Д. Н.: Это очень сильно эмоционально заряженное и яркое воспоминание. Я понимаю, почему оно часто посещает вас. Эта учительница обучала вас на протяжении всей начальной школы?
Э.: Да, она пришла через месяц после начала первого учебного года и проучила нас до последнего дня. Помню, что в первый день, когда ее увидела, я пришла домой вся в слезах. И не скажу, что она сразу сделала что-то ужасное, но ведь дети всегда очень тонко чувствуют, кто перед ними, – и я не ошиблась.
Среди моих эмоций есть гнев, который до сих пор вызывает сильный резонанс. К нему добавляется огромная печаль, оттого что меня не понимают, оттого что меня обесценили, накричав и обвинив таким ужасным образом, оттого что я не чувствую себя любимой.
Д. Н.: Вы уже сформулировали для себя суть своей болевой точки?
Э.: Определенно это «Я чувствую себя обесцененной, меня никогда не считают достаточно хорошей».
А вот краткая фраза: «Ты не способна сделать ничего хорошего».
Д. Н.: Часть первой фразы про обесценивание и краткая фраза очень хорошо передают ваши эмоции, однако вторая часть первой фразы со словом «достаточно» наводит на мысль, что есть то, чего вам не хватает. Что это?
Э.: Признание того, что я достаточно хороша.
Д. Н.: Ваша боль вызвана скорее не обесцениванием, а отсутствием признания. Вашу болевую точку сформировало не столько то, хорошо или плохо вы что-то делали, сколько тот факт, что никто не говорил вам «ты молодец».
Э.: Надо же, это и правда задевает меня больше. Вы действительно попали в точку: я узнаю себя в том, что вы сказали; узнаю свою боль в ощущении того, что я не получаю признания – в данном случае со стороны учительницы, но и в более широком смысле. Я действительно никогда не чувствовала, что делаю достаточно.
Д. Н.: Именно в слове «достаточно» заключена вся разница. Эту ситуацию можно сравнить с восхождением на гору, при котором вы никак не достигнете вершины. У нас есть глубокая потребность чувствовать, что мы существуем не только для себя, но и для других и что другие это признают. Мы хотим иметь этому подтверждение.
Какие реакции у вас возникают, когда с вами происходит подобное?
Э.: Основной реакцией по-прежнему остается гнев. Внешне я его не проявляю. Это внутренний гнев, который не виден собеседнику, я стараюсь его скрыть. Сейчас, во взрослой жизни, особенно с членами семьи и друзьями, мне удается хорошо его контролировать в конфликтах.
Попутно я размышляю. Мой контроль распространяется только на внешние проявления, потому что в конфликте я ношу этот гнев в себе и продолжаю думать о нем. Этот адский механизм сидит во мне, как ком в горле, и порождает страдание: ощущение, что я не могу избавиться от него, но и принять тоже не в силах. Гнев не выходит наружу и становится балластом.
Д. Н.: Он заполнил все внутри вас, и не видно никакого просвета?
Э.: Просветы бывают, но только в тот момент, когда я сумею переварить все внутри себя. Тогда ситуация может проясниться. Хочу подчеркнуть, что я не бегу от конфликта, а активно его разрешаю, но мне нужно как будто переварить его, прежде чем разобраться с ним окончательно.
Д. Н.: Перейдем теперь к текущему конфликту.
Я работаю в консультационном центре, и возникшее противоречие касается одной моей коллеги. Она психолог, а я профессиональный педагог. Конфликт касается моей роли в консультационном центре, в котором только недавно стали задействовать педагогов при управлении различными ситуациями и для помощи. На очередном собрании междисциплинарной команды моя коллега-психолог начала говорить, что ей не совсем понятна связь между моей ролью педагога и психологической помощью. Она заявила: «Мы видим, как ты ходишь по центру со своим планшетом для записей, но не понимаем, какую работу ты выполняешь». Я почувствовала себя уязвленной и подумала: «Почему, когда они пересекались со мной, никто не спросил, чем я занимаюсь?» И тут, как мне кажется, дала о себе знать моя болевая точка: я не чувствую признания своей роли, как будто что-то делаю неправильно. Противоречие возникло именно там, где я чувствую этот гнев, но в итоге мне удалось объяснить свои профессиональные задачи и то, что мои педагогические беседы не следует путать с психотерапевтической сессией. На этом все закончилось, но внутри себя я переживала этот конфликт в течение еще нескольких дней. Я продолжала задаваться вопросом, почему коллега общалась со мной в подобном ключе. И у меня снова возникало ощущение непризнанности. Чувство, что я недостаточно хорошо выполняю свою работу, так и сидит внутри, пока мне не удается в очередной раз заглушить этот тонкий голосок, шепчущий: «Ты не молодец, ты не молодец». Я страдаю от этого. Однако вспоминая о ценности своих навыков и работы, которую делаю, я могу успешнее коммуницировать с коллегами.
