Крещение. Иордань на реке. Купание в ледяной купели.
Сражение. Из тумана на камеру после начала битвы, очень тонкой и пронзительной по звуку, выходят полуубитые люди в обнимку (или почти под руку) – пронзенный насквозь русский и обезглавленный ордынец.
П. П. Кадочников в роли кого-то из бояр в Крещение лезет в прорубь на глазах у Дмитрия.
При Дмитрии Донском церковь была скромной, целомудренной, благородной и достойной. Это потом пришел разврат и внешность.
Одна из отправных точек – междоусобица в русских землях.
И тот, кто в междоусобной стычке отрубил кому-то руку, и тот, кому ее отрубили, должны вместе идти на Куликово поле и вместе там стоять.
Молитва войска Дмитрия. Проскок быстрый князя вдоль войск. Дмитрий на белом коне – и все войско по мере его продвижения встает на колени. Панорама с отъездом вверх на очень общий план. Молитва.
«Человеческий дух был унижен необходимостью братоубийства».
«История Российская». В. Н. Татищев.
Занятно, что понятие «любовь» никак не принималось в расчет при женитьбах Великих князей. Важно было родниться с именитыми и мощными соседями. Что это с точки зрения физиологии и чувственности? А понятие ревности?
Москва долгое время была просто в ряду сильных княжеств. Почему же именно Москва объединила всех вокруг себя? Почему ей суждено было стать тем ядром, вокруг которого все сплелось и объединилось?
«Самый упрямый русский человек XIV века – Олег Рязанский».
Богомаз, которого не пускают на Куликово поле, чтобы не убили. Бьют и запирают в церкви.
Дмитрий Боброк. «Под трубами повит, под шеломами взлелеян, с конца копья вскормлен». Пришел служить не Великому князю, не Москве, а чему-то большему. Знал требы, по крику птицы определял, есть ли кто чужой в лесу. Хороший, дающий большие возможности персонаж!
Рязанцы, выходящие на брань, применяли приемы ордынцев.
Орда – это ёные. Паразитирующее государство, интересующееся только наживой, в любом виде. Только материальное, только под себя и только с выгодой.
Может быть, в «Дмитрии Донском» можно сделать сцену Великой пасхи. Праздника истинно христианского, нежного, мощного. Всеобщее единение в Вере.
А еще м. б. какая-то междоусобица, происходящая в Пасху, и кто-то неожиданно воскликнет: «Христос воскресе!», и ему ответят все: «Воистину воскресе!», и вчерашние враги начнут обниматься.
За спинами воинов на Куликовом поле стоит один только мальчик, которого защищают все эти сто тысяч человек.
Невозможность перешагнуть через что-то, чему, видимо, нет названия. (Михаил Тверской в колоде, не желающий бежать.) Что-то, что пронзительно просто и совершенно необъяснимо. Русский стоицизм, упорство без страха смерти, но со страхом перед тем, что, предав, не найти покоя в совести, не быть счастью.
Для Михаила Тверского – гибель есть логическое завершение положения, в которое его поставила судьба. Он не может не «испить сей чаши», ибо тогда перестанет быть самим собой.
Княжья дума: послы и бояре… Дмитрий сидит, слушает, смотрит, потом с самым серьезным видом просит его подождать и уходит. По переходам идет все быстрее, почти уже бежит… К жене!.. Любовь страстная!.. Потом опять – князь с важным видом среди послов.
История с первыми деньгами Дмитрия Донского.
Разбираются чьи-то дела, кого-то наказать должны, а Дмитрий об одном мечтает – как свою денежку новую Евдокии показать.
Понятность, ощутимость того, о чем хочется говорить. Чтобы дошли до других то уважение и гордость, которые мы испытываем, рассказывая свою историю. Нужно, чтобы в зрителе, даже совсем отдаленном от наших корней, возникало чувство глубокого уважения к земле, родившей этот народ.
Леденец за щекой маленького Дмитрия Донского перед исповедью. Стоит в храме и леденеет от ужаса – и ничего не слышит, кроме перекатывающегося и, как ему кажется, слышного всем леденца между зубов… Даже расплакался. Никто не может понять почему.
Ушкуйники. Позорная их гибель. Позорная и жизнь в разорении своих же – русских.
