Первые беспокойства нам принесли Хаппа и Нюк. Я не сразу определил, что в компании медвежат произошли какие-то изменения. У вольера появлялись то одни, то другие медвежата. Кто-то оставался ночевать в лесу, но появлялся на следующий день. Через несколько дней я заметил, что в группе медвежат не хватает Хаппы с Нюком. Два дня я специально оставался подолгу у вольера, наблюдая с расстояния за выложенной кашей. Все медвежата побывали в вольере и отведали каши, но «карелов» не было. Подождал еще два дня. Хаппа с Нюком не появились. Ничего особенного, конечно, не произошло. У нас были случаи, когда от вольера уходили медвежата, где-то пропадали от четырех дней до двух недель, а потом опять появлялись, объединялись с оставшимися на биостанции детенышами и приходили в вольер за своей кашей. Иногда мы запаздывали с отловом медвежат для расселения, и подросшие звери уходили жить в лес. Заманить обратно таких дикарей на биостанцию уже нельзя было никакой кашей. Они избегали всяческих контактов с человеком, в том числе и с нами, знакомыми им по запаху, и начинали обычную жизнь диких медведей. Это были медвежата в возрасте старше семи месяцев.
Стояла половина июля, медвежатам в это время едва исполнилось шесть месяцев. Хаппу с Нюком мы планировали выпустить поздней осенью в Тверской области, с радиометками, чтобы была возможность проследить за их территориальным поведением после выпуска. Такую работу брался провести знакомый нам охотовед в одном из охотничьих хозяйств. Потерять этих медвежат для нас было бы большой трагедией, так как на их ушах уже были радиопередатчики, которые стоили немалых денег. Мой сын, Сергей, начал поиски медвежат с радиопеленгатором. Он быстро обнаружил беглецов в четырех километрах от биостанции, но не смог подойти к ним близко, так как, заслышав его приближение, Хаппа с Нюком убегали. Целый день Сергей пытался подойти к медвежатам, чтобы они «схватили» его запах. Зачуяв знакомого человека, который выносил им кашу, медвежата непременно должны были войти с ним в контакт, и тогда их можно было бы привести на биостанцию. Но сблизиться с медвежатами не удалось, и уже ночью сын пришел домой. На следующий день, ранним утром, Сергей снова ушел искать медвежат. Еще до обеда он вернулся домой вместе с Хаппой и Нюком. Оказалось, что медвежата ночью вышли на его следы и натоптали по ним целые дорожки!
От всех остальных лесных зверей медведи отличаются особым любопытством. Например, пройдет по лесу человек, и медведь его услышит. Подождет зверь, когда стихнут все звуки, которые всегда сопровождают перемещение человека по лесу, и выйдет на то место, где он прошел. Пройдет по его следам, внимательно вынюхивая оставленные запахи, да и уйдет восвояси, утолив свое любопытство. Обладали этим качеством и наши медвежата, в чем мы убеждались не раз. Вот и в этот раз, любопытство, проявленное сбежавшими медвежатами, поспособствовало тому, что Сергей без труда отыскал и привел их за собой к вольеру. Для сближения с медвежатами он применил особый прием: не стал ходить за ними, а только приблизился к ним, определив их местонахождение с помощью радиоприемника. Остановился, обозначил себя шумом (пофыркал, подражая медвежатам!) и подождал с полчаса. Медвежата пришли к нему сами!
Во второй половине июля настала пора выпуска медвежат на волю. Первых трех медвежат, одну условную «семью», повезли в далекий заповедник «Брянский лес». В свое время у нас был разработан проект подселения медвежат в знаменитые брянские леса.
С. И. Пажетнова и медвежата (реакция следования)
Брянский лес с давнего времени оказался «отрезанным» от основного лесного массива европейской подзоны южной тайги, заселенной медведями, обширными безлесными пространствами. В связи с этим естественное заселение медведями брянских лесов оказалось невозможным, так как медведи – лесные звери и не могут переходить через большие безлесные пространства. По учетам, которые проводили охотоведы в 1945–1955 годах, в брянских лесах обитало около ста медведей. К 1990 году их осталось всего пять-восемь. Популяция брянских медведей находилась на грани исчезновения.
Первые медвежата-сироты уехали в брянские леса на поселение в 1996 году. Это было важным началом. На первый выпуск приехал сам Василий Михайлович Песков, писатель, известный знаток жизни диких зверей. Выпуск оказался успешным, и в последующие годы в заповедник «Брянский лес», расположенный в самом центре брянских лесов, было выпущено полтора десятка выращенных на биостанции медвежат-сирот. В недалеком прошлом увидеть здесь след медведя было редчайшим явлением, молва о котором катилась от одного села к другому. После подселения медвежат следы медведей в районе заповедника «Брянский лес» стали явлением вполне обычным. Медвежата прижились на новом месте, возрождая медвежье поселение в знаменитых своей историей лесах.
