Каким щемящим может быть соединение какого-то далекого воспоминания с сегодняшним сиюминутным впечатлением, звуком, запахом, шелестом ветра в листве… и вообще Божьим миром.
Все дело в том, к чему прислушивается художник. Пока он слушает себя, свое нутро, свою «невозможность» делать иначе, все в порядке. Он, конечно же, не застрахован от ошибок, но это ошибки правильные.
Но как только он начинает оглядываться по сторонам, пытаясь уловить «что требуется», происходит метаморфоза не только с творчеством, но и с самим человеком.
Владыка Феофан – духовник императора – гулял по саду монастыря. К нему приехал Василий Васильевич Розанов. Они были уже знакомы. Стали гулять по саду вместе.
Владыка, по обыкновению, сосредоточенно читал про себя молитвы. Розанов же почему-то начал горячо распространяться по поводу вреда монашества. Феофан ничего не отвечал, продолжая идти и беззвучно молиться. Розанов все не отставал.
Спустя некоторое время он попытался заглянуть Феофану в глаза, но тот, как всегда, держал очи долу. Розанов поубавил страсти, но еще продолжал гнуть свое, совершенно не понимая реакции архимандрита. Постепенно он начал путаться, сбиваться с мысли, потом вдруг остановился и тихо-тихо сказал: «А может быть, вы и правы».
В «Уложении Тимура Тамерлана» сказано: «Опыт доказал мне, что власть, не опирающаяся на религию и законы, не сохранит на долгое время свое положение и силу. Она подобна нагому человеку, который заставляет других при встрече с ним с омерзением отводить глаза».
«…полный внимания и осторожности к своим врагам и друзьям…»
«…Ты должен каждому лицу и каждой вещи указать границы и место, какие они должны занять».
«Действия и слова лица повелевающего должны вполне принадлежать ему, то есть народ и войско должны быть уверены, что все, что ни делает и ни говорит государь, он делает и говорит от себя и никто не руководит им».
«Приказания и запрещения требуют твердости. Нужно самому принимать все решения, дабы никто не мог вмешаться и их исказить».
Тем, кто хочет вновь загнать страну в истерику и отвлечь от созидательного мощного процесса, тем выгодно сейчас колебать «умы ни в чем не твердые» требованием выбора из тех, из кого выбирать невозможно.
«Храбрость есть не что иное, как терпение в опасности».
Что же за психология у этих людей (скажем, у американцев), если они воспитаны на Шварценеггере и ничего не знают о Толстом и Достоевском?
«Необходимо разделить управление делами между несколькими достойными доверия людьми; тогда каждый из них, занятый известной работой, не будет стремиться к высшей власти».
Тамерлан в изображении французского путешественника Андре Теве (1516–1590)
«Необходимо, чтобы все, что повелитель ни делает, делал он сам и чтобы он был непоколебим в приказаниях, раз отданных, ибо твердость в приказаниях составляет самую большую силу для монархов. Все сокровище для них – это армия, народ и целое поколение принцев».
Молодой директор музыкальной школы в кубанской станице. К нему пристает местный «барон»:
– Научи моего цыганенка играть на баяне!
– Пожалуйста.
Проходит неделя, другая. Цыганенок не приходит учиться.
Директор подождал еще и пошел сам к «барону». Так, мол, и так, не ходит ваш Петька. Тот кричит на весь двор: «Петька, выходи сюда!» Февраль. Петька выходит на крыльцо в трусах и босой. Отец начинает его распекать. Директор с ужасом смотрит на голого ребенка на морозе. Потом говорит: «Может быть, он все-таки оденется?» Отец, спохватившись, кричит: «Иди оденься!» Петька ушел и вернулся в том же виде, только поверх трусов – солдатский ремень только что вернувшегося из армии брата и его же фуражка – на голове.
Отец кивает удовлетворенно: «Ну вот, теперь другое дело». И принимается снова его распекать.
Детская парикмахерская на Гоголевском бульваре. Ходил туда стричься. Парикмахерша Клава, совершенно сумасшедшая, задвинута на сексе. Пока она стригла, рассказывала во всех, именно во всех (!) подробностях о своих приключениях. Приключения же эти были ужасающие, чернушно-советские. Ее трахали и обирали, унижали и бросали. Она же была совершенно уверена, что все идет как надо и что именно она хозяйка положения. Причем все это во время стрижки: «Нет, у Коли был большой, прямо очень большой…» – и руками показывала, каких именно размеров.
