Но я глянула бы на того глупца, что посмел бы подсматривать за двумя колдунами.
— Веди… — согласилась хрипло.
Прикрыл глаза, благодаря за мое доверие. Сел напротив, лицо обхватил своими длинными пальцами и уставился прозрачными глазами… И верно братом был Эгилю — так же затягивал водоворот в его зрачках, только если у мужа моего там была бесконечная ночь, то у Скьяльда — бескрайнее Белое море.
И…
Вокруг — искристый лед.
Ветер звенит… то звенят сосульки, повисшие на мертвых пока ветках. Днем благословенное солнце таяет лед, ночью же его все еще схватывает дотверда, и тянутся, тянутся дневные капли к земле — но не достигают пока. Серебрятся и звенят в своем ритме.
Вторя гигье… и тихому шуршанию кожаных сапог, сделанных на Севере.
Я отличаю.
В долинах шили из двух лоскутов и перевязывали кожаными ремнями на икрах. В снегах такая обувь не выдерживала — здесь делали третий кусок, по низу, мехом её прокладывали и привязывали специальные железные шипы…
Они царапают камень и лед и выдают воинов звуком — знающим выдает. Но кто здесь знает?
Гигья поет тонко и неумело, и так же неумело рвут глотки незнакомцы. Им вторят женские голоса. И я встаю…
Как я там оказалась?
Не иначе на зов светлых альвов пришла, что напитались лучами и теперь дают мне силы превратить темных, чернее ночи, альвов, в камень.
Хлопки ладоней выбивают ритм и подхватываются радостной вестью, что земля и море снова готовы кормить своих детей…
Чужие жгут костры.
"Звяк-звяк" окружают их северные сапоги.
А я танцую, пытаясь разглядеть в темноте открытую тенями местность.
Делаю мягкие движения то плечами, то бедрами, пристукивая ногами, простираю руки вверх, чтобы луна вынырнула из-за облаков и открыла мне больше… Вслушиваюсь в мысли мироздания и отголоски чужих звуков, телом впитывая то, что находится вокруг меня. Всплескиваю кистями, перебираю пальцами невидимые инструменты, притопываю и кружусь, закручивая воздух и помыслы, присваивая и изучая пристально… Все быстрее, быстрее кружусь, чувствуя, что время на исходе — мое время, его время — видя огни вдали, чувствуя запах гари и…
"Звяк-звяк"
…- Кюна!
Я вздрогнула и открыла глаза.
Потолок увидела сначала — мой, высокий, немного закопченный — а затем прозрачные глаза, в которых беспокойство появилось.
— Там всё ещё снег… — прошептала, буквально выдавливая слова, — И деревья до сих пор льдом скованы. Не долина и не скалы — стена полукругом вдалеке. По дороге дойти можно, не только звериными тропами. И много костров…
— Мне кажется, я знаю это место… Но ты видела Ворона?
— Нет. Но если не ради него мне это место показали — всё зря.
ГЛАВА 6
— Как ты сюда добрался? — рыкнул здоровяк, обдавая меня запахом перегара и чеснока. Он осмотрел голые, почти отвесные скалы и протрезвел окончательно. Ну еще бы — дозорный, который пропустил мое появление вряд ли останется не наказанным. — Отвечай!
Взгляд маленьких тусклых глазок скользнул по моему капюшону, грязи на старых штанах и сапогах, рукам, в которых не было ни оружия, ни поклажи… Мужчина нехорошо так прищурился и угрожающе качнулся вперед.
Я коротко покачала головой.
Не к нему это относилось, не к здоровяку, которого я осознанно разбудила, потоптавшись по хрустящим веткам.
Это я дала знак слившемуся со скалами Скьельду, который — и без колдовства понятно — явно хотел прямо сейчас зарубить чужака.
Чужака…
Давно ли я так думала про жителей долин? Но не ошиблась, нет. Здоровяк был оттуда. Эта одежда, этот говор… Мы нашли, наши тех, кого искали.
После трех седмиц перехода, осторожных расспросов, чужих погребальных костров — нашли.
Прятались, изображая из себя непонятно кого.
Никто не должен был знать, что королева пропала…. тоже.
Как пропал Ворон.
Нет, не везде об этом говорили. В глубине Севера все и вовсе замерли в напряженном ожидании. Много непокорных объединил Эгиль — самое им время вспомнить о своей непокорности. Собирали в своих городках и замках военные советы, приготовившись то ли обороняться от врагов, то ли друг с другом драться за власть. Но сможет ли кто-то удержать эту власть, что символическими сердцами врагов сияла в его короне?
Не думать об этом — он сам удержит. Верить надо.
Здесь же, в горах, даже напоминание о Ледяном короле пока считалось хорошим знаком. И кроме страха, что льды Севера остались без защиты, я слышала еще и звон надежды. То тут, то там попадались сказители, сообщавшие о вороньей туче, что накрывала жалкие отряды наемников и чужаков, пришедших со стороны долин. Чужаков, что хотят укрепиться и захватить над Перевалом власть.
Чтобы диктовать свои условия?
