Мы не знаем, что такое хорошо, мы только точно знаем, что такое – плохо!
У нас, если взять любую проблему, любую сторону нашей жизни и внедриться в нее глубоко, дотошно, заинтересованно, то мгновенно выяснится что-то совершенно нецензурное!
На контровом свете фар две девушки в просвечивающих платьях «Liberti» и с хорошей походкой.
Нужно прислушиваться к себе, чтобы потом поделиться этими наблюдениями. Только это имеет смысл.
Им чувство стыда полностью заменило чувство страха. Великого Страха. Но это путь внутренней безнаказанности.
Среднюю полосу России можно узнать даже по теням.
Женщина в гостинице после какой-то неприятности вместо лампы включила кипятильник. И долго смотрела, как он в темноте раскаляется.
Роскошная фактура для сцены: ночь, река, островок песчаный с кустами. С берега светят фарами машины. Костер. Пикник.
Замечательно, что с любой точки это совершенно сказочно и волнующе. Вода мерцает на течении.
Фотограф мечется – заходит то с одной, то с другой стороны. Когда он удаляется от костра, в темноте только бликует камера и пряжка на его брюках.
Откровение чье-то. Говорящий садится на капот машины… Чья-то реакция на услышанное. Мигают бреккеры в машине… Кончается все тем, что один из собеседников заплакал.
Вообще прелестное соотношение фактур: фар, задних огней, костра, дыма, воды с течением и бархатной ночной темноты.
Против течения плывет брассом худой человек. Жутко разевает рот, когда выныривает. Ему кажется, что он плывет, – на самом деле же находится на месте, течение быстро.
Рядом стоит по бедра в воде Коля, осветитель, смотрит на этого му…ка. Потом говорит:
– Ты смотри, меня не слопай.
Постоянное чувство утраты. Отчего у русских чувство Родины, ощущение ее всегда связано со слезами? Откуда это тянется?
Папа и сын пьют молча бутылочку «Фанты» на двоих из чашечек.
Мальчик (лет пяти) пьет сосредоточенно, то и дело поглядывает на бутылочку – сколько осталось?
Бежит человек, рядом едет машина. Разговаривают. Это может быть любовник и муж. Кто в машине – слабей, он просит, уговаривает, курит, дергает бегущего за штаны. Так и движутся они по шоссе и за поворотом исчезают.
Может быть, это для «Одинокого охотника». Слава бегает по утрам, однажды его догоняет друг на милицейской машине. Разговор в пустынной утренней Москве.
Вообще, сцена, в которой один бежит, а другой рядом едет, может быть о чем угодно. Все будет чувственно.
Совершенно мокрый человек в сухом костюме и рубашке с галстуком.
Город. Будни. Пасмурно. Ветрено. Лето. Среди машин едет грузовик с траурной полосой.
В кузове двое: мужчина и мальчик в темной штормовке с капюшоном, надетым на голову. Сидят спиной к движению, лицом к гробу.
Белое солнце августа с летающими паутинками, остывающей водой – щемящее чувство всегда.
Для «Дачи».
Отчего молодые смеются над старыми? Отчего старые бывают так чванливы и обидчивы?
Вообще, в «Даче» нужно поставить 5–6 очень обыкновенных, примитивных даже вопроса. То есть задача состоит в том, чтобы вдохнуть в эти вопросы утраченный ими смысл. Когда ребенку говорят, что нельзя сорить, он подбирает бумажку от страха, что его накажут, а не от того, что нельзя гадить на своей земле, единственной, неповторимой, другой не будет.
Человек в пальто и с плоскостопием на велосипеде. Крутит педали – носки в стороны.
После дождя. Кривоногая воспитательница ведет из детской группы трех девочек. Девочки повторяют текст какой-то сценки из английской жизни. Воспитательница, картавя, восхищается, причем делает это очень толково, со знанием дела. Разговаривает с девочками как со взрослыми, советуется и вообще, видимо, существует в творческом экстазе.
Подробно должно быть и несуетно. Здесь настроение важно. Капли, лужи, дачные заботы и радости…
Пустой берег. Зенит лета. Солнце. Двое детишек голеньких, мальчик и девочка. Папа их только что искупал. И теперь они бегают наперегонки.
На пустом высоком берегу носятся два маленьких человечка, сверкая мокрыми незагорелыми попками.
«Церковь Спаса-на-Бору. Как хорошо: Спас-на-Бору! Вот это и подобное русское меня волнует, восхищает древностью, моим кровным родством с ним».
Иван Алексеевич Бунин
История со знаком Зодиака, который повесили на одну цепочку с крестом.
