Наконец-то мы доехали до ресторана, и нас проводили к столику. По взглядам родителей я понимала, что они восхищаются галантностью Патриса – как он подвинул мне кресло, и тем, что наливал мне воду, передавал салфетки. Ужин прошел в атмосфере теплой беседы и смеха.
– Мне кажется, из Москвы я привезу не только сувениры, но и несколько лишних килограммов, – шутил Патрис.
– Хорошего человека должно быть много, – отшучивался папа, хлопая себя по животу. А мне пришлось объяснять Патрису значение этой шутки.
– Тебя точно не испортят пару лишних килограммов, – кокетничала мама, а я аккуратно пихала ее ногу под столом.
После ужина мы отправились на вечернюю прогулку по столице. Свет фонарей играл на воде Москва-реки, словно звезды на ночном небе, а мягкий ветер, казалось, рассказывал тайны города: вот прошла девушка со сладким парфюмом, она спешит на свидание; а вот самокатчик, который любит устраивать гонки с ветром; а эта пожилая пара с букетом полевых цветов отмечает годовщину. Родители под влиянием атмосферы города делились воспоминаниями об их первых свиданиях, первых романтических моментах, первых ссорах. Но больше всего мне понравилась мамина короткая история:
– Вот представьте, мы пошли на свидание в кино. Летний теплый вечер, и ничего не предвещало беды… Я уложила волосы в красивую прическу, надела свое самое прелестное платье, накрасила губы красной помадой… и пошел дождь! Стоим мы у кинотеатра под козырьком, а он, к слову, был недалеко от моего дома, и не можем двинуться: дождь стеной. А на мне такие нежные босоножки на тонких ремешках, мне их мама из Болгарии привезла, и так хочется плакать, что вся эта красота сейчас испортится. И что вы думаете?
– Что, Вероник Львовн? – Патрис уставился на маму. – Что произошло? И что такое «козыррок»?
– Это такой навес… Ну, крыша, одним словом! – Мама махнула рукой, уносясь в воспоминания. – Так вот, этот суровый вояка хватает меня на руки и бежит под дождь! Прическа погибла, помада растеклась, платье промокло… Я начинаю реветь! А он… А он говорит: «Давай погуляем под дождем!» – и ставит меня на землю… И мы пошли. Слезы текут из глаз, в босоножках хлюпает, а Савва начинает срывать мне желтые одуванчики. И когда мы подошли к дому, в руках у меня уже была целая охапка одуванчиков. Да и плакать мне совсем не хотелось. Вот так вот, Таяна, твой отец был неисправимым романтиком.
Я украдкой посмотрела на Патриса и поняла, почему мама влюбилась в папу.
– Па-а-ап, ну какой же ты! – Я подошла и крепко его обняла.
– Ой, да ну вас! – Папа поцеловал меня в макушку. – Идем дальше.
Совсем незаметно мы дошли до Камергерского переулка, где уже царила совсем другая атмосфера: шумные кафе, туристы, уличные музыканты и их песни, которые заставляли сердца всех присутствующих звучать в унисон.
И уже совсем поздно ночью мы вернулись домой. Уставшие, но наполненные радостью. Мне кажется, именно этот вечер за весь месяц стал для моих родителей точкой, когда они полностью приняли Патриса.
А для меня этот вечер был сказкой, полной добра, откровений и любви. И эту сказку я тоже буду вспоминать зимними вечерами.
Вот и наступил день экскурсии по Москве, который приближает отъезд Патриса во Францию. Сказать, что я была опустошена, – ничего не сказать. Уже вся идея с романом на каникулы мне казалась глупой. И чтобы совсем не выглядеть дурой в глазах одногруппников, я решила не показывать, что нас с Патрисом что-то связывает.
А еще я грустила, что скоро закончатся звонки Патриса в университет. Он всегда так смешно отвечал секретарю: «Я пока жив, но они пытались убить меня окрошкой», «Спасибо, я в порядке, но они заставляют меня смотреть русские фильмы», «Воздух за городом меня старался усыплять». Меня это забавляло, а Катеньку дико смешило, я слышала ее смех, даже не стараясь подслушать, что она говорит в ответ Патрису.
До университета мы опять пошли пешком, потому что лето в этом году выдалось солнечным и ароматным. Запах деревьев и близость Патриса кружили мне голову, поэтому я не удержалась и взяла его протянутую руку. И так мы шли почти до самого вуза, но на последнем повороте я отпустила руку.
– Что-то случилось? – обеспокоенно спросил он.
– Ничего, все хорошо, – вот все, что я смогла сказать в ответ.
– Таяна…
– Патрис… – я пыталась подобрать слова. – Просто я не хочу, чтобы мои одногруппники знали про нас.
– Ты меня стесняться? – Казалось, что Патрис был в шоке.
– Нет, конечно! Не стесняюсь, не говори ерунды, – я закусила нижнюю губу. – Не хочу давать им повода для сплетен!
– Хорошо, – ответил Патрис, но я чувствовала, что под этим «хорошо» скрывалась обида.
– И своим тоже не говори, пожалуйста… – продолжила я, а Патрис так сжал челюсть, что я поняла – он точно обиделся. Но у меня не было выбора, мне еще несколько лет с ними учиться, не хочу портить себе репутацию. – Патрис…
– Таяна, я же сказал, что все хорошо. – Патрис остановился, посмотрел на меня и с уверенностью сказал: – Я обещаю, все будет хорошо.