Не бывать этому. И не только потому, что Север сильнее — пусть и не успел пока собрать все армии вместе — но еще и потому, что это тем, кто пришел с юга, цепь гор и дороги в них кажутся удобным мостиком к каким-то неведомым сокровищам
Для северян же Перевал был путем к Жизни А побеждают всегда те, у кого было за что бороться. Как у меня…
Люди ведь рассказывали и гордились, что король жив и движется навстречу долинным, собирая по пути все больше сил. И пусть другие им не верили, но мы со Скьельдом чувствовали — не врут, так и есть. Или хотели этому верить? И идти навстречу моему королю… нашему королю, который решил сначала позаботиться о своей королеве, затем — о королевстве и только потом подумать о себе.
Но вдруг не успеет?
Я же понимала — без силы Сердца Ворона он величайший, но просто воин. Сильнейший — но просто мужчина.
Но это был мой мужчина, мой король, которого я не собиралась отдавать никому.
Даже тем, кого раньше считала братьями.
И потому я твердо шла по намеченному пути. Сбежала из Ястребиной крепости ночью вдвоем со Скьельдом — объяснилась лишь с годи. Я знала, он сумеет верно настроить и народ, и ярла, которому передавалось управление.
Мы пробирались с беловолосым тропами и дорогами, через поселения и избегая их, жадно внимая каждому рассказу и понимая, что то, что я ощущала — так и было. Эгиль с верными воинами направился навстречу столь неожиданным пришлым. Не стал терять время на раздумья и сборы — он не только остер, но и быстр как клинок. Рассудил, что чужаков следует вышвырнуть сразу, несколькими ударами, закупорить их телами путь в наши дома.
И будто растворился в горах…
Я надеялась лишь, что по дороге он продолжил собирать сторонников. Но про это двум странникам в бедных одеждах не рассказывали. Оставались лишь слухи, зов сердца, картинка из моих снов и вера…
Воин снова потянулся ко мне, но я отпрыгнула, уворачиваясь от его руки. Хорошо, что до сих пор не потеряла фигуру и подвижность. Хорошо, что одета как мальчишка.
— Я тропы тайные знаю, — сказала глухо, опускаю голову, — Могу и послужить. Веди меня к главному.
Мне бы добраться до предводителя.
Убедиться, увидеть своими глазами, что крепость Торгар, имевшая важнейшее значение для этих земель, окружена чужаками. Понять, действительно ли именно там обрываются следы Ворона…
— А ну пошли к Могучему, — прорычал здоровяк, уже прикидывая, похвалят ли его и каким образом.
А я прищурилась, услышав второе имя уже моего врага. Кто таков? Не помню среди ярлов и королей долин столь яркого прозвища. Его же еще оправдывать надо — и не только многочисленными кострами за своей спиной
Мужик не дал мне времени раздумывать — схватил грубо за плечо и поволок.
Спиной я почувствовала, как обожгла того ненависть Скьельда. Но с тем был уговор — он не предпринимает никаких действий, дает мне возможность разобраться и ждет подмогу. Чтобы спасти или отомстить… как получится.
От его дома должны были уже идти верные хрустальные.
Мы завернули за уступ. Я осмотрелась и втянула носом холодный воздух, пропитанный кострами, постаравшись спрятать торжествующую улыбку.
Место из моих снов.
То, что я воспринимала как бескрайнюю черноту в нем, оказалось как раз краем пропасти. А дальше — огромное, каменное плато.
Спиной к скалам, прямо перед нами, прилипла крепость. Наверняка с её башен открывался великолепный обзор — и на плато, и на острые вершины цепочек гор, и на сторожевые башни далеко-далеко отсюда.
И на лагерь чужаков, расположившихся среди пустых деревьев, уже без налипшего льда.
Я понимала — боги привели меня сюда не просто так.
Да свершится…
По утреннему времени в осадном лагере, что стал полукргом недалеко от стен крепости, было хмуро и вяло. Многие кашляли — я чувствовала, что легкие воинов разъедает болезнь. Знали ли они, что это — месть потустороннего мира, которая наступала после неправильного поступка?
Север не их… не для них. Нечего им здесь делать.
Ближе к центру лагеря стало чище. Попадались и роскошные предметы быта, костры горели ярче да витал запах хорошо приготовленной пищи. И нам навстречу уже поворачивались мужчины в добротных одеждах.
Я влруг осознала кого увижу… но оказалась не совсем готова. Понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки и полностью запечатлеть открывшуюся картинку.
Да уж… нарядился, как на свадьбу, а не на смерть. Не Могучим его стоило бы назвать, а Нарядным.
Отороченный мехом плащ был отделан золотой и серебряной нитью, вышивкой, красивыми застежками-фибулами. И сапоги расшиты. А рядом ярлы, все как на подбор. И руки чистые, будто ни оружия, ни грязи не видели.
Я внимательно изучила выбившуюся из под обруча светлую прядь, острый подбородок, тонкие губы, скривленные то ли в презрение, то ли в насмешке, и снова усмехнулась про себя.
Мой старший брат всегда был поганцем и любителем красивых вещей и выпивки. А еще тем, кто любит громогласно заявлять о не взятых пока крепостях.
Север уже оставил на нем свой отпечаток. Под глазами залегли глубокие тени беспокойства, нос заострился, а рваный шрам на щеке изрядно подпортил его привлекательность. Да и стоящие рядом воины не выглядели счастливыми и довольными.