ись в куче сухого хвороста. Сделал круг в 50 метров диаметром, два раза быстро прошел по нему и прыгнул на наклонную валежину, удобно торчавшую из ближайшего завала. Перешел по шершавым бревнам лесной завал, спрыгнул на землю и ушел по прямой линии через лес на 250–300 метров вперед. Подломив густой куст лещины, я сел на него так, чтобы можно было хорошо видеть то место, откуда я только что пришел. Прошло 40 минут. Медвежата не показывались. Я решил подождать: может быть, они устроят очередной «концерт», и тогда их должно быть слышно. Но из леса по-прежнему не доносилось ни звука. Я прождал еще полтора часа, сидеть дольше уже не имело смысла, и пошел назад, почти уверенный в том, что мишки давно убежали или к избушке на «Мартиновы Нивы», откуда мы пришли, или к Центральной усадьбе, до которой было километров 6 и откуда были слышны кое-какие звуки. Каково же было мое удивление, когда я, подходя к тому месту, где старательно путал свои следы, услышал знакомое тревожное фырканье медвежат! Лишь только я подал звуковой сигнал, как вся тройка не замедлила явиться. Вид у всех был веселый, спокойный. Мое отсутствие вовсе не повлияло на них отрицательно. Этот урок не пропал даром, и впоследствии, если мне нужно было по каким-то делам отлучиться из леса, я «терял» медвежат и, выждав на своем следе пару часов, уходил в ближайшую деревню.
Было, однако, два случая, когда медвежата вывели мой след почти двухчасовой давности, но, по-видимому, это всецело зависело от погоды. В сухую ветреную погоду и в условиях сильной влажности (дождь, туман, роса) след сохранял запах недолго.
Итак, поведение медвежат изменилось вовсе не от того, что связь между нами стала менее прочной. Просто они теперь не боялись потеряться, уверенно выходили ко мне по следу. Если же я «терялся», они долго оставались на одном месте, не отходя от него далее чем на полкилометра, и их легко можно было найти, подавая звуковой сигнал. В опыте медвежата много раз, иногда на 26 и даже на 38 часов, оставались в лесу одни, но далеко от места нашего расставания не уходили, хотя в более взрослом возрасте они уже неплохо знали угодья и отлично ориентировались.
И все же медведь – хищник
В окрестностях заповедника много малинников, и ягода родится ежегодно. Гари и чистые вырубки быстро заселяются этим кустарником. Не один год малина растет, набирает силу, а потом кусты покрываются сочной, нежной ягодой так густо, что издали кажется, будто весь куст обрызгали красной краской. Два-четыре года плодоносит малина. Но вместе с ней на вырубке начинают расти березки, осинки, ольха, ивняк. Тонкие деревца тянутся кверху, крепнут и, наконец, раскидывают свои пушистые вершины навстречу солнцу. Еще долго живет под их пологом малинник, но уже нет в нем такого обилия ягод, а потом кустики и вовсе отмирают.
Мы миновали заповедник и выбрались на обширные вырубки соседнего леспромхоза. С трудом пробираясь по едва обозначенным, заросшим просекам, пришли на знакомый мне с прошлого года участок, заросший малиной. Царство ее кончалось – уже поднялись шеренги лиственных деревьев, но отдельные кусты малины еще поражали обильной ягодой. Мишки сразу же забрались в самую середину первого встреченного куста, и оттуда послышались треск сминаемых стеблей, довольное сопение, чмоканье, чавканье. Малиной медвежата кормились так же, как и черникой: присев у куста, медвежонок подтягивал к себе поочередно все веточки, до которых мог дотянуться, съедал на них ягоды и затем переходил на новое место.
Медвежата кормились малиной 3 часа. За это время они переместились не более чем на 10–15 метров. Меня совсем одолели слепни и оводы, нещадно жарило солнце, а мишки знай себе чмокали в кустах. Наконец, они выбрались из малинника, подошли ко мне и стали устраиваться на отдых. Отдыхать на жаркой вырубке я не собирался, тут же поднялся и направился под спасительную тень старого леса, что стоял в двух с половиной километрах. Мишки последовали за мной.
Мы медленно пробирались сквозь сплетения молодой поросли, как вдруг из-под самых ног выскочил маленький зайчонок и, подкидывая зад, не торопясь, запрыгал к кусту. Медвежата его не видели, но их реакция на запах превзошла все мои ожидания. Как только они учуяли зайца, сразу преобразились, стали бегать, принюхиваться, движения их стали мягкими, пластичными, но в то же время быстрыми. Несколько минут трещали они кустами во всех направлениях, но никуда не сдвинулись с того места, где почувствовали запах зайчонка. Мы уже далеко ушли, но еще долго то один, то другой медвежонок останавливался и замирал. Это служило сигналом для остальных – они тоже (и я в том числе, невольно поддаваясь их состоянию) замирали и слушали, настороженно поворачивая голову из стороны в сторону. Это была реакция хищнического поведения, которая проявилась на первое, сравнительно крупное млекопитающее и которую я видел у медвежат впервые.
