Несколько дней спустя мне удалось наблюдать, как медвежата добывали рябину на большом раскидистом дереве, которое росло около заброшенного, зарастающего сосной небольшого поля. Кисти ягод висели на тоненьких концевых веточках, и достать их, даже взобравшись на дерево, медвежата не могли. Несколько попыток не увенчалось успехом. Медвежата очень хорошо чувствуют прочность веток, на которых сидят. Мне ни разу не пришлось видеть, чтобы они сорвались с дерева. Подобравшись к соблазнительным гроздьям как можно ближе, медвежонок ложился на сук грудью и, держась за него тремя лапами, четвертой захватывал и тянул к себе какую-нибудь тонкую веточку с ягодой. Часто ему удавалось обломить ее и подтянуть к себе. Тогда он неторопливо объедал с нее ягоды, не меняя позы. Но если ветка падала вниз, медвежонок смотрел на нее с сожалением и принимался ломать новую. Иногда после того, как обламывалась ветка с ягодами, медвежонок спускался с дерева за своей добычей. Кате чаще удавалось добраться до ягод, а Яшка больше ломал ветки, чем ел рябину.
Рябина быстро отошла. Бывает год, когда ягода висит и зимой, но в эту осень частые заморозки и дожди быстро сбили почти все ягоды, а те, что пощадила погода, докончили стайки дроздов и снегирей. После сытой жизни на овсяном поле пищедобывательное поведение медвежат резко изменилось. Теперь их интересовал только тот корм, которого было много. Как только ягод на рябинах убавилось, мишки не стали обращать на них должного внимания. Я приходил с ними в рябинник, где еще висело достаточно много ягод, но медвежата ограничивались ленивым собирательством, не утруждая себя другой работой.
Вскоре пошли затяжные дожди. Активность медвежат еще больше снизилась. В дождливый, пасмурный день они могли подолгу лежать под какой-нибудь раскидистой елкой, не реагируя на мои приглашения прогуляться. Однообразные, скучные осенние дни и однообразное поведение медвежат тянулись, казалось, бесконечно долго. Двадцать восьмого октября я пришел домой, чтобы привести себя в порядок и запастись провизией. Впереди был еще целый месяц неизвестности – в берлогу медведи ложатся в конце ноября.
Недолго мы просидели дома. С ноябрем шутки плохи – со дня на день мог пойти снег. Как мишки будут на него реагировать? Пятого ноября я, наконец, решился выбраться из теплого дома в лесную сырость. Солнце не появлялось. Серые дни сменялись непроглядной чернотой осенних ночей. Каждый день встречал нас монотонным шумом моросящего дождя. Ветра не было, даже самые высокие елки не шевелили своими макушками – застыли темными свечками. На деревьях и кустах почти не осталось листьев.
Через три дня мы были на «Мартиновых Нивах». Знакомая избушка, знакомые до мелочей места. Вот только пришлось повозиться с начавшей протекать крышей да сильно осевшей, не закрывающейся дверью. Пока я устраивался, мишки исчезли. Я позвал их. Метрах в пятидесяти раздалось фуканье. Решил посмотреть, что они делают, и нашел их под толстой елкой. У самого ствола медвежата выкопали два небольших углубления в нескольких сантиметрах друг от друга и удобно в них улеглись. От дождя их надежно защищали густые, нависшие над самой землей ветки могучего дерева. При моем приближении они поднялись со своих лежек и тревожно зафыркали. Я подал звуковой сигнал – они успокоились. Появление мое не вызвало особых изменений в медвежьем стане – едва удостоив меня взглядом, медвежата опять легли в теплые ямки, и мы распрощались до следующего утра. Я подготовил все необходимое для завтрашней вылазки, подложил в печку сырых дров, чтобы дольше горели, и лег спать.
Утро выдалось холодное, но дождь прекратился. Низкие сырые облака, вчера цеплявшиеся за лес, поднялись, посветлели и потянулись на северо-запад, оставляя за собой рваные белесые хвосты. Медленно перемещаясь, мы обошли знакомые полянки, обширный вывал, посетили луга в пойме ручья Мартиновка и уже направились к избушке, как вдруг небо потемнело, и хлопьями повалил густой снег. Падая на мокрую землю, он сразу таял, оставаясь лишь на густой траве, отчего в лесу засветились белые плешинки. Медвежата, обсыпанные снегом, превратились в сказочных существ, которые медленно плавали между темно-серыми стволами деревьев. Но вот они энергично встряхнулись – вновь знакомые мишки. Я не отметил каких-либо изменений в их поведении. Лишь в ветроломе они дольше обычного повозились у вывернутых с корнями деревьев – залезали под них, копались в перегнившей подстилке. Я заметил, что при этом они особенно долго задерживались в местах, не промокших от дождя.
Ночью опять шел снег. В эту пору, еще до выпадения снега, медведи переходят в укромные места и, если их ничто не беспокоит, ложатся в берлогу. Напуганный первым снегом, я решил поселиться около своей «берлоги» с тем, чтобы медвежата заранее привыкли к обстановке. За ночь выпало около четырех сантиметров снега и похолодало до одного-трех градусов мороза. Теперь мы шли, оставляя за собой кружево темных, сразу пропитывающихся водой следов. Медвежата были рады прогулке, обгоняли меня, бегали по сторонам, разбрызгивая мокрые комья снега. В обед мы были на месте, и я стал расставлять в палатке вещи, памятуя о пронырливости и нахальном любопытстве Кати. Медвежата не обращали внимания на мою возню, лазали по вольерной сетке, бродили вокруг, что-то копали в зарослях черничника, а потом улеглись на открытом месте прямо на снег и уснули.
