Возле него расположились хмурые наместники. Каждого из них я знала как верного воина, достойного уважения. Каждый владел собственной крепостью и отрядом — и то, что они собрались сейчас все вместе, было дурным знаком.
Дверь снова открылась и зашли мои сводные братья. Старший, Одд, был как всегда бледен и выглядел так, будто его посадили на кол. Он встретил меня неприязненным взглядом и не удержался от вопроса:
— А она здесь зачем?
Отец глянул на наследника с неудовольствием, я ничего не стала отвечать, а Ингольв, второй в очереди на звание короля, коротко хохотнул. Но на этом они успокоились. Оба терпеть меня не могли, но никогда — во всяком случае с тех пор, как меня начали допускать в этот зал и позволять слушать донесения — не показывали своего отношения при отце. А с тех пор, как я загнала их в волчью яму и пригрозила забросать хворостом и поджечь, не высказывали свои мысли и мне.
Этим они мало отличались от любого жителя наших краев. Так уж повелось, что здесь уважали только силу. Женщинам позволяли быть слабыми, но я проиграла еще при рождении — и мне пришлось самой доказывать, что нельзя обращаться со мной, как с безответным псом. Так что и прочие, проживающие в крепости, пусть недолюбливали меня или по привычке презирали, но не смели оскорблять в открытую. Даже мачеха.
Я научила считаться с моей силой, научила бояться. И не только из-за проклятого дара, но и потому, что и без всякого дара я могу отомстить.
Отец кинул мне кожаный рулон.
— Прочти это. Вслух.
Я развязала веревку, скрепляющую свиток, и вчиталась в довольно неопрятные знаки, всё больше хмурясь по мере прочтения.
Что ж, этого следовало ожидать. Слухи и донесения о том, что на севере бушуют не только снежные бури, шли уже не один год, но то, что захлестнет Перевал, а потом и нижние земли, не ожидал никто.
Вести были тревожные и неожиданные.
Короли Гюрдир и Скафти уже сдались под мощью «северного ветра», а это означало, что между завоевателем, известным как Ворон, и нашим королевством лежали теперь только западные земли и пустоши.
— Мы на пороге кровопролитной войны? — подняла я взгляд на отца.
— Этот бастард обломает свои ледяные зубы о наши мечи, — прошипел Одд, сплевывая.
— Но он подобрался очень близко, и те, кто ему сдался… мы их знаем как сильных воинов, — возразил один из ярлов, будто продолжая начатый прежде спор, который остановился с нашим появлением.
— Значит, их слава ушла, — снова скривился брат.
— Не понимаю, зачем Черному Ворону это нужно, — я не скрывала своего недоумения.
— Конечно, ты не понимаешь, — съехидничал Одд, — Как тебе понять дух завоевателя и мужчины?
Не позволю превратить себя в ничего не знающую дурочку, раз уж мне было оказано такое доверие, и я была приглашена на совет.
— Я имела в виду, что его сила и крепости — на Севере. Даже Перевал слишком далек от дома. Если Ворон завоюет эти земли… он просто не сможет ими управлять.
— Согласен, — кивнул ярл Торстейн с седой бородой и морщинками вокруг светлых глаз. Мне всегда казалось, они появляются у тех, кто много улыбается… но в нашем замке почти не улыбались, — Это только ослабит его.
— Может есть причина, по которой он хочет уйти с Севера? — это уже мой младший брат. Иногда, когда его ум не был одурманен вином, Ингольв говорил верные вещи.
— Или слухи о том, что в его тело вселился убийственный дух севера, который не успокоится, пока не заморозит все живое, верны, — мрачно высказался самый молодой из ярлов.
С ним тут же начали спорить.
— Меня не интересуют причины прихода Ворона, — когда отец говорил, замолкали все. Бранд Яростный, несмотря на некоторую грузность и любовь к похабным развлечениям, считался сильным воином и мудрым правителем — не зря на протяжении последних семи лет в окрестных землях царил мир, — Меня интересует, как его остановить. Поэтому я и позвал тебя, Эсме.
Молчание сделалось ощутимо напряженней. Причем братья откровенно недоумевали, а вот наместники выглядели решительно.
— Я могу… чем-то помочь? — спросила почти робко.
— Да, — он посмотрел на меня прямо. И так же прямо заявил, — Короля-ворона не могут ранить враги и не берут яды. Я хочу, чтобы ты использовала свой дар.
Мой проклятый дар?
Я впервые за долгое время лишилась речи.
— Ты должна защитить свое королевство, Эсме. Это твой долг.
ГЛАВА 2
Меня спасли боги… Так все говорили.
Но я, когда подросла, решила, что все это ложь.
Боги? Им и дела нет до людей.
Собственные интриги и пиры интересуют асов больше, чем дела нижних земель. А те, кто населял соседние с нами миры, слишком заняты своими стихиями, чтобы вникать еще и в наши распри и неурядицы.
Нет, меня спасла старая Нья, нашедшая меня на улице и ставшая мне матерью и нянькой на восемь лет. И записка, которую настоящая мать положила в корзинку, оставленную холодной ночью на рассвете на пороге королевской крепости.
