— Вспоминаю, какой я была… и ты, — снова улыбнулся.
Хмыкнул.
И по привычке бросил взгляды в стороны и назад, в поисках угрозы.
Прочие воины держались в отдалении — и держали нас в поле зрения. Но я будто отгородилась от нынешних и будущих проблем самим присутствием Дага. И получалось успешно, пусть даже кроме меня никто не был доволен.
Мой охранитель настаивал, чтобы я сделалась мягче и больше шла на уступки чужому… моему королю.
Эгиль-Ворон не раз, и не два смотрел на меня недовольно, как и его ближайшие ярлы, будто подозревали нас с другом в каком-то противоправном деянии.
Прочие и верно шептались и косились, обсуждая все то, что произошло позавчера — и мое падение, и надменные слова, и неожиданное появление Дага.
Но сейчас я позволяла себе быть немного беспечной… Мне очень нужна была передышка. Глоток воздуха перед тем, как снова уходить на дно.
Север близко.
Лошади под нами двигались мерно и спокойно. Нам обоим достались они от тех воинов, что должны были отвечать за мою безопасность — упустили ведь. И теперь плелись пешком рядом с обозами, что было не столько унизительно, сколько утомительно — путь до дома долгий и сотрут ведь ноги в кровь.
Разумное наказание… но моей кровожадной обиде хотелось большего.
Чтобы король искал, чтобы нашел, чтобы поверил.
Хотелось чтобы зубами за меня глотки врагам перегрызал…
Дрогнула от этой странной мысли.
Не будет он этого делать, несправедливый и подозрительный Ледяной король. Его корона слишком тяжела, но делить он её не хочет — и не станет относиться к своей кюне, пусть даже вынужденной, как к той, кого и верно следует поставить рядом. Ко мне он всегда будет относиться как к убийце и колдунье. И с большим удовольствием искать виновных совсем в другом деле — не ушли от его возмездия те, кто пропустил появление Дага в воинстве.
— А сейчас улыбка ехидной стала, — прокомментировал охранитель.
— А сейчас я вспомнила, как ты всех обманул, — хмыкнула.
Воспользовался суматохой после того боя у леса. Снял одежды с погибшего воина, замотался — да покрепче, и лицо — и продержался неопознанным столько времени, перебираясь от одной кучки к другой, скрываясь за якобы делами и лошадьми. На Перевале так и вовсе не до него были, все старались не умереть.
— И ведь просьбу мою не выполнил, — менее ехидным голос не стал, — Не отправился к отцу рассказать, как все было.
— Не волнуйтесь, кюна, летописи оценят.
Позволила себе рассмеяться тихонько, поймав еще несколько оценивающих взглядов в нашу сторону.
Жаждете обвинить меня в непотребном поведении?
Не выйдет.
Клятва охранителя, моя уверенность в Даге и его готовность к самопожертвованию связывали нас крепче прочих уз, даже любовных, и те, кто глупым не был, могли это понять. А до глупцов мне и дела не было.
Остановились мы тем вечером возле скалистых наслоений, что постепенно превращались в довольно угрожающий каменный гребень, тянущийся вплоть до одной из безымянных гор. Расположились, как и прежде, спиралью — место позволяло — только вот я уже не была одна. И помогал мне устроиться, костер разжигал Даг, а не те, кто делал это или с опаской или с неприязнью. И я второй раз за все это время, что прошло с момента моей продажи, заснула совершенно спокойно. Как в детстве. Зная, что мне нечего опасаться рядом…
Но именно Даг меня и разбудил, уже глубокой ночью, когда затихли почти все
— Эсме… — он говорил тихо и спокойно, и застучавшее в тревоге сердце тут же замедлилось, — Разведал неподалеку источник… уже все ярлы там побывали — пещера с теплой заводью. Видимо огненное дыхание Нижних там близко подходит, вода с виду как подогретая.
Искупаться?
Боги, я даже и не надеялась, что мне удасться облиться толком, пока мы не доберемся до жилья, и смутно представляла себе, сколько нам еще осталось — Север крепчал, и я уже надевала все, что только можно было, все, что мне выдали с собой, но все равно часто мерзла…
А сейчас мне предлагают искупаться и согреться?
В общем, я еще только додумывала, но уже выбиралась из под теплых шкур и осторожно шла, почти наощупь, за посмеивающимся от такого рвения Дагом. Небо было затянуто — ни луны, ни звезд, костры потухли. Мой охранитель явно выжидал, чтобы никто не догадался, что у кюны есть вполне себе человеческие желания и слабости, а может ждал, когда все ярлы и король намоются…
Немного кольнуло то, что меня не позвали, не рассказали сразу. Вот для любимой королевы они бы…
И снова заставила замолкнуть свой внутренний голос. У меня все лучше получалось… отгородиться и не слышать. Ни себя, ни Ворона.
Блаженство…
Даг предусмотрительно оставил возле темной глянцевой воды, и верно исходившей паром, факел.
Я в восхищении огляделась… что за чудо богов? Или они здесь сами отдыхают? Огромная пещера с несколькими углублениями, в которых булькала вода и самая глубокая, почти воронка — посередине.
