После переезда в новую трехкомнатную квартиру у меня гостила сестра Ольга. Вот как она вспоминает начало 1982 года: «Весна 1982 года выдалась теплой и радостной, так как приближался второй мой отпуск. Работала я после окончания техникума в Уссурийском Госбанке. Несмотря на маленькую зарплату в 120 рублей, смогла скопить немного денег и взять билет на самолет в Томск, хотела повидаться с братом. Эта была моя первая поездка на самолете, и я ждала отпуск с нетерпением, в предвкушении.
Прямого рейса до Томска не было, летела с пересадкой в Чите. Обратный билет был взят тоже до Читы: хотелось остаток отпуска провести в Чернышевске, у своих родителей.
Сергей встретил меня в аэропорту и привез в свою новую квартиру. Квартира была большая, трехкомнатная, новой планировки. До этого момента я таких не видела. Посреди комнаты стоял большой стол и лавки: накануне отмечали новоселье. Дети Сергея радостно бегали по комнатам, жена Надя – в семейных заботах.
Не помню, сколько я пробыла в Томске. Но как-то Сергей пришел с работы и объявил, что едет в командировку в Москву и предложил мне ехать с ним. О чудо! Нежданно-негаданно я лечу вместе с братом в столицу! Но накануне вышла маленькая неприятность. После таяния снега в Томске были огромные лужи. Я возвращалась домой, и проезжающая машина окатила меня грязью… Мой новый белый плащ на утепленной подстежке превратился невесть во что! Всю ночь мы с Надей мыли, чистили, сушили утюгом… И вот на следующий день мы с Сергеем – в Москве!
Первым делом поехали в Кардиологический институт (по работе Сергея). А потом – на квартиру к бабушке, где Сергей останавливался не в первый раз. Место нашей «дислокации» находилось где-то на окраине Москвы.
Сначала на метро добирались, а потом, выстояв очередь, еще и на маршрутке.
Сергей приехал по делам, поэтому встречались с ним мы только вечерами, которые проводили в театрах. Сразу купили билеты в театр на Таганке на спектакль «Павшие и живые». Этот театр поразил меня своей непохожестью ни на какой другой – и своим видом, и постановкой. Сразу столько звезд на одной сцене: Валерий Золотухин, Борис Хмельницкий (кстати, уроженец Уссурийска) и другие!
Следующий поход был в Малый театр. Это классический театр. Мы ожидали «Поднятой целины» Шолохова, а оказались на «Целине» Брежнева: когда брали билеты в театральном киоске на все дни, в суматохе не разобрались, какая «Целина»… И поспать неудобно, и выйти нельзя. Зато побывали в Малом театре.
Следующая наша «вылазка» была в Кремлевский Дворец. Смотрели «Травиату» Джузеппе Верди. Очень понравилась. Это была первая опера в моей жизни. Поразил масштаб зрелища, костюмы.
А днем, купив карту метро, я ездила по Москве, любовалась достопримечательностями. Не помню, сколько дней мы пробыли в Москве, но посмотрела я много. Была в Третьяковской галерее и Пушкинском музее, в панораме Бородинской битвы и на ВДНХ. Вместе с Сергеем ездили на Ваганьковское кладбище, на могилу В. Высоцкого, которая находится рядом с церковью. Со дня смерти тогда еще и года не прошло. Могила утопала в живых цветах. Время было перед Пасхой, и церковь была особенно нарядной, смотрелась богаче, чем столичные, виденные мной ранее…
И еще я посетила два рядом стоящих магазина – польский и югославский, если мне не изменяет память. Один назывался «Ванда», второй – не помню как. Там я прикупила модненьких вещичек и духи с символическим названием «Не может быть». Может, может… Уж я-то знаю: чудеса случаются!
Кстати сказать, сам я очень люблю Москву. Часто провинциалы ее ругают, но, что любопытно, изо всех сил пытаются пробраться в нее, словно магнитом тянущую всех и вся. Я люблю столичные улочки, особенно в пределах Садового кольца, где сами названия улиц вызывают море эмоций и чувств. Я люблю москвичей, особенно коренных, преимущественно заводских, по нескольку поколений проработавших на заводах типа «Красный пролетарий», МЗКРС (которого уже нет), «Знамя труда». Люблю интеллигенцию – тихую, думающую. Мне нравится общаться с интеллигентами старой закваски. Меня тянет в Москву сумасшедший темп ее жизни, мне нравятся ее театры и поэты, Кремль и соборы, парки и выставки. Люблю столицу: здесь мне кажется, что я прикасаюсь к чему-то грандиозному и великому. Здесь я чувствую себя маленьким винтиком огромного двигателя жизненной карусели.
Привычная толчея народа мне даже приятна, московский темп жизни мне нравится, поэтому и в метро я всегда чувствовал себя как рыба в воде. Свист приближающего поезда, стук открывающихся дверей – и я в самой гуще толпы. Сидеть не люблю, поэтому всегда ездил стоя.
В одну из командировок я успел сходить на три спектакля. Лучшим был «Декамерон» в театре Моссовета, где на сцене блистали Ростислав Плятт и Маргарита Терехова. После такой игры хотелось хотя бы раз в жизни сыграть в театре…
В том же 1982 году меня направили на повышение квалификации в Ленинград – в Институт медицинской техники и методов управления (ЛИМТУ). Из Томска мы поехали с Володей Ефановым, который работал в Онкоцентре.
