Нас же было около сотни.
И постепенно я начала каждого узнавать в лица, а некоторых уже и по именам, и по характерам. И с каждым таким узнаванием, с каждым днем понимала — сложно мне их ненавидеть. Истинные дети своих богов и Севера, сковавшие сердца льдом, они были были жестоки, но храбры, беспощадны, но верны друг другу. И действовали в едином порыве, как в любви к своему господину, так и в ненависти к своей госпоже.
Сложно ненавидеть тех, кого ты начинал чувствовать.
Впрочем… звание их госпожи мне еще завоевать надо было. Чтобы не по обету, а по нутру. Вот только надо ли мне это? Я не планировала подобного стечения обстоятельств… только если хочу стать полноправной королевой Севера, придется принять на себя и другие обязательства. Делить постель со своим врагом и рожать ему детей.
Станет ли это моим и их спасением? Не уверена. Уж лучше продержаться год и попытаться уехать прочь. Даже при мысли о постели с Вороном горло сдавливало спазмом невнятной злости. Я все еще помнила его слова. «Никогда тебе не стать хозяйкой моего сердца и моего тела…» И даром не нужен он мне! И ему не стать моим хозяином.
Лагерь стал спиралью.
В центре — большой костер и ярлы, мое место там же было. Дальше — лошади, поклажа, цепочка защитников. И дальний виток из сопровождающих воинов и совсем небольших очагов.
Я едва сдержала стон, когда слезла с лошади.
За этот месяц я провела верхом больше, чем за всю предыдущую жизнь, и вкупе с бессонными ночами, когда я вслушивалась в темноту, боясь и заснуть, и не проснуться, это дало свой плачевный результат.
Тело болело и покрылось синяками, а усталость порой накрывала с головой. Но я терпела и не показывала никому. Нельзя показать слабость своему врагу — тот обязательно воспользуется.
Я аккуратно присела на брошеную на сырую землю шкуру и ненадолго прикрыла глаза, стараясь не провалиться тут же в сон. Сначала — поесть.
Может эта ночь пройдет спокойно? И отголоски замораживающих чувств чужого не моего короля не будут покрывать мурашками спину?
Но я ошиблась… Спокойной ночи нам не досталось.
Потому как стоило расположиться на ночлег и замереть в предвкушении булькающего в котелках варева, раздался громкий вопль, известный каждому воину:
— В щиты!
ГЛАВА 19
Я видела схватки… но я никогда не оказывалась внутри боевых жерновов.
Когда тебя не толкают за спину и не стоишь ты в стороне, это в тебя летятстрелы из мрака — почти наугад находящие живые цели. Когда лязг орудий так близок, что отдается в ушах, а сам ты оскальзываешься на чужой плоти.
Меня защищали… но не слишком увлеченно.
Густые сумерки покрыли пока только лес, и давали возможности нападающим увидеть каждое наше действие — тогда как мы почти ничего не могли рассмотреть в тенях. Но это длилось не долго. Нет, не воронье прозрело — все больше и больше воинов выбегали из леса и вгрызались в самую гущу, разя ножами и топорами направо и налево, прорываясь в самый центр лагеря.
Там где была я — но не за мной. Растерянной в своей беспомощности — у меня-то не было ни оружия, ни щита. И я могла лишь надеяться, что меня прикроют и за меня отомстят…
Ну да, за чуждую им королеву — что за надежды?
Меня толкнули в плечо, крикнули что-то, но я и сама поняла — пригнулась. Спряталась сначала за одну спину, потом за другую. Кто-то упал, окрашенный красным, пронеслась лошадь, вторая — боги, как их потом искать? — и рядом уже сцепились в схватке двое — чужой и… новый чужой. Все происходило так быстро, так громко, что страха не было — только суетливое непонимание, что мне делать. Ведь у меня и вовсе не было никаких обязанностей и стратегии в бою, я кюна… но я ни Хель не знала, как поступают кюны в таких случаях.
А вот как поступлю я?
Меня снова спрятали за щиты, прорычав что-то на ухо, но я больше не медлила — выхватила из ослабевших пальцев рухнувшего рядом со мной мужчины нож, разрезала перевязь, удерживающую его лук и стрелы и, стараясь не сильно распрямляться, выпустила свою первую смерть.
И следом — еще одну.
Целилась быстро, но тщательно. Не раздумывая, когда спускать тетиву, но не рискуя, если не была уверена, что стрела попадет именно в противника. Да, мне не нравились те, кто окружал меня, но я добровольно отдалась Северу и сейчас защищала не столько воронье или себя, сколько наш с Ледяным королем уговор.
И вдруг увидела его так близко и так… удачно для выстрела, что на мгновение потеряла устойчивость.
Облизала пересохшие губы.
Какой соблазн… закончить то, что не смогло проклятье. Быть может он и был слишком быстр, слишком хорошо защищен, что никто не мог оставить его лежать мертвым на поле боя, но ведь… он никогда и не получал удара со стороны своих.
В спину…
Охнула.
Фрейя, прости! Прости за то, что у меня появились эти жуткие мысли…
Со стороны — краткая лишь заминка, и вот я уже чуть смещаю стрелу и бью не по Ворону, а по его врагу.
Внутри меня за это время проносится целая жизнь.
