тились с деревьев, и мы пошли к своему стану. Поблагодарив про себя бродягу-лося, не разбирая дороги, зашагал я по лужам, смело цепляясь за ветки деревьев, склонившихся к тропе и щедро поливавших меня капелью. Это меня не беспокоило – вымокнуть сильнее я уже не мог.
В палатке я быстро разделся и нырнул в спальный мешок. За стенками все так же мерно шелестел тихий дождь, слышалось близкое посапывание мгновенно уснувших мишек. Надвигалась короткая летняя ночь. Я дал волю своей лени и, решив заполнить дневник утром, заснул.
Проснулся я от того, что кто-то из медвежат сильно тряс палатку. Быстро выглянул и невольно зажмурился – глаза ослепило яркое солнце. Медвежонок, дергавший за оттяжку, давно убежал, и я не смог рассмотреть, кто это был. Быстро оделся, поел и вылез наружу. Солнце только начало пригревать. От размякшей, набухшей земли поднимался легкий парок и тут же таял. Чисто вымытый лес отдавал звонким эхом. Птицы пели на все лады, а со стороны деревни слышались мычание коров, лай собак и петушиные крики. Настроение было отличное. Хорошо себя чувствовали и медвежата. Не дожидаясь меня, они ушли на край овсяного поля и там кормились молодыми сочными проростками. Тоша ел лежа, а Катя и Яшка сидя. Я сел на солнышке, попеременно подставляя то один, то другой бок теплу. Завидев меня, медвежата поднялись и направились по знакомой тропе в лес, на черничник. Я поплелся сзади, на ходу делая записи основных событий вчерашнего дня. Уже около самой границы заповедника медвежата вдруг испуганно, с шумом бросились на первые попавшиеся деревья. В этом месте проходила лесная дорога. На дороге раздался храп, треск и… голос человека. Медвежата полезли к самым макушкам. Я пригляделся и за частоколом мелкого кустарника, отделявшего дорогу от высокоствольного леса, увидел верхового. Ехал главный лесничий заповедника. Ему с трудом удалось справиться с испугавшейся лошадью. Мы обменялись несколькими фразами. Он что-то упомянул насчет «медвежьей семьи» и поехал дальше, а я стал свидетелем первого по-настоящему сильного испуга медвежат.
Чтобы отозвать их с дерева, я отходил, подавая звуковой сигнал, затем подходил и вновь отходил, а они все сидели наверху, удобно пристроившись на сучьях, крутили головами, смотрели вниз и не спускались. Впервые медвежата сидели на деревьях так долго – 27 минут. Обычно они спускались сразу, едва взобравшись на дерево, или через 3–5 минут, если чего-нибудь сильно пугались. В этот же раз, просидев так долго, они осторожно спустились, с оглядкой вышли на дорогу, походили по ней, понюхали следы лошади и только тогда пошли за мной.
В журчащем ручье, полноводном от вчерашнего дождя, мишки, поднимая каскады брызг, искупались, попили воды и пошли в лес. Как только мы вошли в лес, они начали играть, бегать друг за другом. Особенно усердствовал Яшка. Уже второй раз я видел, как он, возбужденный, носился кругами, вскакивал на 1–2 метра на то или иное дерево, тут же съезжал с него, уносился на 80—100 метров в сторону и вновь возвращался, с треском ломая попадающиеся на пути сухие сучья. Ни Катя, ни Тоша участия в игре не принимали, хотя Яшка дважды каждого из них приглашал, прыжками подступаясь к ним и раскачивая головой. Но вот мы пришли на черничник – и медвежата притихли, занялись сбором урожая.
И все же зверюшки мои в тот день вели себя странно. Обычно, еще только заслышав шаги приближающегося человека, они проявляли беспокойство – убегали в лес. Я уходил вместе с ними, и встречи с людьми не происходило. В квартале, где медвежата кормились черникой, располагались пробные площади ботаников, и люди ходили здесь довольно часто. Но нас никто не видел, не подозревая, что мы здесь обитаем.
