрел на примере Йеллоустонского национального парка, который ежегодно посещают около 1,2 миллиона туристов. В парке создалось тревожное положение с гризли, численность которых на сегодняшний день в парке резко сокращается — на 200–250 гризли приходится всего 30 размножающихся медведиц.
С 1950 года после нескольких несчастных случаев, повлёкших за собой человеческие жертвы, в парке стали ежегодно убивать около 30 медведей, которых американцы обозначали как «проблемных».
А вот в чужих странах медведей предпочитают усыплять и отвозить в другое место, а не отстреливать…
Мусорные ящики, установленные возле кемпингов и в наиболее посещаемых местах, стали запирать, а в некоторых местах их убрали. С начала 60-х годов все помойки вообще сделали недоступными для медведей. Такая тактика дала приемлемые результаты — но только для людей. Количество конфликтных ситуаций между ними и медведями резко снизилось. Однако сегодня уже раздаются голоса о том, чтобы разрешить в разумных пределах организованную подкормку медведей внутри национального парка.
Принимая решение о мерах пресечения агрессивного поведения бурого медведя, нельзя также забывать, что в этих случаях под угрозой находится человеческая жизнь — самая высокая ценность, рисковать которой в обычных обстоятельствах никто не имеет права.
Отстрел медведей необходим не только для их рационального опромышления, но также и для того, чтобы не закреплялись наследственным путём нежелательные для человека черты поведения — как, например, агрессивность. В Европейской России количество агрессивных медведей во много раз меньше, чем в Сибири и на Дальнем Востоке.
Таким образом, рациональный промысел, отстрел медведей необходим ради самих медведей. В первую очередь. Потому что с каждым годом соседство наше становится всё теснее и теснее — сейчас мысль о том, что наши северные края каким-либо чудом вернутся в первобытное состояние, кажется абсурдной. Таким образом, необходимо разумное управление популяциями этого зверя в местах, населённых людьми, и нахождение компромисса между ними.
Ещё раз считаю нужным сказать, что по большей части бурый медведь не вступает в конфликт с человеком, стремится убежать или же потихоньку уйти. Но при определённой сложившейся обстановке поведение его может стать непредсказуемым. Именно это даёт нам право относиться к этому зверю с некоторой долей предвзятости. Но предвзятость эта не может простираться до неограниченности. И уж конечно, она не даёт никакого права самостоятельно, без видимых на то причин, решать вопросы жизни и смерти. Но в крайнем случае, в роковой момент нападения, когда не существует выбора, на черте между жизнью и смертью — да не дрогнет ваша рука!
Часть V «Всякое» о медведях
Глава 32 Медведи и медицина
Медведи людей не только калечат. Иногда они их и исцеляют. Старинные предания, согласно которым можно обрести силу, восстановить могущество или укрепить здоровье, съев часть тела могущественного врага, были в одинаковой степени распространены как в древности, так и в Средневековье, а часть этих поверий проникла и в культуру Нового времени, к которому принадлежим мы с вами. Из истории нам известны друиды, вкушавшие от печени захваченных жрецов враждебных племён; жрецы ацтеков, поедавшие сердца врагов на вершинах своих теокалли; японские самураи, считавшие, что съеденная печень врага укрепляет тело и дух воина, а также много других подобных примеров всякого мракобесия.
Обычаи, имеющие подобные корни, коснулись, разумеется, и медведей. Мы можем проследить их путь из самых древних рунических сказаний европейского Севера. В частности, герой Хиальто из скандинавского предания приобрёл силу и мужество, съев сердце медведя и напившись его крови.
Одним из самых оригинальных средневековых лекарственных рецептов, связанных с медведем, с нами поделился не кто иной, как Фрэнсис Бэкон, канцлер-чернокнижник.
«Нас постоянно уверяют, что смазывание оружия, которым была нанесена рана, излечивает саму рану. В изложении заслуживающих доверия людей (хотя сам я пока не совсем склонен в это верить) нужно обратить внимание на следующее: во-первых, необходимая для этого мазь приготавливается из ингредиентов, наиболее странными и труднодоступными из которых являются: мох с черепа мёртвого, но незахороненного человека и жир ребёнка или медведя, убитого во время совокупления».
У эвенков рваную рану от укуса хищника завязывали брюшным жиром медведя и собаки.
Раны от нарывов намазывали особой пастой, изготовленной из смеси медвежьего жира и желчи.
При кашле принимали внутрь топлёный собачий и медвежий жир. При этом верили, что для мужчины может быть целебным жир медведицы, а для женщины — медведя-самца.
При заболевании желудка применяли водный или спиртовой раствор медвежьей желчи.
Эвенки различают два вида медвежьей желчи — целебную и нецелебную. Обычная медвежья желчь бывает тёмного цвета, целебная — янтарно-жёлтого.
А. Черкасов довольно много и подробно говорит о целебном действии медвежьего жира и желчи, нигде, однако, не пускаясь в догадки по поводу механизма их действия.
«Здесь медвежий жир употребляют от многих болезней, как наружных, так и внутренних. Особенно он хорош в грудных болезнях. Я лично видел примеры выздоровления людей, сильно страдающих этими болезнями. Им хорошо мазать лошадиные садна (ссадины. —М. к.), где бы они ни были, они скоро заживают и покрываются шерстью.
Медвежья желчь играет важную роль в народной медицине, особенно дорожат ею сибирские туземцы. Между тунгусскими ламами, братскими баретчинами и вообще монгольскими шаманами (колдунами) она ценится довольно дорого. Я видел примеры этой торговли на таёжном золотом промысле (Урюмском): купец Першин взял из первых рук, от орочен, несколько желчей по рублю за штуку и просил их принести ещё. Хитрые туземцы смекнули торговлю и во второй раз продали тому же купцу две желчи по пять рублей каждую, а в третий раз одну за семь рублей. Такое повышение цены меня крайне заинтересовало; я спросил Першина, для чего он берёт медвежьи желчи по такой дорогой цене? Купец усмехнулся и сказал мне по секрету, что „орочены ещё дураки, ибо если бы они знали суть, то взяли бы с меня не по семь, а по пятнадцать рублей за каждую, и я бы дал им эту цену, потому что это снадобье имеет большой поход в орде; там мунгалы дают за каждую желчь по быку, а за желчь от медведицы — по два“.