Одно из множества детских воспоминаний раз за разом возвращается ко мне в виде сна, где всегда происходит практически одно и то же. Это воспоминание о том, как в первом классе начальной школы меня отстранили от занятий, потому что я повздорил со старостой. Дело было так. Учительнице пришлось уйти по какой-то причине, и она поручила старосте следить за соблюдением правил и порядка в классе. Я встал из-за стола, чтобы выбросить какую-то бумажку, но не поднял руки и не спросил разрешения, как следует делать в таких случаях. Староста поспешил указать мне на ошибку, а я сказал ему, что ничего страшного в этом нет. Он продолжил настаивать на своем. Нам было по семь лет, и неудивительно, что от слов мы быстро перешли к драке. Вернувшись, учительница увидела, что мы сцепились. Она встала на сторону старосты и отправила меня домой пешком в сопровождении школьного уборщика.
Мне бы очень хотелось снова встретиться с той учительницей, которая в далеких 1960-х гг. наказала меня отстранением от занятий, и поблагодарить ее за все, что позволило мне открыть для себя другие пути в споре, помимо осуждения оппонента, и другие способы искупления, кроме обвинения и наказания. Несомненно, метод, которому я посвятил серию книг о конфликтах и умении конфликтовать[31], подходит для детей этого возраста; он опирается на принципы работы компенсаторного механизма и является творческой рационализацией эпизода, оставившего отпечаток в моем сознании и сохранившегося в памяти на всю жизнь.
Мой текущий конфликт
Я предлагаю описать в бланке на следующей странице текущий конфликт, который присутствует в вашей жизни. Конфликт может быть в паре, семье, с детьми, на работе, в спортивных состязаниях или в компании друзей – везде, где вы столкнулись с ситуацией, с которой вам трудно справиться и выход из которой вам кажется недостижимым, пока вы находитесь в эпицентре.
Выявить проблемную ситуацию очень важно, потому что это дает нам поле для исследования.
Нужно иметь в виду, что в этой книге я говорю о конфликте как о ситуации в отношениях между людьми, когда возникают разлад, противоречия или недопонимание. Тему насилия я не затрагиваю. Как мы увидим далее, речь идет об основополагающем различии, которое послужит нам отправной точкой. Пока достаточно сказать, что в случае насилия есть разрушение, желание избавиться от источника проблемы – устранить того, кто ее создает; в конфликте же человек остается в рамках разногласий, не стремясь нанести вред оппоненту. Итак, мы будем рассматривать ситуации, когда что-то пошло не так или не совсем так, как вы себе это представляли. Что произошло? Почему конфликт все еще находится в острой фазе?
МОЙ ТЕКУЩИЙ КОНФЛИКТ
Мой конфликт в детстве
Здесь начинается работа, отправной точкой которой будет ваше детство. Я снова предлагаю вам написать несколько строк, но на этот раз о детском воспоминании, которое вы связываете со словом «конфликт». Обратите внимание, что я не прошу вас рассказывать о ссоре из детства или о вещах, связанных с этой темой. Мой вопрос иной: что в детских воспоминаниях у вас ассоциируется со словом «конфликт»? Что вам приходит в голову?
ДЕТСКОЕ ВОСПОМИНАНИЕ, СВЯЗАННОЕ СО СЛОВОМ «КОНФЛИКТ»
Я помогу вам, предлагая наводящие вопросы:
Сколько вам было лет? Где происходили события из вашего воспоминания?
Какой образ приходит вам в голову в связи с этим воспоминанием (предмет, человек, обстановка)?
Кто присутствует в этом воспоминании? Отчетливо сформулируйте, какие у вас были с ними отношения. Насколько они были важны для вас? Это взрослые, друзья?
Если это значимый взрослый, опишите его/ее поведение. Подберите точную характеристику.
Какие слова/фразы он/она использовал(а)?
Что вы чувствовали при этом? Какие эмоции испытывали?
Присутствуют ли в вашем воспоминании какие-то незажившие раны? Причинило ли вам что-либо боль, страдание? Помните ли вы какое-то слово или жест, которые вас особенно задели?
Давайте теперь вернемся в сегодняшний день. Что вы чувствуете, вспоминая то время? Испытываете ли какие-то новые эмоции?
Ощущаете ли вы сейчас эмоции, которые испытывали тогда, вскрылись ли ваши незажившие раны? Чувствуете ли вы до сих пор эти болевые точки?
Дайте название своему детскому воспоминанию:
Вам нужно ответить на эти вопросы, чтобы вспомнить некий эпизод или ситуацию. Различие между двумя понятиями довольно простое: эпизод в большей степени привязан к месту и конкретному моменту, тогда как ситуация скорее растянута во времени. На примере истории Вероники попробую вам показать, что имеется в виду.