Ленинград был другим городом, не совсем советским, с европейской архитектурой, красивыми парками и дворцами.
Меня поражали некоторые вещи. Например, возле ЛЭМЗа (Ленинградский электромеханический завод) стоял пивной киоск, и рабочие могли выпить кружку пива перед работой. А ведь это был наполовину оборонный завод! Кроме того, в городе было много рюмочных, и все было культурно и цивилизованно. Ничего подобного в других городах России не было.
Да и дух был более свободный.
Недаром же первое выступление французского ансамбля «Спейс» в СССР прошло именно в Ленинграде.
ЛИМТУ располагал несколькими корпусами. И прекрасными преподавателями. Один только профессор Расцветаев чего стоил! Прекрасный знаток человеческого организма, он говорил то, о чем многие молчали. К примеру, советовал перед полетом на самолете выпивать 50 граммов коньяка, особенно если летаешь часто: так уменьшается воздействие радиации.
В нашей группе были люди из разных республик. Мы с Володей жили в комнате с двумя узбеками – начальниками Медтехники из Ферганы и Бухары. Нам повезло с ними, так как они очень вкусно готовили плов и шурпу, не то, что мы с Володей на скорую руку варили сосиски или картошку.
Во время командировки я объездил все парки и дворцы: сидел в липовой роще парка в Павлово, где любила бывать Ахматова; греб на лодке, соревнуясь с утками, к беседке Венеры на озере в Гатчинском парке, где царские особы объяснялись в любви; обливал лицо водой Петергофского фонтана, золотого красавца; плавал на лодке в озере Ломоносовского парка; гулял ночью по парку в Пушкине.
В Пушкине я наконец понял фразу А. Райкина «в Греческом зале». Я познакомился с экскурсоводами, и они пригласили меня вечером в Греческий зал, где для иностранцев проходили концерты, предупредили, чтобы я ни с кем не разговаривал, не выдавая русского. Одно отделение я прослушал, но потом пришлось убегать, так как один из посетителей решил обменяться со мной впечатлениями.
В Ломоносове мне разрешили посидеть в кресле Петра III, за что девчонкам-экскурсоводам попало.
Произвел на меня впечатление романс в Юсуповском дворце. Это нужно слышать: акустика изумительная! Потом я шел по коридору к выходу и представлял бегущего истекающего кровью Распутина. Что ни здание – то красота и история!
Не мог не сходить в музей Пушкина и Достоевского. В музей Достоевского я попал с группой иностранцев. Нижний зал, экскурсовод рассказывает: играл в карты; идем дальше, я узнаю, что любил он женщин. Поднимаемся на второй этаж, в кабинет. Посередине – стол, а на нем пепельница и папиросы (до сих пор белые, не пожелтели): курил много, не меньше пачки в день.
Посетил два спектакля в театре Ленсовета: «Укрощение строптивой» Шекспира (в ролях Фрейндлих и Боярский) и «Кошка на раскаленной крыше» Уильямса. Затем – поход в Большой драматический театр им. Г. А. Товстоногова. Это только часть того, что я видел, но с тех пор Ленинград остался близким и сказочным. Все программки театров и билеты я привозил Суздальскому, который говорил, что не слышал, чтобы кто-то из Томска посмотрел больше спектаклей театров Москвы и Питера.
Как я умудрился взять билет на французский ансамбль «Спейс», не помню, зато как проснулся на нем – помню. Проснулся от ударов по голове ногой. Первый ансамбль со световыми эффектами, лазерными лучами – все прыгали. А я спал… Пришлось встать. Хорошо, что поднялся, больше не били…
Несмотря на переезд в новую квартиру, особой радости я не испытывал, хотя и выполнил все основные задачи как по закупке оборудования, так и по его запуску. Дело в том, что я стал брать алкоголиков из третьего наркологического отделения на трудотерапию к себе в отдел. Многие соглашались у меня работать. Однако это оказалось очень хлопотным делом, требующим большой ответственности и постоянных забот.
Вскоре в моем отделе оказались два ярких человека: Слава Розанов и Володя Макаров. Слава в скором времени стал обслуживать все мелкие приборы. Это был высокий красивый мужчина лет на семь старше меня. Он говорил, что он внук философа В. В. Розанова. Он был интересен, мил и ласков, как и его дед. Женщины любили Славу за красивые ухаживания. С нами в отделе он ожил, хотя и срывался пару раз.
Макарова Володю я привлек для ремонта немецкого энцефалографа, где-то взятого без схем и в нерабочем состоянии. Володя починил его и покинул клинику, но связь с ним была постоянная – до самой его кончины. Сразу отмечу, что я и жену ему нашел – Надежду, хорошую женщину, отличную мать, с крепким характером. Так что пить ему больше не давали.
Позднее, уже после увольнения, мы жили в двухкомнатной квартире хрущевской постройки (на нее мы обменяли нашу трехкомнатную). Сейчас часто смеются над таким жильем, но все меняется со временем. В то время, в 70-х годах, проблема жилья отчасти была решена. А разве баллистические ракеты помогли массовому строительству жилья?