– Никакого.
Если он и ревнует, это совершенно бессмысленно. Я оглядываю зал и вижу в противоположном конце Винса с его блондиночкой. Ее лицо подсвечено голубым светом мобильного телефона. Я киваю ему, и он хмуро кивает в ответ.
– Ха-ха, кажется, свидание у него не задалось.
Внутри у меня ничто даже не екает.
Я перевожу взгляд обратно на Тома, и все остальное мгновенно перестает существовать. Начинаю подозревать, что так будет всю мою жизнь. Мне необходимо серьезно озаботиться поиском запасного варианта.
– Пожалуйста, ну скажи. Что это должен быть за человек?
Том отвечает сквозь зубы, как будто я испытываю его терпение:
– На свете нет такого человека, которого я счел бы достаточно хорошим для тебя. Значит, он все еще в поиске? – Он зажимает бретельку моего лифчика между пальцами. – А ты, я смотрю, разгуливаешь у меня по стройплощадке в весьма провокационном белье.
Кружево натягивается, и я внезапно начинаю чувствовать его всей кожей.
– Только сверху. Снизу старый добрый оскорбительный хлопок.
– И что там написано? Прямо сейчас?
– Э-э… Там написано… – Я приближаю губы к его уху. – «Не твое собачье дело».
– У тебя такие обтягивающие джинсы, что я практически могу это прочитать.
Его пальцы скользят по моим бедрам, пробираясь в шлевки пояса. Он легонько тянет за них, и я оказываюсь еще на полдюйма к нему ближе. От возбуждения я уже с трудом могу сидеть на табурете. Еще один чертов табурет! И к тому же все это происходит на публике.
– Эй, да ты, кажется, покраснела. Такой милый розовый цвет.
Он запечатлевает на моей щеке поцелуй, откидывается назад и самодовольно ухмыляется, глядя в сторону Винса.
Изменчивая игра света на всех плоскостях лица Тома приводит к тому, что он с каждой секундой все больше и больше превращается в незнакомца. Даже если Винс и смотрит на нас, мне на это ровным счетом наплевать.
– Честное слово, если ты сейчас просто морочишь мне голову…
В его глазах брезжит какое-то воспоминание, и он отвечает мне моими же собственными словами:
– Ну и каково это, когда я морочу тебе голову?
– Ты проделываешь это так мастерски, что у меня сейчас пар пойдет из ушей. – Я перевожу дух. – Серьезно, не вздумай сегодня подкатывать таким образом к кому-то еще. Я разобью ей лицо.
– Если бы я был настоящим мастером, я сказал бы тебе, что именно сделал бы с тобой, когда мы приедем домой.
Заметным усилием воли он овладевает собой, распрямляется и тянется за своим пивом. Потом делает глоток и бросает взгляд на часы.
Мое тело тем временем впитывает то, что он сказал, и настойчиво требует ответа.
– Верни все как было. Не останавливайся.
Том кладет свою теплую ладонь на мое плечо и медленно его сжимает. Мои соски тут же затвердевают. Сквозь шелк и кружево он прекрасно все видит. Я знаю это, потому что глаза у него снова становятся оранжево-черные.
– Мне все не дает покоя один вопрос. Как это, когда у тебя голодная кожа?
– У меня просто возникает ощущение пустоты и одиночества.
В горле у меня так пересохло, что я вынуждена взять свой бокал и вылить в рот все его содержимое. Прикосновение Тома приносит мне облегчение, но в то же самое время вселяет беспокойство. В этом зале чересчур много людей. Эти придурки пьют и смеются как ни в чем не бывало, вместо того чтобы уйти вон. Это мой зал и мой мужчина.
Он смотрит на свою руку, касающуюся меня. Это невыносимо сексуально.
– Мне не нравится мысль о том, что ты испытываешь голод.
Кто-то задевает меня, и Том молниеносно вскидывает на обидчика взгляд поверх моей головы. В нем читается недвусмысленное мужское предупреждение: «Не трогай ее!» Позади меня быстро образуется пустое место, его обтянутые джинсовой тканью колени вновь осторожно смыкаются, и он перемещает фокус своего внимания обратно на меня. Это пьянящее ощущение – оказаться заключенной в безопасный кокон золотого пузыря.
Я просто обязана продолжить этот разговор.
– Я становлюсь сварливой и раздражительной. Сюрприз, конечно, я знаю, что всегда такая. Но мне совершенно необходимо чувствовать рядом кого-то еще… Это облегчает сосущее ощущение внутри. Эта штука существует по-настоящему. Это не выдумка, даже исследования есть, я читала статью. Тактильный голод, так это называется по-научному.
– Думаю, это потому, что вы с Джейми – близнецы, – говорит Том; его рука отпускает мое плечо, и мне сразу становится зябко. – Вы с ним столько времени провели, прижатые друг к другу в утробе.
Где-то поблизости вспыхивает и зависает в воздухе, помаргивая, прямо как принцесса Лея, голограмма Джейми.
– Нет-нет, верни руку обратно.
Я кладу его ладонь обратно к себе на плечо, и, хотя в складке его губ я читаю неодобрение, он гладит меня, и я расцениваю это как похвалу.
– Твоя кожа – как лепесток розы.