Нет, не могу… пусть и враг, но не смогу напасть сзади. Пусть и нежеланный муж, но не стану нарушать клятву.
Я опускаю лук, пригибаюсь, снова уходя в укрытие… и вздрагиваю, поймав ненавидящий взгляд ярла Клеппа. Понял что-то? Глупости. Сейчас каждый борется за свою жизнь.
Не знаю, как долго продолжается бой. Стало совсем темно — хорошо хоть ночь выдалась ясная, и яркие звезды отражались в воинственном блеске глаз. Но для меня это было слишком долго. И грязно. И как-то в один момент завершилось — просто не осталось ни одного из противников.
Зато осталось много раненых и вопросов, зачем вообще это было сделано? Как-будто целью было лишь дать пощечину, но не свалить с ног — и в самом деле, нападать силами вполовину меньшими, чем лучшие воины Севера?
Что это? Дань какой-то глупой традиции или…
— Месть.
Я резко обернулась.
Имени этого ярла я не знала, да и говорил он не мне, а будто сам с собой.
Месть…
Когда нельзя переложить ответственность за наказание тех, кто тебя оскорбил и погубил твой род, на богов или кого-то более могущественно.
Кто были те воины? Жители одной из взятых крепостей? Видимо те, кто не смог оставить зло безличным и, движимые чувством долга, сделали кровную месть смыслом остатка своей жизни.
Рассчетливо.
Для многих это было важно, мстить не в состоянии ярости, а полностью осознавая то, что они делают.
Осмотрелась, вздохнула и отправилась туда, где обычно стояли мои сундуки.
Телега с поклажей была перевернута, но я легко нашла и травы, и полоски ткани для перевязки, и несколько давно приготовленных мазей — все то, что проделало вместе со мной путь от отчего дома и что должно быть у каждой жены воина. Подхватила свою поклажу и пошла туда, где уже разожгли костры и расположили раненных.
Вокруг них хлопотал тот, кого я давно определила целителем, а с ним — две ширококостные девицы, сопровождавшие наш отряд для готовки и помощи, несколько воинов. Только меня вот не ждали. Замерли в движении, когда увидели, застыли, будто это я родилась во льдах, а не они. И могла теперь замораживать взглядом.
Я тоже замерла ненадолго, но потом присела возле ближайшего мужчины, у которого была сильно порезана нога, взялась за чистое полотно…
— Кюна, не стоит… пачкать руки о простую кровь, — меня остановил даже не неприязненный голос целителя, а страх в глазах лежащего на своих же доспехах воина.
Руки, уже поднятые в намерении вылечить опустились сами, а на плечи будто лег тяжелый груз.
Я обвела взглядом присутствующих… похоже, те кто в сознании, предпочтут сдохнуть, но не быть тронутыми мной.
Чернокнижница. Предательница.
Медленно поднялась и, не глядя ни на кого, отошла прочь. И только когда спряталась за сваленными щитами и тряпьем, позволила слезам вскипеть у меня под веками.
Я ведь всю жизнь помогала. Исцеляла. И даже сейчас пошла на помощь не думая, не размышляя, кому именно я буду помогать. По привычке пошла — и уж точно не думала, что встречу отпор и брезгливое отторжение. Боги, неужто в стремлении защитить свой дом и род я с вашей точки зрения совершила настолько ужасный проступок?
И отчего недоверие этих людей так больно резануло по моим чувствам?
Пусть их…
Я выбралась из укрытия и вернулась к своим вещам. Сложила так же аккуратно, а затем присела рядом, чтобы не мешаться — снова у всех в лагере было полно дел, лишь у меня…
Пусть их.
Закрыла глаза.
Возьми свое племя, Один. Отважных и дерзких, Один
Иди на север, Один, К свободе, к свободе…
Иди на север, Один, К свободе…
ГЛАВА 20
— Ваша еда, кюна.
В голосе воина нет ни презрения, ни неприязни — только лишь усталость.
Я очнулась, огляделась, осознавая, что все еще ночь, я все еще посреди разгромленного лагеря. Как долго я дремала? Не больше часа. Но этого хватило, чтобы мыслями унестись очень далеко… и расстроиться, вернувшись в реальность.
Кивнула благодарно и приняла железное блюдо с какими-то тушеными клубнями — я еще не привыкла к тому, как готовят северяне, но последний раз ела утром и не отказалась бы сейчас ни от чего.
Меня оставили одну.
Прежде так получалось, что отдыхала я возле общего костра, там же ела вместе со всеми, но сегодня моим спутником стало не только душевное одиночество, но и физическое. Пусть их. Я сама не доверяла этим людям и не готова была принять их, потому и их отношение не должно было меня трогать.
Они считали, что не заслужили такую кюну — ну так и я так считала. Только в противном смысле.
Я знала свою стоимость. И это не две коровы.
В лагере было почти светло от погребальных костров, что собрали на кромке леса, и я невольно отвела взгляд, а потом замерла, осознав, что чуть в стороне построили новую клеть — не клеть даже, частокол, воткнутый в сырую землю кругом, внутри которого то ли сидели, то ли лежали двое. Воины не сдаются в плен, но этих, похоже, удалось захватить живыми. Не надолго… Король, верно, пытался добиться от них сведений — и казнит поутру.