.
Чтобы дать вам стимул к работе в этой плоскости, которая вызывает сильный резонанс и таит в себе много возможностей и разгадок, я начну первым.
Мое имя, Даниэле, никогда не встречалось в нашем роду ни по отцовской, ни по материнской линии. До меня в семье не было ни одного Даниэле на протяжении веков. Это имя выбрала моя мать. Оно ей просто нравилось, я так и не узнал почему. У меня не было возможности получить более подробную информацию. По традиции, будучи старшим сыном, я должен был взять имя деда по отцовской линии. В свидетельстве о крещении действительно записано Джузеппе Даниэле, но потом имя Джузеппе исчезло из метрической книги. Вот вам готовый сценарий для множества историй и догадок.
Имя Даниэле появилось по желанию матери, которая имела гораздо больший вес в моей жизни, чем отец.
За каждым именем стоит чье-то желание, о чем нам и говорят следующие истории.
Серафино – так звали моего деда по отцовской линии. Хотя это имя очень своеобразно, даже мать согласилась с предложением отца назвать меня в честь деда. Они хотели тем самым сохранить память о человеке с прекрасным характером, которого все любили; он очень много сделал для своей страны и основал дело, которым по сей день занимаются его наследники.
Для моей семьи дедушка всегда был прекрасным примером жизнелюбия. Это позволило мне принять такое своеобразное имя, несмотря на удивленные взгляды тех, кому я представлялась. С самого детства я была довольна своим именем: оно напоминает о моем происхождении и о том, что я занимаюсь делом, которое начал мой дед. Для меня это большая честь.
Однако Серафина добавляет:
То, что мне довелось носить имя такого сильного человека, возможно, стало причиной тревоги и страхов: я боюсь, что не смогу соответствовать масштабу его фигуры, не сумею стать настоящей продолжательницей его дела. Мне не всегда это удается. Я стараюсь не дать эмоциям захлестнуть меня или взять надо мной верх.
Болевая точка, которая здесь проявляет себя, – это страх не соответствовать масштабу, не соответствовать настолько значимому имени. В итоге необходимость гнаться за почти недостижимым идеалом порождает ощущение несвободы.
Моя мать, по словам врачей, должна была меня родить в декабре. Это была ее первая беременность. Однажды ночью мой отец разбудил ее и сказал, что ему приснился его отец, который сообщил, что я должна родиться в тот же день и в то же время, что и мой отец, то есть в ноябре. Моя мама, естественно, не поверила и даже стала над ним подшучивать.
Но я и в самом деле родилась в воскресенье, 14 ноября 1965 г. в 10 утра. Недоношенную, по словам врачей, меня поместили в кувез. Мой отец в этот момент находился в часовне при клинике – это было совершенно не в его привычках. Когда ему сообщили новость, он сказал: «Я так и знал. Я знал, что будет девочка и что она родится в тот же день и час, что и я».
Мои родители уже обсуждали, какое имя мне дать, но окончательный выбор был за отцом. Он всегда говорил мне: «Имя Элизабетта напоминает мне о королеве». Возможно, он выбрал это имя, потому что я была первой дочерью, и он видел вещий сон о моем рождении.
Мой отец всегда подчеркивал свою глубокую связь с моим дедом, который, несмотря на раннюю смерть, продолжал «общаться» с сыном в снах.
В рассказе Элизабетты отчетливо доминирует фигура отца, чей сон обеспечивает полную преемственность по отцовской линии. Хотя имя, которое он выбирал, соответствует моде того времени, на первый план выступает ассоциация с королевской семьей, которую отец хочет передать дочери. Однако, на мой взгляд, здесь доминирует его убеждение в глубокой символической связи имени дочери с ним самим и его предками.
Диалектическое противоречие между осознанными и более или менее бессознательными желаниями в нашей жизни создает конфликт, способствующий существенным изменениям.
Из первых трех рассказов становится ясно, что на выбор имени влияют самые разнообразные мотивы.
Несколько десятилетий назад наиболее распространенной практикой была традиция имянаречения в рамках семейной родословной. Выбор имен был четко регламентирован: первенцу мужского пола давалось имя деда по отцовской линии, первенцу женского пола – бабушки по отцовской линии; следующих детей называли в честь дедушки и бабушки по материнской линии. Эта традиция глубоко связана с устоями патриархального общества.
Если запас имен внутри семьи исчерпывался, было принято ориентироваться на григорианский календарь, то есть на день памяти святого (в связи с этой практикой встречаются довольно эксцентричные имена, например Базилио, Приск, Публий, Леония).