Вечером мы обошли весь завал, в котором была устроена «берлога». Медвежата опять полазали под вывернутыми с корнями деревьями, явно интересуясь темными, сухими местами.
Снег быстро растаял. Со стороны усадьбы слышались привычные деревенские звуки, и я постоянно опасался, как бы медвежата не удрали к своим клеткам. Но внешне они никак не реагировали на близость жилья. Термометр показывал около пяти градусов выше нуля, иногда проглядывало солнышко, но в основном было пасмурно. Мы лениво бродили по участку, едва равному полутора гектарам. На ночь я уходил в палатку, а медвежата, каждый для себя, нагребли ворох опавших листьев рядом с палаткой и на них спали. По утрам мы отправлялись в обычный обход. В это время малыши почти ничего не ели, лишь иногда подбирали подсохшие листья лещины или клена да изредка жевали зеленые листья медвежьей дудки. Теперь они подолгу сидели или лежали на одном месте. Играли редко. Начали ломать, как бы играя, молодые побеги липы и осины. Сломав маленькое деревце, медвежонок переворачивался на спину и тремя лапами – двумя передними и одной задней – начинал им жонглировать, поворачивая во все стороны. Я замечал, как несколько раз мишки грызли молодую кору рябины, а однажды видел, как они на щепки разгрызли ветку лещины толщиной около 4 сантиметров.
Десятого ноября дождь, начавшийся днем, сменился к вечеру мокрым снегом. Медвежата долго крутились около палатки, а потом отошли к раскидистой ели и улеглись под ней на ночлег. Ночью подморозило, и снег остался лежать. Мы прогулялись, с хрустом ломая тонкую ледяную корочку. Медвежата играли, тяжело переваливаясь, бегали друг за другом, а потом уселись со мной рядом и устало дышали, пуская легкий парок. Слой жира, который они накопили, заметно сказывался на их резвости. В полдень пошел густой снег. Мишки притихли, но совсем не обращали внимания на мое сооружение, и я, чтобы показать им, что к чему, сам полез, сгибаясь в три погибели, в камеру искусственной берлоги. Внутри, как мне показалось, было довольно уютно, только в многочисленные дырки тянуло сквозняком. Я успокоил себя тем, что в естественных берлогах дырок никак не меньше, и медведи мирятся со сквозняками до тех пор, пока не ляжет глубокий снег. Не успел я как следует осмотреться, как в камеру забралась Катя и улеглась рядом со мной, прижавшись теплым боком. Яшка заглянул в чело и отошел, чему я был рад, так как вряд ли мы трое смогли бы поместиться в этой тесной «клетке». Катя лежала со мной минут пять, потом вылезла. Я выбрался вслед за ней и отошел к палатке, предоставив медвежатам возможность самостоятельно обследовать «берлогу». Через десять минут Катя подошла к «берлоге», постояла у чела, понюхала все вокруг и забралась внутрь. Что-то погрызла там, поворошила постеленную мною на доски пола еловую подстилку. Яшка, насупившись, стоял у входа. Через две минуты Катя вылезла, встряхнулась, а в «берлогу» полез Яшка. Долго нюхал подстилку, потом начал сгребать ее в кучу. Через восемь минут он вылез, встряхнулся и убежал вместе с Катей в лес. Ночевали они под своей елкой.
Утром, когда я выбрался из палатки, они еще лежали. Так и встретили меня лежа, лениво зевая. Долго чесались, изгибаясь во все стороны. Меня всегда удивляла пластичность медведей. Неуклюжим зверь кажется оттого, что плавно, несколько замедленно движется. Но стоит познакомиться с ним поближе, как убеждаешься, что этот огромный зверь похож на мешок с ртутью. Он может беззвучно, не сломив сучка, пройти по захламленному лесу. Даже крупный медведь способен взобраться на дерево. Но сильно напуганный зверь напролом бросается в лес, сметая на своем пути мелкие деревца, и мгновенно исчезает, как бы растворяется в лесной чаще. Ухаживающий за своей шубой мишка свободно достает задней лапой до междуглазья, чешет уши, затылок, складываясь чуть ли не пополам. Лишь зажиревший к осени медведь несколько теряет свою грацию, становится тяжелым.
Подойдя ближе, я заметил, что ночью мишки сгребли все опавшие листья в радиусе около двух с половиной метров на площадку размером метр на метр. Днем активность их была низкой, и удалось наблюдать лишь девять игровых моментов продолжительностью от трех до восьми минут каждый. На деревья медвежата лазали двенадцать раз на высоту около метра и тут же спускались. Я отметил проявившийся у них интерес к сухим местам под огромными выворотами: они подолгу там сидели, обнюхивали все вокруг и иногда раскапывали завалившийся под выворот лесной мусор. Эти элементы поведения были явно направлены на разыскивание удобного для лежки места. Может быть, они искали место для берлоги? Решил проверить свои предположения и ушел от «берлоги», предоставив медвежатам полную свободу в выборе места для зимней квартиры: в этом случае появлялась возможность наблюдать за медвежатами, самостоятельно строящими берлогу. Чтобы как-то ослабить их привязанность к тому месту, где мы жили уже шесть дней, я решил еще раз сходить с мишками на «Мартиновы Нивы».