Что будет хорошо, я так и не поняла, но надеюсь, он не начнет лезть целоваться при всех. Уверена, нас и так уже обсуждают, но пока нет доказательств – все является слухами.
На остановке возле университета стоял красный двухэтажный автобус, возле которого собралась толпа.
– Кажется, будет что-то глобальное, – присвистнул Патрис.
– Ага, – кивнула я, – выглядит масштабно.
– Александрова! Котийяр! – к нам подбежала Олимпиада Борисовна. – Вас опять все ждут! Таяна, живешь ближе всех!
– Олимпия Борискина, это все я! – вступился Патрис. – Представляете, уснул и сложно было проснуться.
Олимпиада Борисовна с подозрением посмотрела на него, потом перевела взгляд на меня и бросила:
– Потом с вами разберусь! – И поскакала к автобусу, зазывая всех занимать места. – Ребята, рассаживаемся!
Мы прошли в самый конец автобуса, где сидели все наши. Я села у окна, Патрис рядом. Лучше бы я села к кому-нибудь другому… Меня точно укачает в автобусе, и я усну у Патриса на плече.
– Почему опоздали? – язвительно спросила Леночка.
– Мы не опоздали, мы не хотели приходить! – отбил Патрис.
– Вот как! – Леночка переключилась на Ваню, понимая, что диалог не сложится.
– Лен, не бубни, – отреагировал Ваня. – Ребята что-то сказать хотят.
– А ты почему не говоришь? – хмыкнула Лена.
– Я помог с автобусом. А разговоры не моя сильная сторона.
– Мог и не такой пафосный автобус пригнать, – Лена дернула плечом. – Все поместились на одном этаже.
И действительно, в начале автобуса встали Кирилл, Базиль и Жан и посмотрели на всех. Кирилл активно начал зазывать Ваню подойти, и у того не осталось выбора. Ваня с неохотой оторвался со своего места и подошел к ребятам, и Кирилл в ту же секунду передал ему микрофон, который с треском отреагировал на это движение.
– Всем привет! – сказал Ваня, и по автобусу раздался скрежет микрофона. – Давайте я лучше так скажу. Мы вместе с нашими французскими гостями покажем вам Москву…
– Можно я добавлю? – спросил Жан по-французски.
– Да, конечно! – Ваня с облегчением выдохнул.
Жан откашлялся и громко начал говорить, чтобы и в конце автобуса мы его могли услышать:
– Мы очень долго думали, как можно удивить экскурсией по Москве людей, которые живут в городе и знают его намного лучше нас. Наши страны дружат уже очень много лет, перенимая опыт друг у друга, несмотря на разные исторические… кхм… проблемы и вопросы. Поэтому мы решили вам показать французскую Москву. Может быть, вы, как жители мегаполиса, часто проходите мимо таких мест, но не знаете, что это кусочек Франции. И если вам понравится, то мы с большим удовольствием примем у себя в следующем году тех, кто решит стать студентами этого университета.
Олимпиада Борисовна вскочила со своего места и обратилась к пассажирам:
– Надеюсь, вы все поняли? – сурово спросила она. – А если не поняли, то поймете по пути. Ребята покажут и расскажут нам много, надеюсь, интересного. Если у кого-то французский на моем уровне, то не стесняйтесь спрашивать у других. А я буду подсказывать. – Олимпиада Борисовна помахала листком бумаги. – У меня есть, скажем так, программка. Поехали!
И мы поехали. Автобус сразу наполнился смехом, разговорами, ароматом чипсов, звуками открывающейся газировки. Я переживала, что Патрис будет обижаться на меня всю дорогу, но он смог изображать просто друга – общался со своими одногруппниками, шутил с моими, и, как мне показалось, даже флиртовал с Леночкой. А я была зла сама на себя – отвернулась к окну и смотрела на мелькающие здания.
Вот же глупая! Это не Патрис придурок. Это я… Сама себе устроила неудобства. Я уже не в школе, мы уже все достаточно взрослые. Почему меня должно волновать чужое мнение? Ну почему рядом нет Али?! Только она способна вправить мне мозги.
Я попыталась отвлечься и втянуться в разговор ребят, которые активно обсуждали первые впечатления французов о Москве. Высказались, кажется, все, кроме Патриса. Тот деликатно сказал, что он поражен нашей природой. И все. Но как же мне захотелось, чтобы он сказал, что самое важное в его приезде – это я. Но он играл роль друга… А я сидела и кивала, как старая игрушка-собачка, которую раньше ставили в машинах.
Первой точкой в нашей экскурсии стало величественное здание Кригскомиссариата на Космодамианской набережной. Мы вышли из автобуса. Но я почти не слушала, что нам рассказывали.
– В восемнадцатом веке это здание построили на месте усадьбы одного из фаворитов Анны Иоанновны… – рассказывал Кирилл. – Построил его французский архитектор Никола Легран, который работал в Москве…
Я почти не слушала, что говорили Кирилл и Базиль с Жаном. Я пыталась собрать все свои силы, чтобы не заплакать. Мне стало так за себя обидно, что я сама себя запутала в этой ситуации с Патрисом. И пока не могла найти из нее выхода.