И пройти-то сюда просто — лишь пришлось обогнуть холм и наваленные камни, а потом протиснуться в неприметную щель в скале. Просто, но… знать надо, куда идти, никто на картах это чудо не обозначал.
— Снаружи подожду, чтобы никто из припоздавших не потревожил, — сообщил Даг, но я только рукой махнула — взгляда от воды оторвать не могла.
И как только он скрылся, поспешно разделась — подбитый мехом плащ, головную накидку, теплый жилет и шаль, подштанники шерстяные и платье. Помедлила немного над нательной рубахой, но и её сняла, уже дрожа — несмотря на тепло воды, в пещере было не столь уж жарко.
И, обнаженная, опустилась в горячую купель.
Горло перехватило от восторга, кожу тут же начало покалывать сотней иголок, а голова закружилась от ощущения полного, невероятного тепла, проникающего в самые внутренности…
Блаженство.
Я откинулась на камень, жалея, что так и не научилась толком плавать, и не могу сейчас перебраться на другую сторону купели, скрытую во мраке, когда не уместный сейчас звук задетого камня заставил меня напрячься и сжаться.
Даже не оборачиваясь, я поняла, что он означает.
И не только потому, что единственный, кому Даг мог позволить зайти, был мой муж…
Нет, сначала нутро опалило чужим жаром и дрожью.
ГЛАВА 24
— Мой король… — говорю я хрипло вместо приветствия, одновременно разворачиваясь на каменном уступе и стараясь уйти под воду как можно глубже.
— Моя королева…
Моя фраза прозвучала настороженно.
Его — почти с вызовом.
И снова меня опаляет чем-то жарким, острым, душным.
Мучительным.
Он смотрит на меня неотрывно, как один умеет смотреть. Раскрывая. А я… я ведь знаю — не видно под водой, в темноте ничего. Да и толку прятаться, если он еще в ту ночь все рассмотрел.
Потрогал.
Но все равно ежусь в смущении и желании прикрыться. Не позволяю себе. Прикрываюсь словами:
— Решил проверить? — почти утверждаю. А что еще подумать, если он появился здесь сразу после того, как мы с Дагом ушли вместе?
Словно тень наплывает на тот огонь, что разгорается внутри меня. Не мой огонь — и не моя тень. Я почти с надеждой жду, что он начнет огрызаться, и мы повздорим привычно — но я хотя бы не буду испытывать этой странной неловкости.
Ворон открывает рот… и вдруг говорит примирительно:
— Я искал тебя в лагере, чтобы показать это место, когда ярлы ушли.
Даже не получается вскинуть презрительно брови, настолько я растерялась. И ведь не похоже на ложь… но в чем тогда правда? Мы ведь враги, и его желание — доставить мне мучения, отомстить и за покушение, и за долины, и за то, что я согласилась стать его женой…
Или нет?
Можно ли поверить в то, что человек, от которого я не видела доброго слова и мысли, который выстроил между собой и остальным миром сотни ледяных преград, мог… побеспокоиться о ком-то? Обо мне.
— Даг уже показал, — говорю глухо.
Кривится.
А потом начинает раздеваться.
Я же опускаю взгляд.
Бежать ведь некуда… разве что выскакивать голышом и под его присмотром натягивать на мокрое тело одежду. Глупо. И я… я вовсе не хочу выходить из этой богами данной обители. Я первая пришла!
Крупное мужское тело одним движением входит в воду рядом со мной. Инстинктивно отшатываюсь и соскальзываю с каменной ступени, на которой стою, но тут же вцепляюсь в край природной купели и приказываю себе расслабиться и не думать о том, кто плывет позади меня.
Какое-то время тишина нарушается лишь моих дыханием и размеренными всплесками.
— Почему не плаваешь? — Эгиль выныривает близко… слишком близко. Щеки опаляет жаром от этой близости, а пальцы на ногах инстинктивно поджимаются.
Но приходится поворачиваться к нему и смотреть как можно спокойнее, чтобы только не признал за мной мои же переживания.
— Не умею.
— В долинах много рек… — он не скрывает удивления.
— А на Севере их нет вовсе, — отвечаю быстро.
— Я много… где бывал.
— А я редко выбиралась из крепости и окрестностей.
Изнутри царапает какое-то чувство. Опять не мое.
Отголосок странного удовлетворения.
— Тебя прятали?
Теперь уже я удивляюсь.
— Вовсе нет. Но я дочь короля, а не воин или странница…
— Ты — колдунья.
И звучит это как-то… нет, не зло. Непонятно.
И его удовлетворение внутри меня сменяется другим. Чем-то вязким и сладким, сбивающим воздух между нами в густой туман. Меня раздирает от всех этих моих и не моих чувств. От непонимания, откуда они берутся — без моей воли, без прикосновений к источнику. Что это вообще значит? И могу ли я от этого спрятаться?
Или я не имею права бежать от этого дара — наказания, потому что именно так со мной и поквитались, что не к тому я применила собственное колдовство?
Говорят, боги расплакались от жалости, увидев первый раз людей. И эти слезы попали на человеческие тела и напитали их дополнительной силой, помогающей выжить в непростом мире.