Такая стрижка могла продолжаться часами, и, что примечательно, в соседних креслах стригли маленьких детей.
«В искусстве, как в органической природе, что не строго целесообразно – то уже портит, что не нужно более – делается вредным».
Василий Васильевич Розанов
Приехал в германскую клинику худеть. Тоска и ужас.
В столовой на «прощальном с едой» постном ужине мрачно шутили.
Володя Седов с дичайшего пятидневного «бодуна», небритый и опухший, мрачно сидит, подперев щеку рукой. Потом на какой-то очередной щебет Ирки смотрит на нее и медленно говорит: «Пойдем, киса! Мы с тобой неделю не мылись».
«Говори, как большинство, но думай, как меньшинство».
«Большинство может меня запугать, но не может меня убедить».
«Там, где просто, ангелов до ста, а где мудрено – ни одного».
В одном санатории (или доме престарелых) призом после какой-то игры или викторины стал «телекомандер» от телевизора. Выигравший имел право в этот вечер смотреть все, что пожелает, и переключать программы без учета мнения всех остальных.
Билл Эванс: А. при очередной сцене ревности И. говорит ей, выведенный из себя: «Пойми наконец, те 200 граммов, которые находятся у меня между ног, Бог дал мне! Понимаешь, не тебе и не кому-либо еще, а именно мне, и я сам разберусь, что с ними делать!!!»
На Западе человеческая улыбка ничего не обозначает. Так положено, как носить брюки.
А. Васнецов писал о России в 20-е годы: «Если бы даже большинство, и даже все, пришли к отрицанию Бога – Он все-таки есть, потому что истина не в отрицании Его, а в утверждении, потому что отрицать Его – значит, утверждать ничто – небытие, а мы существуем. Если бы даже все человечество забыло Его – Он все-таки есть, потому что забыть – не значит, что Его нет, и никогда не будет времени без Бога, потому что время Им порождено, оно – Его Воля».
«Если народ потеряет в себе национальное самосознание, расшатается в основах, потеряет свою религию, забудет свою историю, забудет самое слово «патриотизм» и будет способен к предательству Родины, Промысел и Провидение не дойдут до сердца погибающего народа, потерявшего свою душу…
Он как полуживой труп – можно плясать на нем, гадить на лицо, надсмехаться над его национальным чувством, а он в бреду пьяного угара только будет мычать и сквернословить. Что случилось с «русскою душою»? – Великое бедствие – потерять национальную волю, предаться интернациональному. Как душа человека дает творчество личной его жизни, так и душа народа – истории его прошлого и будущего!»
Примерно такой кабинет как у А. А. Хондруева (в те годы – заместитель председателя Центрального банка России. – Современный комментарий автора.) Большие часы у стены. В медленно качающемся маятнике отражается сидящий за столом хозяин кабинета. Медленный наезд на маятник – насколько возможно крупно… В отражении маятника видим расправу с хозяином. При наезде слышим только то, что кто-то вошел.
Или так:
Посетитель на переговорах у банкира. Телефонная трель, и хозяин кабинета отходит к телефону. Перед лицом посетителя – большие напольные часы. В огромном и выпуклом сияющем маятнике отражается говорящий по телефону банкир за своим столом. Маятник медленно и тяжело качается. Может быть, играет музыка, а может, включен телевизор. Телефонный разговор затягивается, и посетитель задремывает…
В кадре теперь – только маятник… Вдруг в отражении банкир, сидящий за столом, начинает биться окровавленный. Услышав серию легких хлопков (или уже звук падения тела на письменный стол), посетитель открывает глаза и цепенеет. Оглядывается – банкир действительно убит. На полу – оставленный автомат с глушителем.
Что делать?! Может быть, он нес хозяину деньги, да так и не отдал. Может быть, он начинает их выбрасывать в окно. Может быть, сбегает в испуге через дверь внутренней комнаты. Может быть, в ужасе выходит в приемную. Там – никого. Вбегающая секретарша спрашивает:
– У Николая Николаевича никого не осталось? А то я факс бегала отправлять…
Дальше раскрут…
Кто-то моется в душе. Не видно из-за перегородки. Видно только, как стекает в слив мыльная вода, которая неожиданно розовеет и становится кровавой. Потом понимаем, что произошло.