И я получала. От ветра, который летел нам навстречу, от Патриса рядом, от ощущения свободы, которое дарит скейт, от счастливой улыбки Патриса, которая дарила мне спокойствие. У нас не было завтра. Не было самолета, в котором Патрис улетит, возможно, навсегда. У нас было только сегодня. И сегодня было прекрасно.
Своеобразный коктейль из чувств: возьмите немного свободы, добавьте романтики, побольше поцелуев, мечты и щепотку грусти. Все тщательно перемешайте… Главное – не переборщить с грустью.
А еще я невероятно волнуюсь за родителей. Нет, меня не пугает, что они догадались о моих чувствах к Патрису. Мне жалко, что они будут переживать вместе со мной. Родители же ни при чем. Это я разрешила себе глупить. Почему они должны страдать вместе со мной? А страдать я буду. У меня каждый раз наворачиваются слезы, когда я думаю об отлете Патриса.
Как научиться быть сильной?
К сожалению, на этот вопрос нет ответа. Всегда говорят, что время лечит. К черту это время, мне нужно здесь и сейчас быть сильной и не плакать. Жаль, но только в кино девушки могут «не терять лицо». В жизни чаще всего человек разваливается на тысячи кусочков. Как и я сейчас – неловкое движение, и мне конец.
Но пока я буду наслаждаться моментом и тем, что мы пара, как и многие вокруг нас. А вот через несколько дней начну возвращать себя к статусу «одиночка».
Мы вернулись домой, и Патрис ушел собирать свой чемодан. Этого я видеть не могла. И помогать ему не могла. Сложно поверить, что месяц назад я мечтала, чтобы он уехал, а сейчас мечтаю, чтобы он остался. Поэтому, чтобы не видеть этот грустный момент, я ушла в гостиную. Нужно было приготовить ужин к приходу родителей, но сил на это не было. Меланхолия новой волной накрывала меня.
– Как дела? – Патрис зашел ко мне.
– Нормально, – я пожала плечами. – Собрал вещи?
– Собрал, – Патрис подошел к подоконнику, где стояла укулеле. – Чья он?
– Она, – поправила я. – Папе поклонники подарили. В одной его книге был безумно обаятельный музыкант, который оказался убийцей.
– Можно? – Патрис пробежался пальцами по струнам.
– Можно, – я снова пожала плечами. Можешь делать что хочешь! Играть на укулеле, катать меня на велосипеде, драться с моими друзьями. Все что угодно, только останься. Но я так не сказала. Я просто отвернулась к окну.
– Donnez-moi une suite au Ritz, – Патрис заиграл знакомую мелодию, тихо подпевая. – Je n’en veux pas…
Я повернулась и ошарашенно уставилась на него. А он как ни в чем не бывало продолжал играть. От удивления я открыла рот и смотрела на Патриса, не моргая. Обожаю эту песню. И видео, где ZAZ поет ее на улице, пересмотрела как минимум тысячу раз.
– Je veux de l’amour, de la joie. De la bonne humeur… – Патрис посмотрел на меня, и казалось, что его взгляд способен оставить на мне ожоги.
А когда Патрис доиграл, в комнату зашли родители.
– Музицируете? – спросила мама.
– Совсем немного, – Патрис отложил укулеле. – Кажется, я теперь понял ваш фильм «Ирония судьбы».
– Хм, – мама ничего не смогла ответить.
– Если вы не против, я хотел бы приготовить прощательный ужин. Что-нибудь легкое.
– Да, конечно…
Патрис ушел на кухню, а мы втроем остались в гостиной, совершенно растерянные. Никто ничего не говорил. Наверное, все слова были и так известны. Они витали в комнате, ударяясь об стены и наше молчание.
С кухни уже начало пахнуть чем-то сладким, Патрис не заставил себя долго ждать и заглянул в комнату, где мы продолжали просто сидеть, каждый занятый своими делами: мама изучала рабочую почту, папа переписывался со своим редактором, а я пыталась структурировать все свои мысли.
– Ужин готов! – с грустной улыбкой сказал Патрис.
И мы пошли за ним, как дети за Крысоловом из сказки. На кухне был красиво накрыт стол – салат из груши и сыра был порционно разложен на тарелки, чай заварен, а на большом блюде лежали красивые безе.
– Мне очень хочется сказать вам спасибо! Это был лучший месяц в моя жизнь. Вы столькому меня научили. И я сделаю все, чтобы мы с вами еще встретились.
После этих слов было ощущение, что даже папа был готов расплакаться: такие они были теплые. Но папа смог сдержаться:
– Ты нам тоже понравился. Русского в тебе больше, чем французского, – и добавил: – Если не обращать внимания на твою «р».
– Савва! – Мама всплеснула руками.
– Дорогая, он знает, что я несерьезно.
Папа смог разрядить обстановку, и несколько часов я опять не думала о завтрашнем дне. Папа причитал, что Патрис пытается его накормить салатом, ингредиенты которого не сочетаются, и только французы могли «напихать в тарелку все, что есть в холодильнике» и назвать салатом. А мама припомнила наш салат винегрет. Я просто наблюдала за этим шумным ужином. Хочу спорить, смеяться, шутить. Хочу, хочу, хочу… Если бы сейчас можно было загадать желание, то я бы ни секунды не думала.