Он проводит по моей руке кончиками пальцев, и в этом движении скрыта такая невозможная, такая невообразимая нежность, что это сводит меня с ума. Потом робость берет верх, и он косится в сторону Винса. Когда он вновь переводит глаза на меня, его взгляд становится пронзительным.
– Если бы ты была моей, я бы был с тобой бережным. Готов поспорить, в твоей жизни этого было не много.
В животе у меня все обрывается. От этих слов, произнесенных вслух его голосом, по всему моему телу разбегаются электрические мурашки, и я понимаю, что никогда не ощущала себя более живой. Я вся – сердцебиение и полные легкие. «Если бы ты была моей». Великолепная мысль. Я и представить себе не могла, что она когда-либо придет ему в голову.
– А что еще ты бы делал? – В моем голосе непроизвольно слышится та самая легкая хрипотца, которая так ему нравится.
– Все! – Дикий зверь в нем предельно честен со мной. – Если бы ты была моей, я делал бы все.
Наш золотой пузырь замыкается, и при всей его камерности внутри его каким-то непостижимым образом умещается целая маленькая вселенная. Полная бесчисленных возможностей.
– У меня богатое воображение. Не мог бы ты конкретизировать?
Я касаюсь ладонью его шеи сбоку и скольжу вниз, до твердой ключицы. Его кожа как горячий атлас. Его пульс будоражит меня.
Мой, мой, мой! На сто процентов мой до скончания веков. Кажется, он согласен.
– Я буду делать все, что ты захочешь.
Поразительно, как он умудряется, не произнеся абсолютно ни одного грязного слова, сделать так, что меня бросает в краску. С хорошими мальчиками всегда так.
– Я намерена захотеть очень много чего.
– Звучит серьезно. – Его белые зубы сверкают в широкой улыбке. – Ну что ж, я готов.
Мне необходимо узнать причину, которая сегодня привела нас сюда. Все яснее ясного. Мы должны уговориться об основных правилах, прежде чем вернемся домой и набросимся друг на друга.
– Мы, кстати, вроде как собирались о чем-то поговорить? – Он ничего не отвечает, и я повожу в воздухе кончиками пальцев. – Защитный пузырь официально активирован.
Он устремляет взгляд в сторону, как будто там есть что-то такое, что он сможет увидеть. Он всегда соглашался на мои воображаемые сценарии. Когда наши глаза снова встречаются, я пытаюсь вложить в свой взгляд все то, что чувствую в эту минуту. Но то, что я сказала, застало его врасплох, и он не может подобрать слова.
Я пытаюсь дать ему подсказку.
– Совершенно очевидно, о чем именно нам необходимо поговорить.
Он выпрямляется и издает вздох. Брови его озабоченно хмурятся, а руки неловко пытаются поправить картонную подставку под кружку.
– Хотел обсудить с тобой снос стены между кухней и гостиной.
Я отлично научилась издавать автоматический смешок, когда оказываюсь обманутой в своих ожиданиях, и сейчас делаю именно это. Думаю, ему известно об этом моем маленьком тике. Беру свой бокал и обнаруживаю, что он пуст.
– Ну, ради этого разговора совершенно не обязательно было куда-то идти. Мой ответ – нет.
А я-то вообразила, что у нас с ним свидание. Что, может быть, я могу стать его. Слава тебе господи, что он больше на меня не смотрит! Мой щеки пылают от стыда. В руках у него ручка, и он что-то чертит на обороте картонной подставки. Это план коттеджа.
– Сейчас все покупатели хотят кухню, совмещенную с гостиной, с открытой планировкой. Раньше все дома строились со множеством маленьких отдельных помещений, чтобы проще было отапливать. Но эти стены блокируют воздух и свет. Думаю, от них необходимо избавиться. – Он заштриховывает одну из линий и показывает картонку мне.
– Это же камин. Где новые хозяева будут развешивать свои лифчики?
– На сушилке. Эта стена не несущая. Если мы ее сломаем, свет будет идти с трех сторон. Когда покупатели будут входить, их взгляду откроется все пространство сразу до самой задней двери, и у них создастся впечатление светлого и просторного помещения. – Сейчас в Томе говорит профессионал. – Все полы будут в одном стиле, от парадной двери до задней, и это будет создавать эффект единого слитного пространства.
– Я понимаю, о чем ты говоришь, но мой ответ все равно «нет». Камин – изюминка этого дома. – Я сижу на производственном совещании. А я-то, дура, воображала. – У меня в голове не укладывается, что ты вообще задаешь мне этот вопрос.
– Даже если покупателям и нужен был бы камин, конкретно с этим есть одна серьезная проблема. У него кладка осыпается внутрь. Я разговаривал с печником. Ремонт будет стоить целое состояние. Нам пришлось бы разобрать его по кирпичику и сложить заново.
– Уверена, ты мог бы это сделать. Это всего лишь кирпичи. Ты же только что говорил, что сделал бы для меня все. Ну так вот, это то, чего я хочу.
– Тогда мне придется переделывать крышу, заново все штукатурить и красить. А снос решит все проблемы разом.
Судя по всему, он начинает паниковать. Если уж я упрусь, взывать к моему разуму бесполезно.
– А что говорит Джейми?
– Он говорит, что полагается на мое мнение. – Том внимательно на меня смотрит. – Я… тебя расстроил?