Первая неожиданная встреча произошла с моей женой. Ни я, ни медвежата не услышали, как она подошла со стороны леса, присела в черничнике и долго за нами наблюдала. Потом встала и тихонько пошла к нам. Я увидел ее, когда нас разделяло 20–25 метров. Медвежата, каждый сам по себе, спокойно ели чернику. Шум, создаваемый движущейся женщиной, они, конечно, слышали, но никак на него не прореагировали. Уже не таясь, жена пошла к Тоше. Он глянул на нее, подошел, понюхал, присел рядом и стал обсасывать чернику – никакой реакции. Мы обменялись с женой двумя-тремя жестами, и она ушла. Медвежата как будто и не видели ее ухода. Через полчаса со стороны поселка раздались громкие голоса людей, звонко покатившиеся по притихшему лесу: оттуда шли трое сотрудников заповедника. Но медвежата и на этот раз не проявили реакции страха и продолжали есть чернику. Я встал и, подавая звуковой сигнал, попытался увести их в лес, однако мои старания оказались тщетными. Малыши все так же спокойно ели чернику. Люди заметили их и, негромко переговариваясь, подошли ближе. Тоша и Катя перестали есть и направились к подошедшим молодым ребятам, но, не дойдя до них 2–3 метров, остановились, покрутили головами, усиленно принюхиваясь, и спокойно отошли. Зная о моей работе, люди, не задерживаясь, ушли, но не прошло и 20 минут после их ухода, как на просеке показались две женщины. В этот день нам как никогда «везло» на посетителей! Женщины увидели медвежат, заговорили со мной. Мы перекинулись несколькими негромкими фразами. Меня очень удивило и было непонятным то безразличие, с которым медвежата относились на этот раз к людям. Ведь в другое время они, как только слышали голоса людей и их шаги, непременно забегали в лес.
Одна из женщин стала собирать ягоды и немного подвинулась к медвежатам. От ее внешне малозаметного движения Тоша и Катя, что были поближе, разом шарахнулись в сторону! Насторожился и тревожно зафыркал Яшка, кормившийся в самом дальнем углу ягодника. Значит, мишки все же наблюдали за людьми и были начеку. Женщины сразу ушли. Зверята кормились еще целых 3 часа, а потом тут же в черничнике завалились спать. Они спали, а я по-прежнему ломал голову над их изменившимся оборонительным поведением. Ближе к вечеру, когда сотрудники стали возвращаться из леса, спокойно кормившиеся до того медвежата, как обычно, задолго до их появления насторожились, зафыркали и убрались в лес. Так что нас никто из проходивших уже не обнаружил. Все стало на свои места. Причиной необычного поведения медвежат, по всей видимости, явился сильный испуг от утренней встречи с всадником, и этот случай на некоторое время заметно повлиял на них, изменив их оборонительную реакцию. Лишь после сна торможение было снято, и поведение мишек стало обычным. Может, были тому и другие причины, но мне их не удалось отметить. Во всяком случае, таких «срывов» в поведении у медвежат больше не приходилось наблюдать.
Экскурсия наша заканчивалась. Я собрал палатку, загрузил рюкзак, оглядел по старой привычке место своей многодневной стоянки и пошел домой. Мишкам предстояло несколько дней посидеть в клетке, а мне – подвести краткие итоги наблюдений. Мы благополучно добрались до Центральной усадьбы, медвежата получили первую порцию своей каши, а мне была устроена настоящая баня – меня нещадно поливали горячей водой прямо во дворе так, что я всерьез забеспокоился за целостность отвыкшей от такой процедуры кожи.