Еще трех медвежат в тот год мы отправили в соседнюю с нашей Новгородскую область. А еще три медвежонка, целая «семья», сбежали из-под нашего присмотра, отказавшись приходить за дармовой кашей. Сбежали без меток, что серьезно нарушило наши правила обращения с медвежатами-сиротами. Сколько мы не пытались их поймать, ничего из наших попыток не вышло. Медвежата постепенно уходили все дальше и дальше от биостанции. Это мы выясняли по следам, которые регистрировались нами во время активных поисков беглецов. В начале поисков мы находили следы за четыре километра, потом – за восемь, двенадцать и, наконец, мы совсем потеряли их следы. Поиски пришлось прекратить. Единственное, что оставляло удовлетворение от этого бегства, это сознание того, что зверьки начали обычную жизнь бурых медведей, жизнь в лесу, в родной стихии, полной неожиданностей и опасностей. Потом кто-то из них может погибнуть от волка или зазверевшего в гон медведя-самца, кто-то может попасть под горячую пулю горе-охотника, поднявшего руку на медведя-ребенка. Но у каждого из сбежавших медвежат появился реальный шанс занять достойное место в популяции бурого медведя в здешних лесах.
Хаппу с Нюком решили оставить на биостанции до глубокой осени. Оставили, чтобы проследить за их территориальным поведением, «вытрапливая» медвежат по радио-сигналам, подаваемым радиопередатчиками, прикрепленными к их ушам. Сигнал от Хаппы шел на одной частоте, а от Нюка – на другой. По частоте всегда можно было определить, где и кто из них находится в случае, даже если они разойдутся. Такой вариант не исключался – к осени некоторые группы-семьи подопытных зверей распадались. Это мы не раз регистрировали во время нашей работы с медвежатами-сиротами. Хаппа с Нюком остались верными своей дружбе и родственным связям и были неразлучными до той самой поры, когда мы их отловили. Сергей отвез их в дальний район нашей области, в организованное охотничье хозяйство, под присмотр опытного охотоведа уже в предзимье. Охотоведу передали радиоприемник, антенну, и он регистрировал сигналы от выпущенных медвежат до самого залегания их в берлогу. До того, как мы увезли Хаппу с Нюком с биостанции, они кормились овсом на поле, сочной рябиной в лесу и целых две недели лазали в заброшенный сад за яблоками. В небольшом саду, оставшемся за околицей нашей деревни, там, где когда-то стояли дома, обильно плодоносили одичавшие яблони. Каждый вечер, как только сгущались сумерки, медвежата пробирались в сад. Вначале они подбирали те плоды, которые упали на землю. Потом начали лазать на деревья. Это мы установили, разбирая по утрам следы их ночного набега. Оказалось, что медвежата подбирали только самые сладкие яблоки – спелые плоды опадали с деревьев днем, сбиваемые ветром. Когда они кончились, звери перестали выходить из леса. Возможно, причиной тому послужило и нашествие в сад диких кабанов, которые не церемонились и поедали все яблоки подряд.
За рябиной медвежата залезали на деревья, поражая при этом своей способностью пробираться к желанным ягодам по тончайшим веточкам. Казалось, еще немного и медвежонок сорвется с дерева, или под ним обломится веточка. Но я ни разу не видел, чтобы медвежонок упал с дерева. Они удивительным образом определяли ту черту, за которую им нельзя было выходить, черту, за которой их подстерегала опасность.
Хаппа с Нюком подарили нам целый пакет фотоснимков и оставили о себе память, как медвежата с добрым нравом и особым отношением друг к другу. Отношением, которое можно было расценить как уважение и проявление галантности. Отношение, вовсе не подходящее, по нашим понятиям, для бурого медведя – зверя быстрого, смелого, умного в своей хитрости, зверя, способного к проявлению праздного любопытства и лености, которые внезапно могут перейти во взрыв гневной ярости. Зверя, который и поныне остается загадкой в своем поведении и для охотников, и для дрессировщиков, и для специалистов.
«Чистый лес»
Природное, этническое и культурное разнообразие нашей планеты является главным качеством биосферы, определяющим ее устойчивость и дающим человечеству надежду на выживание в условиях экологических кризисов. Одними из наиболее уникальных территорий суши по праву считаются гидроузлы в полосах континентальных водоразделов, где берут начало великие реки Земли. В Восточном полушарии одним из трех самых значимых гидроузлов, помимо Южно-уральского и Забайкальского, является Валдайская возвышенность. Здесь берут начало Волга, Днепр, Западная Двина и реки системы Невы (Ловать, Пола, Мета).
В западной части Валдая, в 400 км к югу от Санкт-Петербурга и в 400 км к западу от Москвы, Центрально-лесной государственный биосферный заповедник организовал в 1985 году Торопецкий опорный пункт, который впоследствии развился в Торопецкую биологическую станцию «Чистый лес». Центром станции стала обезлюдевшая к тому времени деревня Бубоницы.
Территория станции находится непосредственно в полосе водораздела бассейнов Ловати и Западной Двины, издревле служившего важнейшим культурным мостом между Восточной Прибалтикой и Скандинавией, с одной стороны, и центром и югом Русской равнины, с другой. Свидетельством тому являются открытые здесь археологами и торопецкими краеведами, расположенные на малом пространстве мощные городища-крепости раннего железного века (I тыс. до н. э. – I тыс. н. э.). У деревень Косилово, Некрашово и Чистое, по берегам лесных озер возвышаются многочисленные древнерусские курганные могильники.