Д. Н.: На мой взгляд, вы на правильном пути. Вы не озлобились, выслушав низкую оценку своей деятельности, привели аргументы, добились признания собственной роли и дали объяснения, которых от вас требовали. В логике болевой точки вы бы закрылись, но не так, как это делает человек, способный к самоконтролю, а так, будто кто-то дернул ручной тормоз. Вы бы впали в ступор, создав впечатление, что и в самом деле не способны работать хорошо. Объяснение и аргументация важности вашей роли – это серьезный прогресс, позволяющий снизить влияние болевой точки, то есть неумения дать отпор учительнице, обвинившей вас в том, что вы дали списать однокласснице. На этот раз вы не пошли на поводу у чувствующего свое бесправие внутреннего ребенка, а изложили свои аргументы, не пытаясь нападать на собеседников или запугивать их. Просто расставили все по своим местам.
Дорогая Элена, мы подошли к заключительной части. Хорошо поработав над конфликтом, вы сумели примириться с собственной болью. В заключение я спрошу: как еще вы можете ослабить влияние конфликта на свою жизнь? Чему вам нужно научиться?
Э.: При возникновении межличностного конфликта, конечно, не следует отождествлять собеседника с проблемой. В конфликте с несколькими людьми, например в рабочей среде, мне было бы полезно не принимать обиду на свой счет.
Д. Н.: Получается, вы рассматриваете как активный, так и пассивный аспект: «мне не стоит принимать все на свой счет» и «я не должна переходить на личности». Эти установки могут стать вашими рабочими инструментами.
Э.: В сущности, для меня самое важно в конфликте – это распознавание болевой точки в тот момент, когда она дает о себе знать.
После того, как вы распознаете болевую точку в конфликте, она не будет проявляться так сильно. Но если вы не осознаёте собственную болевую точку, ситуация сильно усложняется. Важно распознать болевую точку, но еще важнее правильно управлять конфликтом: это позволит нам осуществить самую настоящую внутреннюю трансформацию.
Маддалена: Отстаивать – это слишком сложно!
Д. Н.: Здравствуйте, Маддалена, расскажите для начала о своем конфликте из детства.
Когда я училась в начальной школе, то проводила каждые выходные у бабушки и дедушки по отцовской линии и оставалась у них на ночь. По воскресеньям приезжал мой отец, и мы обедали все вместе. Или почти все вместе… Мама никогда не принимала в этом участия, потому что отказывалась подчиняться строгим правилам свекрови: «Каждое воскресенье вы должны приезжать в гости, иначе мы обидимся». Она протестовала не против совместных обедов, а против диктата. Поначалу она приезжала, но потом перестала. Во время этих обедов я часто слышала критику в адрес мамы и ее матери, то есть моей бабушки… Я не помню, что конкретно говорилось, но претензии всегда заключались в том, что те не соблюдают какие-то правила, которые бабушка и дедушка считали основополагающими. Я слушала молча, не говоря ни слова. Мне хотелось встать на мамину защиту, но из страха или, не знаю, по какой другой причине я не высказывала своих соображений. Знаете это изображение трех обезьянок? Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю. Я делала вид, что меня не существует, что я не слушаю и не слышу. Бабушка с дедушкой разговаривали между собой и не обращались непосредственно ко мне. А я сидела рядом, испытывая огромное чувство вины за то, что промолчала и не выступила в защиту мамы и бабушки на «священном воскресном обеде». К этому добавлялось чувство одиночества: я как бы была, но меня как будто и не было, и беспомощность, потому что я не могла защитить любимых людей.
Д. Н.: Что причиняло вам особую боль и страдание? Можете ли вы назвать свою болевую точку?
М.: Думаю, вот она: «Я не могу выразить свои мысли. Если я хочу, чтобы меня принимали, я не должна выражать свое несогласие».
Д. Н.: Давайте сократим: «никакого инакомыслия». Есть ли краткая фраза, которая выражает эту вашу боль?
М.: На ум приходит вот что: «ты должна следовать нашим правилам».
Д. Н.: Болевая точка проявляется в форме некой реакции. Какова была ваша реакция в той ситуации?
М.: Если я хочу быть здесь, «я не должна выражать несогласие».
Д. Н.: Такая серьезная болевая точка может загнать вас в угол. Поведенческий сценарий сводится, таким образом, к тому, чтобы «держать свое мнение при себе». Я стискиваю зубы и терплю, чтобы…?
М.: Чтобы меня принимали.
Д. Н.: Дает ли о себе знать ваша болевая точка в нынешнем конфликте?
М.: Определенно, да: в ситуации, когда разные люди излагают отличные и даже порой противоположные точки зрения, я склонна не высказывать свое мнение, как будто хочу, чтобы его не было вовсе. Я живу с устойчивым ощущением, что правы все, кроме меня. Я пытаюсь понять чужие мысли, но получается, что при этом отказываюсь от своих собственных.
Д. Н.: Давайте перейдем к вашему текущему конфликту