– А как ты выяснишь, нравится тебе человек или нет, если не дашь ему шанса? Ты просто всех отпугнешь от себя.
Она снова наклонилась и подвинула коробку в угол комнаты. Ральф занес чемодан внутрь.
– Мам, расслабься, – улыбнулся он. – Кто тут будет учиться? Ты или я?
Нужно признать, что комната оказалась ужасно тесной: в ней помещалась лишь узкая кровать, шкаф для одежды, комод, стол и стул. Бежевые стены, легкие желтые шторы на окне. Хорошо, что окно выходило на зеленую лужайку, а не на парковку. А кухню, ванную и туалет придется делить еще с шестью студентами.
Ральф не ездил заранее смотреть университет и общежитие, заявив, что в этом нет смысла, решение ведь принято. И он все увидит в свое время. Виктория подумала о том, что он уже давно не навещал Мэдди. Ей очень хотелось знать почему, но она не спрашивала. Почти все вечера Ральф провел дома, был необычайно тихим и грустным, но его поддерживали друзья. И все же самое главное, что он не изменил своему решению и сейчас находился здесь рядом с ней. До вчерашнего дня Виктория переживала, что сын передумает и откажется ехать.
Виктории предстояло встретиться с Мэдди на свадьбе Кэт в следующие выходные, и это ее совсем не беспокоило. Самый тяжелый период их отношений позади. Приходится признать, что эта женщина оказалась не такой уж ужасной. Она очень помогла Ральфу с занятиями, и не важно, что побудило ее к этому. Для Кэт она тоже сделала много хорошего.
– Тебе помочь распаковать вещи? – спросила Виктория, когда они наконец внесли последний чемодан, – места в комнате почти не осталось.
Ральф покачал головой:
– До дома далеко, тебе лучше не задерживаться.
По пути они заезжали за продуктами, так что Ральф нашел в кухне две чашки и развел растворимый кофе в молоке. Они отодвинули в сторону пару чемоданов и, пристроившись на краешке кровати, выпили кофе и съели по куску шоколадного пирога, который Виктория заранее испекла. Все темы для разговора уже были исчерпаны, и Виктория неожиданно почувствовала себя некомфортно и заволновалась.
– Ты уверен, что не хочешь, чтобы я разложила вещи по ящикам? – Ее сердце начала заполнять пустота.
Ральф улыбнулся:
– Нет, мам, ты все положишь не туда, куда нужно. Лучше я сам.
Она вздохнула и принялась теребить заколку, собирая волосы на затылке.
– Что ж, тогда я поеду. Я обещала Саломее, что заберу ее из школы.
– Хорошо.
Ральф поставил чашку на пол, и они с Викторией встали.
– О, Ральф! – Она обняла сына и зарылась лицом в его джемпер.
Он тоже крепко обнял ее.
– Я скоро приеду, и вы с Саломеей всегда можете навестить меня.
Они немного постояли на середине комнаты, и Виктория почувствовала, что умиротворение заполняло ее целиком, прогоняя из сердца пустоту. Она даже радовалась, что сын не попросил ее остаться. Больше всего на свете Виктория мечтала именно об этом: проводить сына в университет. Ей хотелось, чтобы он стал независимым. В конце концов, научить детей крепко стоять на ногах – задача хороших родителей.
Ральф проводил мать вниз и открыл перед ней дверь автомобиля.
– Иди, – сказала она. – Не нужно махать рукой мне вслед. Начинай знакомиться с теми, кто будет жить рядом. И не задирай нос! Надеюсь, кто-нибудь из них тебе понравится.
Он улыбнулся:
– Возможно.
Когда машина тронулась, Виктория посмотрела на сына в зеркальце заднего вида: он колебался всего мгновение, а потом повернулся к дороге спиной и твердым шагом направился к двери. Отъехав на достаточное расстояние, Виктория вынуждена была остановиться на обочине, чтобы вытереть глаза и высморкаться. Но в целом она чувствовала себя отлично.
Ее сотовый телефон лежал на пассажирском сиденье, на экране светилось сообщение от Оливера. Открыв его, она прочитала: «Не грусти! Он вернется через пару месяцев с полной сумкой грязного белья». Виктория улыбнулась. Оливер прав. Интересно, что бы сказал сейчас Лео? Она точно знала, что он не сидел бы рядом с ней. Скорее всего находился бы где-нибудь за границей или вместе с Мэдди… или с Кэт. Максимум, что Лео мог бы сделать – позвонил бы и дал немного наличных денег.
Виктория нашла старое сообщение от Мэдди после исчезновения Ральфа и вздрогнула, вспомнив, как сильно тогда волновалась. Она написала ответ: «Только что оставила Ральфа и его вещи в университете. С ним все будет хорошо. С наилучшими пожеланиями, Виктория». Взглянув в зеркало, чтобы проверить макияж и волосы, она решила, что выглядит не только хорошо, но и привлекательно. Виктория подкрасила губы, что было глупо, но помогло ей почувствовать себя лучше и собраться с мыслями. Конечно, им с Ральфом пришлось нелегко, но они достигли успеха сами, без помощи Лео, и она гордилась собой и сыном. В общем, Виктория чувствовала себя замечательно.
Она потянулась в бардачок за диском и, поставив в проигрыватель запись Первого концерта для виолончели Шостаковича в исполнении Ростроповича, наслаждалась чудесной музыкой всю дорогу до дома.
Мэдди перечитала сообщение от Виктории и улыбнулась, представив Ральфа и кучу вещей. Она готова была спорить, что его комната сейчас выглядит так, будто в ней взорвалась бомба. Потом вспомнила, как сама нервничала в первый день в университете и как быстро освоилась и завела друзей. Ей бы хотелось позвонить ему сейчас и пожелать удачи. Но она положила телефон и пошла в кухню, чтобы сделать себе чашку чая.
Вернувшись к компьютеру, Мэдди нахмурилась. Как быть с Кэт? Она пришла на работу рано, с красными глазами. Когда рассказывала Мэдди о том, что случилось, ее била дрожь.
– Я поступила ужасно… Сделала самую страшную вещь в своей жизни! – сказала Кэт, шагая по комнате и заламывая пальцы. Сидеть спокойно она не могла. – Не понимаю, зачем я это сделала? Будто отрубила и сожгла свою руку или ногу.
Кэт не спала всю ночь и говорила сбивчиво, поэтому Мэдди убедила ее выпить снотворное и уложила в кровать Фиби, где та проспала весь день. С тех пор она оставалась у Мэдди.
Мэдди старалась помочь, но Кэт по-прежнему находилась в ужасном состоянии, и надо было что-то предпринять. Проблема заключалась в том, что Мэдди сомневалась, справится ли она своими силами. Ей нужен кто-то, кто знал о Кэт и ее прошлом достаточно много и мог бы дать дельный совет. Желательно, чтобы этот человек был консультантом.
Она допила чай и позвонила Виктории, надеясь, что та уже дома.
– Я только что вошла. – Голос Виктории звучал озабоченно. – Ты можешь привезти ее ко мне?
Мэдди быстро оценила ситуацию и ответила:
– Со мной сейчас Фиби. Мне не с кем ее оставить.
Виктория немного помолчала.
– Все в порядке, – наконец сказала она, глубоко вздохнув. – Бери ее с собой. Думаю, им с Саломеей пора познакомиться. Они могут поиграть вместе, пока мы втроем поговорим.
Виктория провела их в свою просторную квадратную гостиную в передней части дома. Две маленькие, почти одинаковые девочки-блондинки с любопытством разглядывали друг друга. Грустная и издерганная Кэт села, сгорбившись, на диван рядом с Мэдди.
– Мамочка? – Фиби запрыгнула на колени к матери и что-то прошептала ей на ухо.
– Не сейчас, – ответила она, качая головой.
– Почему бы тебе не пойти наверх и не показать Фиби игрушки? – предложила Виктория дочери.
Смущаясь, Саломея взяла девочку за руку и повела ее в свою комнату. Виктория села в кресло напротив Кэт и, нахмурившись, произнесла:
– Итак, что произошло? Почему ты вдруг изменила решение?
– Я знала, что не хочу выходить замуж, и ни в коем случае не должна была соглашаться на его предложение, – ответила Кэт. – Я ужасно поступила с Джарвисом, и мне очень жаль его сейчас.
Виктория вздохнула:
– Мне следовало выслушать тебя тогда в Диле. Я помню, что ты начала говорить о нем, а потом пролила вино. Я собиралась вернуться к этому разговору, но забыла.
Кэт вынула платок из рукава и высморкала покрасневший нос.
– Это не твоя вина.
– Мне следовало быть более внимательной к тебе.
– Я считаю, что Кэт правильно поступила, отменив свадьбу, – заметила Мэдди. – Если она сомневается, это единственный выход. – Она серьезно посмотрела на Викторию. – Но я пока что не могу понять, что Кэт чувствует по отношению к Джарвису и чего хочет на самом деле. Похоже, она сама этого не знает. Я надеялась, что ты поможешь ей.
Виктория кивнула:
– Я попробую.
– Дело не в том, что я хочу! – в отчаянии воскликнула Кэт. – Проблема в том, что я обидела Джарвиса и переживаю за него. И еще я подвела свою лучшую подругу, и она не станет больше со мной общаться.
Виктория поднялась и сделала три чашки чая. Женщины беседовали, пока последние лучи солнца не скрылись за горизонтом, и тени на стенах причудливо вытянулись. Иногда сверху доносился смех девочек, а в остальное время ровный гул их голосов нарушали лишь редкие гудки машин или голоса прохожих.
Наконец Фиби проголодалась и спустилась вниз. За ней шла Саломея.
– Я есть хочу! Что у нас на ужин?
Виктория посмотрела на часы на каминной полке и встала.
– О боже! Уже почти девять часов! Ты, наверное, умираешь от голода. Фиби любит пасту? – Виктория бросила взгляд на Мэдди – та кивнула и тоже поднялась.
– Тебе помочь?
– Нет, оставайся с Кэт, – ответила Виктория и включила лампу, которая стояла на столе рядом с Мэдди. Комнату залил теплый желтый свет. – Я приготовлю еду для нас. Мы тоже проголодались.
За столом во время ужина царила странная, почти праздничная атмосфера. Девочкам уже давно пора было лечь спать, но они чувствовали: что-то происходит. Взрослые вели себя необычно: тихо разговаривали, пили вино и многозначительно смотрели друг на друга. Например, кто-то произносил фразу, из-за которой остальные разражались смехом. Казалось, напряжение прошлых месяцев достигло высшей точки и теперь выходит, как пар из носика чайника.
У Виктории не осталось ничего для приготовления пудинга, так что они поели фруктовый лед из морозилки, потом она достала коробку шоколада из комода, и они прикончили и ее тоже.