Мы вышли на еще не убранное овсяное поле. Медвежата обнюхали и осмотрели следы кормившегося здесь медведя, походили по его кормовой площадке, а потом уселись и начали деловито поедать овес. Профессор с удовольствием щелкал затвором аппарата, восхищался движениями медвежат, их умением «сцеживать» зерна с метелки, почти ничего не оставляя на стебле.
В полдень решили перекусить. Выбрали солнечную полянку, уселись на толстое бревно, разложили бутерброды. Медвежата осмелели, и Яшка, завидев съестное, пытался попрошайничать. Я прогнал его. Сообразив, что от нашего стола ему ничего не достанется, он отошел и принялся с хрустом жевать стебли медвежьей дудки, которая росла на этой полянке повсюду. В это время Катька стала потихоньку подбираться к фотоаппарату, который профессор отложил в сторону. Я попросил Леонида Викторовича убрать камеру, так как знал: если Катька ее схватит, то обратно мы ее получим уже не подлежащую никакому ремонту (как-то она слегка укусила мой бинокль, оставив на крепком металлическом кожухе глубокую вмятину). Камеру убрали. Катька с невинным видом прошлась мимо, не забыв, однако, ткнуться носом в то место, где только что лежал фотоаппарат.
Вторую половину дня мы провели вблизи овсяных полей, в районе деревни Столовой. Ветер дул со стороны деревни, и оттуда доносились негромкие голоса людей, мычание коровы и, конечно, разные запахи. Мишки крутили головами, становились столбиками, тревожно фыркали, то уходили в лес, то снова выходили на поле. Поведение их было неспокойным. Леонид Викторович заметил, что целая серия отдельных сигналов, среди которых, конечно, есть и пищевые, и опасные, возбуждает уже привыкших к лесу медвежат. Сигналы-раздражители, дополняя друг друга, выступают как сложный фактор, вызывающий в данном случае проявление оборонительного поведения как наиболее рационального в сложной ситуации. Мы решили не волновать мишек и отошли на дальнее поле. Малыши успокоились и начали кормиться овсом.
Поздно вечером мы обменялись впечатлениями от проведенного дня. Леонид Викторович высказал убеждение в том, что между мною и медвежатами существует почти такая же связь, как у медвежат с медведицей-матерью, т. е. через реакцию следования. Мне вовсе не лестно было выступать в роли медведицы, но я согласился с профессором, так как и сам в это верил.
В плане дальнейшей работы с медвежатами предполагалось следующее: после зимовки проследить за их поведением еще один летний сезон, а осенью подготовить медвежат к проведению с ними опыта на сообразительность по методике Л. В. Крушинского. Чем мы руководствовались, устанавливая эти сроки? Дело в том, что в возрасте старше полутора лет медвежата остаются в лесу одни, без матери, и им уже самим приходится заботиться о своей сохранности. В период начала самостоятельной жизни они должны многому научиться и хорошо соображать, чтобы выжить в лесу без защиты со стороны матери.
Вскоре профессор уехал, а я начал готовиться к наиболее важному, как мне казалось, периоду – укладыванию медвежат в берлогу в естественных условиях, т. е. в лесу. Как мне это удастся сделать, я совершенно себе не представлял.
Последние экскурсии
До зимы было еще далеко, и мы часто ходили с мишками по осеннему лесу, уже начавшему терять разноцветную листву. В ясный осенний день бабьего лета солнце мягко позолотило стволы деревьев. Бликами играло оно на желтых дрожащих листьях осины, пробиралось к самой земле, согревая последним теплом бархатаые моховые кочки. Ветерок шелестел опавшими листьями, тащил их по дорожкам, просекам, собирал в кучи, вновь рассыпал и приносил с собой особый запах, который бывает только в эту пору, – запах грибов и тонкий аромат увядающей листвы. Скрипуче кричала кедровка, напоминая о близкой зиме, на рябине по утрам перекликались снегири да громко хлопали крыльями потревоженные рябчики. Невелика птица рябчик, но взлетает резко и порой столько шума наделает, что от неожиданности даже присядешь.
Медвежат будто подменили. Куда только девалась их активность? Это были округлившиеся от жира увальни, которые не торопясь ходили между деревьев, откусывали отдельные, еще зеленые части растений и лениво жевали. Оживлялись лишь тогда, когда начинали копать мышей. И здесь лени как не бывало! В стороны летели отдираемые когтями вместе с дерном комья земли, движения становились быстрыми и в то же время пластичными, изящными. Медвежонок, только что с силой отодравший целый пласт дерна, вдруг приседал и точными мягкими движениями лапы, одними когтями, вскрывал тоненький слой земли над самым гнездом. Добравшись до него, он быстро прикрывал гнездо обеими лапами и, если там были мышата, по одному доставал их, приоткрывая то левую, то правую лапу, и медленно ел, щурясь от удовольствия. Когда гнездо оказывалось пустым, мишка еще раз, разбирая отдельные травинки, осматривал его – не осталось ли чего – и лишь тогда отходил.