«Эсме — твоя дочь, Бранд Асвальдсон. Мне она не нужна. Но если ты не воспитаешь её как собственную дочь, то я прокляну тебя. Или проклянет она, когда войдет в силу».
Так все узнали, что король Бранд, плодивший не только родных детей, но и бастардов — некоторые из них оставались при нем воинами — спутался еще и с чернокнижницей. Черной колдуньей, которая предпочла свою общину жизни в замке, и оставить дочь чужой семье, чем растить свое подобие.
— Ты должна благодарить богов и мое милосердие за то, что мы оставилась в живых и о тебе было кому позаботится, — шипела мне мачеха раз за разом. Особенно громко тогда, когда я удирала из-под надзора или разбивала нос её сыночку, своему сводному брату.
— Я должна благодарить лишь доброту простой женщины и ваш страх перед проклятьем, — однажды ответила ей дерзко, за что получила пощечину. Но это была последняя её пощечина — с того дня я пообещала себе, что никому не позволю унижать себя.
И сдержала обещание.
Постепенно кюне Хлив пришлось смириться с моим присутствием. И хотя она не упускала случая меня уколоть, с каждым годом это удавалось ей все меньше. Я мало чем дорожила, потому и сложно было управлять мной, угрожая лишить этого.
Что у меня было, кроме собственного имени и судьбы?
Верность Дага.
Настороженное одобрение отца, который разглядел во мне способности и интерес к общему укладу и военным ремеслам.
Возможность тренироваться и уходить за пределы крепости, когда мне вздумается.
Но без этого я смогла бы прожить. Я вообще, как оказалось, мало что оценивала высоко.
Собственную жизнь?
Теперь и её потребовали в уплату.
Хотя разве не к этому я стремилась? Чтобы меня ценили также, как прочих воинов? А те по первому приказу готовы были умереть за своего короля.
— Как же я могу это сделать, отец? — получилось хрипло и неуверенно.
Дай сил мне и злости, Фрейя, потому что сейчас мне действительно страшно.
— Подобраться к нему… и усмирить.
Дрогнула, еще до конца не осознавая весь его план, но понимая, что он имеет в виду. Ведь усмиряли или воины диких жеребцов, или женщины — мужчин. А у черных колдуний именно так и проявлялась сила.
С первой ночью и новой луной.
Я обвела взглядом стоявших кругом ярлов, но ни у одного не увидела сомнений в этом предложении. Или сожалений. Каждый готов был отдать жизнь за крепость, земли или свои владения, даже мой трусливый младший брат. И они пребывали в полной уверенности, что и я должна так поступить.
Но великий Ингви, милостивый бог солнечного света… Одно дело ворваться на поле боя, размахивая мечом — я даже представляла себя в этой роли, хотя меч и был слишком тяжел для меня — и совсем другое — вот так!
— Вы хотите, чтобы я добралась до него… И принудила? И когда клеймо проявится…
— Сплела заклятие, — подтвердил отец. — И я бы не говорил о принуждении в твоем случае.
Он окинул взглядом мою фигуру, а я постаралась не заметить этого.
Прикусила губу и пробормотала растерянно, утыкаясь взглядом в каменный пол.
Но я же не знаю ничего… Ничего из заклятий. Меня никто не учил, и дочерью колдуньи я называюсь лишь по рождению. Для тебя я всегда была дочерью рассвета…
Эсме Грайдоттир.
«Изумрудная» — за мои зеленые с рождения глаза.
И «Рассветная», потому что никто не знал имени моей матери.
— Я предоставлю тебе ту, что знает.
Вскинулась.
— Чернокнижницу?
На наших землях черных колдуний не боялись особо, но и не привечали. Потому и те обходили крепости стороной. Неужели кто-то из них — себя я к ним не могла причислить, не готова была! — добровольно согласился помогать ярлам и королю?
— Мы поймали одну недавно, — пояснил ярл Торрод, усмехнувшись тонкими губами, почти незаметными за неопрятной бородой.
Мне не понравилось, как он это сказал. И, как всегда, неудовольствие и злость помогли мне взять себя в руки. Права была мачеха, назвав меня отродьем Фрейи.
— Поймали? Как дикого зверя в силки? Она творила непотребства в крепости? — уточнила холодно.
— Бродила в лесу со своими травками.
— И что в этом плохого?
— Я защищаю своих людей от дурного влияния.
— Влияния, которое вы хотите использовать для их спасения?
— Мое право.
Поморщилась, но больше не сказала ничего.
Мужчины.
Их мечи не прекращали свои смертельные песни, а в руки навсегда въелась сажа походных костров и кровь врагов. И право сильного они не забывали ни на миг — ни когда пили, ни когда спали, ни когда снова поднимали полотнища истрепанных знамен.
— Я подумаю…
— Трусиха! — сплюнул несдержанно Одд.
— Я подумаю, — повторила с нажимом и ответила ему презрительным взглядом, — как всё сделать должным образом. Любая ошибка приведет к тому, что я даже близко к нему не подойду — тогда и моя жизнь, и моя смерть окажутся бесполезными.
Ярлы одобрительно зашумели, а отец встал и положил тяжелую руку мне на плечо.