Арапша – царевич-чингизид. «Карла станом, но великан мужеством» по Карамзину.
Сомнения Дмитрия: «Имею ли право?» Молитвы у гробницы Алексея. Страх не за себя, а за то, что м. б. не имею права губить людей, которые верят.
Войско, залегшее в хлебах и неожиданно поднявшееся.
Битва при Воже. Оценка К. Маркса (для заявки картины.) NB!
Сергий Радонежский. Вдохновитель Куликовской битвы.
Слова Сергия Дмитрию о победе. «При сей победе тебе еще не носить венца мученического, но многим без числа готовятся венцы с вечною памятью».
Единение, гордость, братство. Приход литвинов и особенно появление перед великой ратью горстки ельчан, которая ручейком влилась в это могучее воинское море.
О долготерпении и о бессмысленности сиюсекундных всплесков ярости, когда наши переколотят отряд баскаческий, а через неделю хан пришлет войско и все спалит. Юра Лощиц, «Донской»
Развращающая политика разжигания междоусобиц.
Зверь, рыба, леса, плесы в путешествии Дмитрия.
Персонаж, которого калечат все больше в междоусобицах и который дошел до конца только одним духом на Куликовом.
Купание рати. Вода, течение, люди.
…Волна конницы постепенно меняет окраску, то есть скачут разные отряды наемников, разные национальности, по-разному одетые. Все время цветовое движение. Наконец они исчезают, и мы видим только изуродованную землю. Пауза. Из-за бугра появляется мальчик.
Форма, видимо, новелльная, но объединенная одними героями.
Темы в заявке:
1. Историко-военно-патриотическая.
2. Без расового великорусского шовинизма.
3. Татары в наших рядах.
4. Орда приносила горе и самому татарскому, и монгольским народам.
5. Чингисиды гнали татар в бой, как скот.
С ордынским послом встречалась вся княжеская троица: мал-мала-меньше. Вообще: дети и орда; дети и хан; дети и судьба отечества.
Разбор мостов после переправы.
Походные церкви, вечерний молебен.
Таинственные ночные знамения.
Молчание загадочного воеводы Боброка. Князь-мальчик в глаза ему заглядывает.
Стояние 8 сентября. Туман, ветер в стягах.
Переоблачение великого князя Дмитрия.
А м. б. есть смысл посмотреть, а что же была такое Европа в тот момент, когда Дмитрий собирался бить татар?
Ритм. Общий национальный ритм. Он важен и в кадре, и в существовании персонажей, и в размахе, масштабе мышления.
Крещение знатных ордынцев в Москве-реке.
Через всю картину – человек, которому отсекают члены. За повторное участие в междоусобии наказывают отсечением руки. Грозят, что, если что, и между ног отрежут. Потом, уже в конце, когда его спрашивают, чем же собирается он воевать, весело отвечает, что между ног-то осталось!
Из первой новеллы должны вытекать все остальные, как ручейки. Истоки их в первой новелле, где все главные лица так или иначе должны быть представлены. А далее все нити должны, прерываясь и путаясь, но неумолимо вести к Куликову полю. С разных сторон – к главному делу всех этих людей во главе с Дмитрием.
Дмитрий на переправе. Страх за людей, ответственность. Слезы на глазах.
А что, если все это действительно дать от первого лица?
В этой картине тоже необходим юмор! Многое должно быть весело.
С появлением на краю поля войска ордынцев наши тесней прижимаются плечами друг к другу.
Напряжение может быть нагнетено чистой этнографией. Здесь необходимо много импровизации и фантазии, но все это только на основе углубленного изучения своей культуры и истории, своей национальной традиции.
В битве и перестроениях – движение в разных и сложных направлениях, от чего создается иллюзия большого количества людей.
По первому плану шторкой – трепещущие стяги.
Много вообще всяких развевающихся плоскостей – плащей, епанчей, частей шатров…
Донской должен быть показан в становлении, в мужании, в движении, через сомнения и отчаяние.
Как же этих вот «пляжных кукушек» заставить смотреть «Донского»? Как их заставить хоть что-то почувствовать?
В. М. Васнецов, «Единоборство Пересвета с Челубеем»