Когда у медвежат было хорошее настроение – они играли. Чаще – вместе, но иногда и каждый сам по себе. Как-то Яшке попалось старое ведро без дна. Увидел его и осторожно обошел стороной. Пофырчал, покачал круглой головой. Катя стояла в сторонке и наблюдала. Не обнаружив ничего опасного, Яшка подошел к ведру и тронул его лапой. Дужка резко звякнула. Медвежата испуганно зафыркали и отскочили. Постояли, посмотрели по сторонам – ничего страшного. Яшка опять подошел к ведру и тронул его лапой. Ведро опять звякнуло. Неожиданно медвежонок поддал ведро лапой, оно зазвенело и покатилось, подпрыгивая на кочках! Катька тоже толкнула его – и пошло! Они толкали ведро, как азартные футболисты, стараясь выбить его друг у друга. Катька упала на спину и, ухитряясь тремя лапами удерживать ведро перед собой, перекатывала его, не давая упасть на землю. Яшка мощным ударом выбил его и быстро покатил, попеременно толкая лапами. Около минуты стоял жестяной грохот! Наконец, ведро было сплющено, прокушено в нескольких местах и брошено. А мишки опять лениво бродили от одного куста к другому, и нельзя было поверить, что всего минуту назад они носились, сломя голову, оглашая лес металлическим лязгом.
Погожих дней становилось все меньше. Заметно похолодало. Настало время серьезно подумать об устройстве зверей на зиму. Сведений о зимовке медвежат под контролем человека было немного. В Новосибирске супруги Терновские закрыли на зиму выросшего у них медвежонка в утепленной опилками будке, и он благополучно перезимовал. Но ведь в естественных условиях в нашей местности медведи лежат почти совсем наверху, и о каком-либо утеплении, кроме снега, не может быть и речи. Правда, первый год медвежата ложатся вместе с матерью, и им, конечно, так теплее. А вот смогут ли малыши перезимовать самостоятельно, без искусственного утепления? Этого я не знал, это нужно было проверить.
В трехстах метрах от нашего дома, на небольшом ветровальном участке лежали три накрест упавшие елки. Место было удобное, и я принялся сооружать подобие естественной берлоги, по своим основным характеристикам сходной с типичной верховой берлогой. К упавшим елкам мне оставалось подставить только несколько бревнышек и скрепить все сооружение проволокой, чтобы мишки не вылезли. Вход в «берлогу» – чело – я решил закрыть сваренной из металлических прутьев решеткой после того, как медвежата лягут. Верх «берлоги» прикрыл нетолстым слоем еловых веток, чтобы меньше затекала вода, а в камере размером 90x80x80 сантиметров установил на пружинках качающийся деревянный щит, К щиту была подсоединена гидравлическая система с самописцем, вынесенным от берлоги на восемь метров. Сам самописец я прикрепил к корням огромного, поваленного ветром дерева. С помощью этой нехитрой системы я мог регистрировать активность медвежат в период зимнего сна. Всю площадку огородил вольерной сеткой, опасаясь случайного захода в это место собак. Наконец, установил в семи метрах от «берлоги» палатку и прорезал в ней окно для наблюдений за поведением мишек. Теперь оставалось только ждать положенного времени, когда пойдет снег и медведи начнут ложиться в берлоги.
Перед зимовкой медведь ведет себя осторожно
С восьмого по пятнадцатое октября медвежатам постепенно сокращали дневную норму корма, а за день до выхода в лес их уже не кормили. Шестнадцатого октября мы вышли в лес.
Прекрасная пора! Лес одет в цветастый наряд. Березки в золотистых платьицах притихли перед осенним ненастьем, притаились. Осина расцветилась красными полосами, шелестит высокой вершиной, теряя искры-листочки. Тронутый первым морозом, вспыхнул ярким костром клен! Зелено-желтый снизу, к вершине он постепенно краснеет, наливается малиновым жаром и горит, пылает макушкой! Скромная летом, рябина украсилась тяжелыми, сочными кистями – лесным птицам и зверям на радость. Не везде плодоносит рябина и не каждый год. Но иногда на опушке или в ветроломах небольшие деревца гнутся под тяжестью ягод. На одну из таких полян, заросших рябинником, мы и пришли.
На разноцветном ковре опавших листьев повсюду рассыпались сбитые птицами красно-оранжевые ягоды. По краю опушки рябинник был сильно измят, поломан – здесь недавно кормился медведь. В одном месте на землю осел пепельно-серый пух рябчика – видно, лакомился рябиной, да попался в лапы тетеревятнику. Медвежата сразу принялись подбирать сбитые ягоды. Как обычно, обследовали место, где «гнул дуги» взрослый медведь, уделив особое внимание его экскрементам. Не обошли стороной и перья рябчика – долго трогали их лапами, нюхали. Потом принялись нагибать небольшие рябинки, пытаясь добраться до соблазнительно раскачивающихся в вышине гроздей. Сначала медвежонок смотрел на ягоды, затем переводил взгляд на ствол дерева, безошибочно выбирая его среди других растущих рядом осин, берез или рябин, захватывал выбранное деревце лапами и начинал сгибать на себя, наваливаясь всей своей тяжестью. Если это удавалось, он садился на согнутое деревце и принимался поедать ягоды, подхватывая кисти когтями. Если же деревце выскальзывало, он вновь принимался сгибать его или отходил и выбирал новое. На толстые высокие рябины медвежата пытались несколько раз взбираться, но теперь они заметно зажирели, и лазать им стало трудно. Кормились мишки недолго и вскоре самостоятельно ушли с опушки. Я отправился следом.