Пусть такие ужины будут чаще…
После ужина мы вышли на балкон. Растений, которые разделяли его на две части, не было. Пока мы с Патрисом убирали со стола и мыли посуду, папа убрал это зеленое ограждение между нами. Не знаю, что папа хотел этим сказать, но мы с Патрисом подошли и обнялись прямо по центру, где еще днем цветы мешали нам соединиться.
Мы стояли и молчали. Что-то хотелось сказать, но нужно ли было? В молчании иногда звучит больше, чем в целом романе о любви.
– Что будет дальше? – я первой нарушила эту тишину своим шепотом.
– Я уже давно задаю этот вопрос… – Патрис сильнее прижал меня к себе.
– Это все, конец? – Я отстранилась и посмотрела на него.
– Ни за что… – Патрис сжал мои ладони. – Слышишь?! Это не конец! Я тебе обещаю. Ты изменила мою жизнь, и теперь я просто так тебя не отпущу.
Мы сидели на балконе не в силах расстаться. Говорили, говорили, говорили и не могли наговориться. И разошлись по комнатам, когда солнце уже будило птиц. Розовые лучи начали согревать город, который потихоньку потихоньку отходил ото сна. А мы, наоборот, отправились спать, чтобы через несколько часов проснуться и попрощаться.
Что это было? Летний роман, эмоции или настоящие чувства? Мне, да и Патрису, еще придется ответить на этот вопрос. Мои «французские» каникулы закончились. Впереди ждала неизвестность. Единственное, что я пообещала себе, засыпая: я буду счастливой в этой неизвестности. Я справлюсь. Может, при помощи близких, музыки или танцев. Я просто сохраню в душе этот месяц.
Месяц, когда чувства оказались сильнее разума.
Глава 18В которой все прощаются
– Сегодня наш последний день, – Патрис взял меня за руку. – Нет, последний день нашего лета.
Да, это случилось, как бы я ни оттягивала этот момент, – настал наш последний день. И он был наполнен грустью. Даже завтрак прошел в молчании. Папа не острил, мама тихонько шмыгала носом, а мы с Патрисом сидели и незаметно держались за руки под столом. И Ба позвонила утром, чтобы сказать, что ей понравился Патрис и она с большим удовольствием ждет его еще в гости. Но сказать ему это лично она постеснялась.
– Передай своему кудряхе, что ждем его следующим летом, – кричала Ба в трубку. – Мне подруга дала невероятный рецепт пирога. Такой он в своей Франции не попробует никогда. Обещаю!
– Ба, может, ты сама ему все скажешь? – Мне хотелось, чтобы Патрис слышал, что вся моя семья будет скучать по нему, а не только я.
– Таяна, не надо тратить минуты, – засопротивлялась Ба. – Слишком дорого мне выходит с вами болтать.
Ба, как обычно, отключилась первой: она не любила долгих прощаний. «Все, пока», – и тишина. А я так не могу прощаться. Но должна. Я сегодня должна отпустить Патриса. А мне останется только неизвестность.
Мы вдвоем стояли у открытого кухонного окна. Если бы мы были в кино, то на улице шел бы дождь, гремел гром, чтобы показать, как плохо главной героине. Но на улице была жара. Я надела свое любимое белое платье в розовый цветочек и розовые босоножки, чтобы поднять себе настроение и чтобы Патрис запомнил меня красивой. Только бы не заплакать! А то он запомнит меня шмыгающей красным носом, как у клоуна.
– Патрис… – Но я была готова разрыдаться. – Даже не день! Последние часы! Я не хочу, чтобы ты уезжал. Тебе точно нельзя остаться еще хоть на недельку?
– Я бы хотел остаться навсегда… Но…
– Слишком много «но», – я выдернула руку, услышав мамины шаги. Ненавижу все эти «но»: «Все хорошо, НО переделай», «Отличная работа, НО можно лучше», «Хочу остаться, НО не могу». Это не НО – это какое-то проклятие, которое люди должны выслушивать.
– Вы готовы? – Мама заглянула на кухню.
– Да, мам! – Я отвернулась, чтобы мама не увидела мои красные глаза, делая вид, что поправляю свое платье.
– Зачем ты вообще приехал? – Этот вопрос мучал меня последние дни. Если бы не этот дурацкий «Месяц Франции», не ошибка секретаря, то я бы провела это лето спокойно. Почему все всегда так трудно? Мне просто нужна машина времени, чтобы вернуться на месяц назад. Я бы запретила себе чувствовать. Или уговорила бы папу не принимать участия в этом дурацком «Месяце Франции».
Всю ночь я провела в беспокойных мыслях и слезах. Этот месяц изменил меня. Я уже не та Таяна, которая была готова жить без чувств. Патрис… Патрис смог открыть меня для себя самой. Оказывается, я могу танцевать на улице или лежать на асфальте, побороть свой страх и позволить себе глупить. А теперь он уезжает, когда так мне нужен. Я привыкла, что он всегда рядом. С ним тепло, беззаботно и уютно. Мне нравились наши редкие поцелуи и то, как он держал меня за руку. Как мне теперь быть без его вкусной еды? И без его смешного «р»? Без его кудряшек? Как мне быть без него?
– Тогда мы с папой ждем вас в машине, – мама поняла, что нам нужно остаться наедине, чтобы попрощаться.
– Тая… – Патрис дотронулся до моего подбородка и потянул его вверх.