Просмотр этограмм показал, что формирование пищевого и оборонительного поведения у медвежат происходит не только в тесной взаимосвязи друг с другом, но и существенно отличается продолжительностью течения реакций в зависимости от возраста зверюшек. Пассивно-оборонительное поведение 4—5-месячных медвежат чаще не имеет полной, выраженной формы. Обычно проявление оборонительного поведения у медвежат этого возраста ограничивается ориентировочной (стойкой на задних лапах, ориентацией на поступивший сигнал) и ориентировочно-исследовательской (просматриванием места возникновения сигнала, прислушиванием, исследованием запаха) реакциями, а если и проявляется конечная реакция оборонительного поведения, – избегание, – то протекает она недолго. Только что испугавшийся медвежонок быстро успокаивается. Наоборот, поисково-исследовательское поведение в этот же период преобладает над проявлением всех других форм, что весьма выгодно сказывается на формировании пищевого поведения. Частые перемещения с места на место, безбоязненное обследование новых предметов значительно повышают число контактов подрастающего животного с компонентами окружающей среды, облегчая тем самым процесс обучения за счет обогащения поступающей информации. Такое поведение повышает возможность отбора наибольшего числа пищевых компонентов естественной среды. В возрасте 5 месяцев заметно возрастает как число выраженных реакций избегания, так и продолжительность их течения во времени. Проявляется весь комплекс оборонительного поведения, ориентировочная или ориентировочно-исследовательская реакция – оценка ситуации – повышение возбудимости – реакция избегания. Но к этому возрастному периоду уже образуются сложные формы биологического поведения, направленные на добывание и потребление многих основных видов естественных кормов, и защитные реакции оборонительного поведения лишь повышают возможность выживания молодняка, уже не являясь существенным тормозом в формировании пищевого поведения. Известно, что проявление оборонительных реакций подавляет пищевое поведение. Нередко можно видеть, как обеспокоенный медвежонок поднимается в стойку, забывая в это время жевать зажатый во рту, только что сорванный лист дягиля.
Как-то меня вызвал директор и сообщил, что одного медвежонка нужно отправить в Москву, на ВДНХ, для показа публике. Мы долго обсуждали эту проблему и решили отвезти Тошу как самого сильного, самого красивого, в общем – самого типичного русского медведя. А Яшку оставили, чтобы посмотреть, как этот недоразвитый в раннем возрасте медвежонок сможет подготовиться к зиме. О Кате разговора не было: самочку мы, разумеется, оставляли. Я выпросил у начальства десятидневную отсрочку – уж очень хотелось посмотреть на медвежат в лесу в последний раз в полном составе. Получив разрешение, мы все в тот же день ушли в лес.
В начале похода мне показалось, что той прочной связи между нами, которая наблюдалась раньше, уже нет. Чтобы проверить свои предположения, я начал то убыстрять шаг, то замедлять его и отмечал реакцию медвежат, а точнее, дистанцию, которую они поддерживали со мной во время движения. Позже, просматривая записи, я выяснил, что медвежата в периоды спокойного и медленного передвижения стимул-объекта (т. е. меня) нередко отставали на 30 и даже 50 метров, копались в лесной подстилке или грызли стебли медвежьей дудки, а потом бегом меня догоняли. Если я шел очень быстро, они не отставали и выдерживали дистанцию в 5—15 метров. На остановках мишки разбредались, а иногда и заходили довольно далеко в лес, чего раньше я за ними не замечал. Если я в это время уходил, они через 10–15 минут нагоняли меня, двигаясь точно по моему следу. Вид их был при этом спокойный, как будто мое отсутствие их вовсе не волновало. Я понял, что запах моих следов приобрел для них не меньшее значение, чем внешний вид. Еще раньше, в возрасте 5 месяцев, медвежата отыскивали меня по следу, если я уходил недалеко, но сильно волновались, часто сбивались с направления и тогда устраивали настоящие концерты с воем и рявканьем. Теперь, в возрасте 6 месяцев, их поведение заметно изменилось. На другой день я попытался сбить их со своего следа и быстро ушел вперед, пока они копал