В XX в. в результате движений за права детей эту традицию стали соблюдать все реже: подчеркивалась необходимость выбирать имена не по некой схеме, а свободно, это и привело к заключению, что имя – это проявление глубокого уважения к новорожденному, а не просто элемент генеалогической или культурно-антропологической маркировки. Произошла настоящая революция, которая привела к практике выбора совершенно иных имен, в том числе идеологического характера. Уже в годы фашистской диктатуры в Италии многих детей называли Бенито в честь Муссолини или Итало и Италия в знак преданности отечеству, а в среде сторонников коммунистического движения, особенно в 1950-х гг., девочек часто называли Надя, Татьяна или другими именами славянского происхождения, тем самым подчеркивая приверженность определенным взглядам.
Начиная с 1960-х гг. стали популярны имена знаменитостей из мира шоу-бизнеса и спорта. Например, моя знакомая итальянка по имени Наташа рассказывала, что ее русское имя связано не с историей и политикой, а с забытым всеми телесериалом, который был очень популярен в 1970-х гг. Неслучайно и то, что двоюродного брата Наташи, который старше ее на несколько месяцев, назвали Дмитрием, в честь главного героя того же сериала.
Однако и в придуманных именах никогда не было недостатка: одну мою тетю звали Альбина, а бабушку по материнской линии – Изолетта, о ней я расскажу немного позже; их имена отражали веяния того времени.
В отличие от истории Элизабетты, где заметно преобладает роль отца, в истории Сильвии, нашей следующей рассказчицы, доминирует фигура матери:
Имя Сильвия выбрала моя мама, потому что оно ей нравилось. Оно означает «живущая в лесах», и я бы сказала, что оно отражает меня настоящую, во мне есть что-то дикое. Кроме того, такое же имя дала своей дочери мамина лучшая подруга. В 1980-х гг. оно было очень популярно: в моем классе в начальной школе учились три Сильвии. Нас уже не получалось различать просто по имени, приходилось добавлять к нему первые буквы наших фамилий. Меня это очень раздражало.
А вот история еще одной Сильвии:
Имя Сильвия происходит от латинского слова silva – «лес». Это имя никогда не вызывало у меня особенного восторга, и я всегда задавалась вопросом, какое я имею отношение к лесу.
Однако интересно здесь другое: в последнее время мне очень нравится эта связь с лесом, который я раньше считала местом мрачным, темным и немного пугающим, а теперь воспринимаю как мир тайн и волшебства.
Следующий рассказчик, Марчелло, своим именем обязан глубокой дружбе, родившейся в стенах больницы:
Меня зовут Марчелло Бруно. В 1970-х гг. моего отца госпитализировали после кардиологического обследования, и он лежал в палате с пациентом по имени Бруно, который стал ему настоящим другом и товарищем на всю жизнь, они всегда были очень дружны и близки.
Но вернемся ко мне… Родители хотели девочку и уже решили, что назовут ее Сарой. Рождение мальчика стало довольно неприятным сюрпризом, и поначалу меня даже одевали в уже купленную одежду розового цвета. Мама хотела назвать меня Давиде, а отец из уважения к дорогому другу решил дать мне в качестве первого имени имя его сына, Марчелло, а в качестве второго – Бруно. Таким образом, я унаследовал имена этой семьи в знак уважения к крепкой дружбе.
Случай Марчелло очень интересен, потому что имя связывает его с пространством чужой дружбы, которая задает определенную планку, своеобразные стандарты и становится как бы родимым пятном. Может ли статься, что эта связь оставила отпечаток в жизни Марчелло, стала его болевой точкой, сделав его зависимым от его собственных друзей? Об этом он не говорит, но вопрос этот, конечно, не может не возникнуть.
Выбор имени новорожденного ребенка братьями или сестрами, а не родителями – достаточно недавняя практика, зачастую осложненная обстоятельствами, которые влекут за собой разнообразные последствия. Следующая рассказчица, Лилли, говорит именно об этом:
Я знаю, что имя мне выбрала сестра, которая на пять лет старше меня. Она мечтала о младшей сестренке, и поэтому родители сочли естественным привлечь ее к выбору имени. Нетрудно догадаться, что ее вдохновило… В тот момент ее любимым мультфильмом был «Леди и Бродяга»[27]. Он, конечно, прекрасен, но лично я бы не стала называть ребенка в честь главной героини…
Лилли воспринимает свое имя как легкомысленное, мультяшное. Разве можно воспринимать всерьез человека с таким именем? Велика вероятность, что Лилли заставит себя быть чрезмерно серьезной, чтобы компенсировать несолидность собственного имени.
В потаенных лабиринтах наших решений скрывается немало болевых точек. Как они возникают? Если мы хотим выяснить это, остается лишь вступить в диалог со своим именем, найти наилучший способ наполнить его смыслом и жить с ним.