Два человека верхом темной ночью. Шагом едут по поселку. Гулко звучат копыта, попадая то на земляную обочину, то на асфальт. Завораживающее и даже страшноватое зрелище.
Потом раздался мальчишеский голос из темноты (значит, первый всадник – мальчик):
– Так мы до конезавода долго пахать будем.
Вся история мгновенно приобрела иную окраску.
С туристами должна быть просто драка итоговая, после всех унижений, которые герой испытал и его сын – за отца. Неистовство отца и сына должны обескуражить и сломить туристов. Победа!.. Что потом?
Парень на велосипеде. Стоит, держась рукой за решетку автобусной остановки. Рука просунута в решетку, рядом висит расписание. Парень разговаривает с кем-то внутри остановки.
Подходит старик – спрашивает, видимо, когда автобус.
Парень указывает пальцем на расписание, не прерывая разговора.
День рождения «батюшки». Приглашены совершенно разные люди. Идет «вздрюч» искусственный. Любомудров, Коля Двигубский…, но в основном незнакомые мины.
И вот, кажется, все, как было, да не так. Форма общения осталась та же, только содержание ушло. Слова, в общем-то, те же, только они не наполнены чувством, то есть нет того избытка сердца, от которого уста говорят.
Когда-то с кем-то выпивал на кладбище, на могилке некой Зайцевой. И хорошо нам всем там было, разговор сложился задушевный… Но теперь попробуй-ка компанией в двадцать человек, да меж собою незнакомых, приехать на могилку к той благочестивой Зайцевой, которую и сам не знал, и она никого из них при жизни не видела, эта попытка реанимировать то чувство и состояние, причем публично, выглядела бы печально и насильственно.
Охота. К егерю приехала дочка из города. Что получилось. (Почти «Драма на охоте».)
«Пассаж» в Одессе – замечательное место для боевика. Пустой «Пассаж» с погоней. И выпадением из окна.
Пять вопросов, которые хочется поставить в «Даче»:
1. Почему мы считаем, что старики хотят жить меньше молодых? Они тоже хотят счастья, жизни, радости. (Должна быть показана сиюсекундная радость стариков.)
2. Почему мы гадим вокруг? Почему не относимся к нашей земле как к живому космическому существу, частью которого мы являемся так же, как и она является частью нас? (Мы же не делаем ни с собой, ни со своими близкими ничего такого, что делаем с нашей землей.)
3. Почему мы думаем, что наши дети знают о нас меньше, чем они знают на самом деле? Мы относимся к ним как к своей собственности, а они такие же дети космоса, как и мы сами. Мы уважаем не детей, а свое участие в их существовании на свете.
4. Почему мы ничего не знаем о нашей истории, а самое главное, и не хотим знать? Не зная своей истории, невозможно уважать свой народ, свою землю, своих предков, а значит, и самих себя.
5. Почему мы считаем, что счастье нужно искать, вырываясь из своего поколения, срываясь со своего места, думая, что хорошо только там, где нас нет, и только с теми, кого мы не знаем? Счастье жизни – в самой жизни. Его нужно искать в своем поколении и на своем месте. Только для этого необходимо отбросить все, что мешает это видеть, нужно попытаться вырваться из рабства представлений о себе и о других. Разглядеть в своей жизни и своем поколении то, что скрыто под шелухой быта, плоского желания скорейшего самоутверждения или желания выдать себя не за того, кем ты есть на самом деле.
Для супербоевика:
Дворик. Стена дома. Дерево, лестница, крыльцо. Гараж, в глубине гаража виден бликующий лимузин. Стоит человек в воротах гаража. И вдруг все это вместе с деревом, машиной, стеной, гаражом, человеком начинает медленно подниматься вверх, а там – море и транспорт с танками.
Невозможно одновременно быть и тем, и другим. И Христом, и Робертом Рождественским. Нужно выбирать. Но как найти эту гармонию между собой и миром, который становится все более и более бездуховным и циничным, выжженным? Неужели становиться таким? Не оглядываться на себя и принимать все чудовищные правила этого мира?
Почему мы считаем, что старики хотят жить меньше молодых? Они тоже хотят счастья, жизни, радости. Почему мы считаем, что счастье нужно искать, вырываясь из своего поколения, срываясь со своего места, думая, что хорошо только там, где нас нет, и только с теми, кого мы не знаем? Счастье жизни – в самой жизни.
Монтажный стык – это рифма в поэзии.
Теперь, когда все направлено на разобщение, как никогда важно сохранять человеческую нежность, наступать на себя и прощать, понимать. Иначе придется принять все, что сейчас происходит, за единственно возможную форму существования. Стать жертвой Мамоны.