Три дня пребывания в малиннике показали, что малина не такой важный для питания медвежат корм, как черника. Во-первых, если медвежата попадали в черничник, то вытащить их оттуда было очень трудно, из малинника же они уходили за мной сразу же, по первому моему зову. Во-вторых, питаясь черникой, малыши почти ничего больше не ели, лишь муравьев и немного зелени. А в малиннике с охотой поедали молодые побеги иван-чая, однолетние, сочные стебли малины, листья лещины и клена, овсяницу луговую, ежу сборную, клевер и другие растения. Это подтверждало наши наблюдения за пищевым поведением диких медведей, которые, несмотря на регулярные обильные урожаи малины, не были частыми гостями в малинниках. Возможно, одним из основных факторов, ограничивающих использование медведями ягод малины, является размещение малинников по сравнительно открытым местам, которых медведи избегают.
Вскоре мы перешли на водораздельные луга, в урочища «Межа» и «Овсянник». Совсем рядом здесь берут начало две реки, которые текут в разных направлениях. Река Межа, крупный приток Западной Двины, течет на юг, а река Тюдьма – на север, и впадает в водную систему Волги. Небольшие болотца дают начало маленьким чистым ручейкам, которые перебираются из одной ложбинки в другую, петляют среди бесконечных кочек, набирают силу. Узкой змейкой текут они по лесной чаще и говорливо журчат, перекатываясь через почерневшие, отшлифованные водой стволы деревьев, перегораживающих им путь. Потом выбегают на светлые лужайки, искрятся на солнце веселыми зайчиками и снова прячутся в лесном сумраке. Водораздельные луга буйно зарастают травой, а на высоких кочках селятся муравьи. Эти места часто посещают медведи – повсюду можно видеть многочисленные следы их деятельности. Вот сорвана верхушка у болотной кочки – медведь лакомился муравьями, а чуть дальше выкопана ямка и рядом задраны целые пласты дерна – это он охотился на мышей. Здесь мы и остановились.
На одной из полянок – груда как попало сваленных старых бревен и насквозь прогнивших досок. Когда-то здесь стоял сарай, где хранили скошенное сено. Сено на лугу уже давно не косили, а сарай развалился от времени. Я оборудовал себе место в этом хламе, пристроив понадежнее крышу из старой дранки, а медвежата ушли выбирать себе место для лежки в лесу. Здесь мы провели несколько дней.
В первый день погода быстро испортилась, и к ночи пошел затяжной дождь, не прекратившийся и утром. Часы ночью остановились, я забыл их вовремя завести, и невозможно было понять, который час. Свет солнца совершенно не пробивался сквозь однообразную серую пелену, заполнившую все вокруг. Матовая сетка дождя повисла над поляной. Деревья терялись в мягком мареве, птиц не было слышно. Даже мишки не показывались из леса.
Медвежонку 2,5 месяца
А где каша? (2,5–3 месяца)
Медвежонку 3 месяца
Медвежонку 4 месяца
Близкое знакомство (7 месяцев)
Возраст 15 дней
За орехами (7 месяцев)
Игра – это важно! (5 месяцев)
Кормление рябиной (7 месяцев)
От опасности – на дерево (старше 7 месяцев)
Незнакомый сигнал (3,5–4 месяца)
Опасный сигнал (8 месяцев)
У границы медвежьего царства
Первая метка
Первый лед
Строительство берлоги
Я разжег маленький костер, ежась от сырости и кашляя от падающего к самой земле дыма. Приготовил нехитрый завтрак. Раздался близкий шорох. В проеме между досок показалась любопытная мордочка Кати. Я еще ничего не успел предпринять и подумать, как она быстро подошла к догоравшему костру и принялась ожесточенно расшвыривать угли, топтать их, придавливая лбом шипящие сучки. Испугавшись за ее благополучие, – могла обжечься! – я прогнал ее. Медвежонок тушил костер, тушил отчаянно, не хуже любого пожарного! Шерсть у Кати на лбу и на левом боку украсилась подпалинами, но это только придавало ей более воинственный вид. Я старательно затоптал остатки углей.
Сырая, дождливая погода в преддверии осени не действовала на медвежат так удручающе, как раньше, и через несколько минут после борьбы Кати с костром все три медвежонка уже кормились на лугу. Они не оставляли без внимания ни отдельные камни, ни полусгнившую колоду или трухлявый пенек. Активно исследовали все вокруг: отдирали пластами дерн и выбирали какие-то корешки, лазали по деревьям, играли и вели себя как обычно. Я бродил за ними целый день, завидуя непромокаемой медвежьей шубе, могучей стойкости и здоровью этих зверей.
Лишь к вечеру зародился на лугу слабый ветер, шевельнул ровную сетку дождя. Ветер быстро окреп, сдвинул легкие струйки покруче в сторону, а потом и вовсе разорвал их на мелкую водяную морось. Подуло сильнее, и дождь прекратился. Серое однообразие облаков разорвалось. Ветер закрутил их клубами и потащил на северо-восток. Прояснело. Показалось оранже-вокрасное вечернее солнце. Над лесом поднялись и заметались под ветром столбы тумана – от теплой, обильно политой дождем земли шел пар. К ночи ветер стих, и с неба засветила полная в эту пору луна. Залитый до краев бледно-молочным светом лес спал, отдыхая от липкой сырости ушедшего дождливого дня.