С семи до десяти лет я жила на вилле с большим парком, где было много пространства для игр, пряток, беготни и самых разнообразных занятий. Потрясающе, скажете вы… Конечно, все так! Но… У меня было два брата, и другие ребята, которые приходили к нам играть, тоже были мальчиками. Поэтому фразы, с которыми они обращались ко мне, часто начинались со слов «тебе нельзя»: «тебе нельзя играть в футбол», «тебе нельзя играть в пиратов», «тебе нельзя делать лук и стрелы перочинным ножом» и еще бесконечный список запретов в том же духе. Суть их заключалась в следующем: «тебе нельзя, потому что ты девчонка», своего рода биологический диктат, из-за которого мне нельзя проводить с ними время. Я была вынуждена находиться в одном игровом пространстве с группой мальчишек, потому что мне также было «нельзя приглашать своих подружек»: мама не могла уследить за всеми.
У меня сохранилась очень четкая картинка из тех времен: я сижу на ступеньке и смотрю, как братья играют со своими друзьями. Это был мой наблюдательный пост.
Иногда, когда мне вконец это надоедало, раздраженная и негодующая, я шла к маме и просила ее заставить их принять меня в игру, что сопровождалось бурей недовольства и протестов с их стороны. Для братьев и их друзей приглашать меня было принуждением, которое им приходилось терпеть, и они из-за этого на меня злились. Я была лишней.
Описывая эту ситуацию, охватывающую весьма длительный отрезок времени, Вероника рассказывает о довольно распространенной несправедливости, когда девочки исключаются из игр мальчиков (или наоборот). Такие ситуации встречаются по сей день: мальчики играют с мальчиками, а девочки – с девочками; такое поведение особенно характерно для так называемой латентной стадии, в продолжение которой закрепляются компоненты сексуальной идентичности.
Однако важно не столько воспоминание, сколько то, как его переживает Вероника. Поэтому, переходя к следующему этапу анализа, я спросил, какие эмоции она испытывала тогда, именно в те самые моменты.
В ответ Вероника очень быстро перечисляет: отчуждение, брошенность, одиночество.
Не услышав ничего неожиданного, я позволил себе обратить ее внимание на то, что это лишь общие слова, и спросил, может ли она выявить в них какую-то болевую точку.
Она отвечает моментально: «Я помеха».
Тогда я поинтересовался, может ли она назвать фразу (я называю это «краткой фразой»), которая ее задевает, рефрен, который резонирует с болевой точкой, активируя ее. И снова ответ не заставляет себя долго ждать: «Тебе нельзя играть с нами».
После маминого вмешательства у меня возникало чувство вины потому, что я была лишней, помехой, и принуждение принять меня в игру заставляло меня это почувствовать.
Вот это да! Возможно, это то, что нужно, у нас есть первая версия. Хочу обратить ваше внимание:
при определении болевой точки не существует правильного ответа.
Наши эмоции, все то, что мы чувствуем при работе с воспоминаниями, приводит к некоему осознанию, пусть даже гипотетическому, что очень важно и помогает избавиться от замешательства и растерянности.
«Я помеха» – это не что иное, как болевая точка, которая активируется в тот момент, когда мы чувствуем себя лишними. Поэтому я спросил Веронику, что с ней происходит в повседневной жизни, когда она чувствует эту боль. Речь идет о поведенческом сценарии. Что это такое? Это реакция на болевую точку, призванная погасить боль, которую та причиняет. Это автоматический и повторяющийся поведенческий алгоритм, который направлен на устранение беспокойства, вызванного очередной активацией болевой точки. Поведенческий сценарий часто имеет непроизвольный характер, почти как естественный поведенческий механизм. Иными словами, речь идет об эмоциональной реакции, основанной на потребности защитить своего внутреннего раненого ребенка, который дает о себе знать в нынешней ситуации. Вот что говорит Вероника:
Когда возникает ощущение, что я лишняя, что в глазах других людей я недостаточно хороша, я все еще чувствую дискомфорт, соотносимый с опытом тех детских лет. Я пытаюсь анализировать свое поведение, но это непросто. Моя реакция – уйти, устраниться, уступить. Именно так я определяю свой поведенческий сценарий.
Давая название своим ощущениям, мы получаем власть над ними,
и не имеет значения, правильное ли мы выбрали название, – важно найти его и произнести. После этого ощущения из растекающейся магмы превращаются в отсек хранилища нашей памяти. А мы становимся их хозяевами.
Затем я спросил Веронику об актуальном конфликте, о котором шла речь в начале. Она рассказала о случае на работе, где тактика устранения проявилась открыто, но не со стороны Вероники, а со стороны ее коллеги, которая пыталась избежать нежелательной ситуации. Все новые и новые вращения круга болевой точки не столь явны, они могут вновь и вновь проявляться в самых непредсказуемых формах и проекциях. На самом деле тактика устранения так или иначе появляется в конфликтах Вероники, как таинственный призрак, но она говорит: