– Можем позвонить ей прямо сейчас и уточнить.
– Не собираюсь я звонить твоей Камилле.
– Короче говоря, подруга Камиллы Эмма переехала в Калифорнию. Не проходит и месяца, как она решает принять айяуаску.
– Что такое айяуаска?
– Галлюциноген, который тебе дает шаман. Это как пройти курс десятилетней терапии за одну ночь.
– Ясно.
Странно, до чего быстро я соглашалась с россказнями Лолы.
– На церемонии в парке Джошуа-Три Эмма с кучей других незнакомцев принимает айяуаску. Она переживает невероятный духовный опыт: типа, возвращается в прошлое и залечивает распри между ней и ее матерью. Она выходит обновленная и попадает в пустыню – под ногами у нее песок, над головой звезды.
– Хорошо, продолжай.
– И впервые в жизни она пребывает в абсолютном спокойствии. Потом вдруг видит рядом мужчину. Парня, который тоже принял айяуаску. Он протягивает ей руку, она ее берет. Они ничего не говорят друг другу, но она знает, что встретила любовь всей своей жизни.
– Лола, это же бред.
– Дай мне еще минутку. Итак, они возвращаются в Лос-Анджелес – парень тоже оттуда – и проводят вместе выходные. Она счастливее, чем когда-либо, никто прежде так всецело ее не понимал. Он переезжает к ней. Ребята проводят вместе три счастливых месяца.
– Допустим.
– Потом что-то разладилось. Парень начинает ее раздражать. Они ссорятся из-за всего подряд. Эмма говорит: «По-моему, у нас ничего не получится». А он: «Нам просто нужно вернуться в пустыню и принять еще айяуаски».
– Значит, это была всего лишь долгая галлюцинация?
– Точно. Поэтому она говорит: «Нет, забирай свои вещи и уходи» – он так и делает. Затем, примерно через неделю, появляется ужасная вонь. В каждой комнате. Эмма никак не может от нее избавиться.
– О нет.
– Она вызывает уборщиков – те наводят идеальный порядок, но запах не исчезает. Прожив в этом аду месяц, Эмма наконец выяснила, откуда он исходил.
– И?
– Чувак разобрал кондиционер, затолкал в него сырых креветок, а потом снова собрал. Запах распространялся вместе с потоком воздуха.
– Мерзость. – С минуту я молчала, пораженная анекдотичностью развязки. – Прекрасное дополнение к Полке Злорадства, Лола. Наш худший разрыв никогда с этим не сравнится.
– А что бы ты сделала? На ее месте?
Я допила остатки приторно-сладкого кофейного ликера.
– Вернулась бы в пустыню, – сказала я. – И приняла еще.
– Но тогда их отношения были бы ложью.
– Вспомни Деметрия и Елену.
– Они учились с нами в универе?
– Это из «Сна в летнюю ночь». В конце пьесы две пары обретают счастье со своими сужеными. Но Деметрий любит Елену только потому, что на него наложены чары.
– И на этом все заканчивается?
– Да.
– Почему?
– Есть разные теории. Вероятно, от Шекспира требовалось завершить историю по всем правилам комедии. Когда я работала в школе, то с трудом могла объяснить ученикам – они считали такой счастливый конец крайне неправдоподобным. И постоянно спрашивали, как я думаю, будет ли Деметрий по-прежнему любить Елену после окончания пьесы.
– И как по-твоему, будет?
– Вопрос не в том, продолжит ли он ее любить, а в том, проснулся ли он, – сказала я.
Лола смотрела на улицу, фонарь заливал ее лицо янтарным светом – светом, который столько лет освещал ночные сцены нашей дружбы. Она взяла мой телефон, разблокировала его и открыла магазин приложений. Появилась иконка «Линкса» с возможностью загрузки.
– Надеюсь, не проснулся, – подытожила она и положила телефон мне на ладонь.
Экран призывно светился неизвестностью.
Эпилог
Когда я просыпаюсь 3 августа, на небе ни облачка. Такая погода напоминает о детстве: божьи коровки на веснушчатых руках и клубничное мороженое в парке. Наверняка в те годы бывали и облачные дни с моросящим дождем, но я ни одного из них не помню. Я чищу зубы, умываюсь и по традиции – хотя и вопреки исторической достоверности – включаю в гостиной «The Edge of Heaven». Это и правда прекрасная танцевальная песня.
Я отправляюсь на прогулку по району. Переступаю через остатки ночных застолий у кафешек. Прохожу мимо облупившегося красного фасада «Таверны» – при дневном свете он похож на детского аниматора без костюма. Я делаю излюбленный круг по Хэмпстед-Хит и по дороге домой покупаю флэт-уайт (двойной, с жирным молоком).
Когда я возвращаюсь, Анджело как раз уходит. Мы обмениваемся любезностями, выкуриваем по сигарете на солнышке, и я сообщаю о своем тридцать третьем дне рождения. Он говорит, что это возраст распятого Христа, и спрашивает, как я планирую сравняться с его достижениями. Я отвечаю, что наверняка спасу человечество в грядущем году. А если нет, то обязательно стану больше жертвовать продовольственным банкам.
В середине дня я держу путь на Албин-сквер. В этот раз мне захотелось отпраздновать, устроив скромный пикник, и я не придумала лучшего места, чем сквер возле моего первого дома. С собой у меня покрывало, несколько складных стульев и сумка-холодильник с вином и едой. В списке гостей всего семь человек: Кэтрин, Марк, Лола, Джо, Люси, мама и папа.
Первыми прибывают Кэтрин и Марк. Фредди на руках у матери, Оливия держит Марка за руку, никто не жалуется, что пришлось долго добираться до Восточного Лондона, хотя они наверняка обсуждали это в поезде. Я попросила всех принести любимые снеки из детства – я провожу исследование для последней главы новой книги. Кэт взяла хрустящий картофель с солью и уксусом, Марк принес яйца по-шотландски.
Вскоре появляются Джо и Люси с упаковками «Бэбибел» и «Джемми Доджерс». Люси вначале заедает сыр печеньем, потом наоборот. В какой-то момент она кладет «Бэбибел» между двумя «Доджерсами» и съедает разом. Ее живот уже округлился, и Джо от нее не отходит. Он из тех будущих отцов, которые относятся к родам как к совместному предприятию и знают ответы на все вопросы о беременности. Они приехали на новом темно-синем автомобиле, и Люси пилит мужа из-за парковки. В машине уже есть детское кресло. Однажды их ребенок сядет на скамейку и будет гадать, не отправился ли этот синий автомобиль на металлолом, отчаянно желая, чтобы тот приехал и забрал его или ее.
Появляется Лола с шербетом и клубничной лакрицей, в синем клетчатом макси-платье и такого же цвета зонтиком от солнца. Вечером она идет на свидание с мужчиной из нового приложения, подбирающего пару не по взаимным предпочтениям, а исходя из общих антипатий. Они уже пять дней переписываются о своей ненависти к кантри-музыке и панини с помидорами. По знаку зодиака он Близнецы, но Лола все же надеется, что это ее суженый. Мы уговариваем подругу не брать зонтик.
Едва приехав, папа сразу вспоминает Албин-сквер. Он помнит, как учил меня кататься на велосипеде по кругу; помнит день, когда я упала с тутового дерева и мне наложили швы на колено; помнит скамейку, на которой они сидели со мной через несколько дней после моего рождения. Я перестала просеивать руду его воспоминаний и гадать, какой осадок останется. Порой он забывает, кто я, а иногда помнит результаты всех моих экзаменов по скрипке. Я воображаю тех, кого он любит, в виде экспозиции картин Пикассо – они все время причудливым образом меняются местами у него в голове, но никуда не исчезают.
Папа с Джо беседуют на скамейке о крикете. Мама сидит на траве и демонстрирует Лоле, как научилась заплетать себе косу «рыбий хвост». Оливия объедается шербетом, пока никто не смотрит.
Кэтрин испекла торт. Она просит меня сесть на скамейку рядом с папой, а сама тем временем достает угощение из сумки за спиной у Марка. Торт трехъярусный, кривобокий и покрыт лютиково-желтой глазурью.
Все поют «С днем рождения тебя». Лола не попадает в ноты, Фредди хихикает у меня на коленях, мама фотографирует. Оливия ползает под тутовым деревом. Это дерево живет во мне, его невозможно сломать, только спрятать или потерять в наплывающем тумане. Оно проросло сквозь меня, его ствол – мой позвоночник. Кэтрин держит торт передо мной, пламя свечей слегка подрагивает в неподвижном дневном мареве. «Загадай желание», – говорит она. Я закрываю глаза и думаю о пока неведомых мне дорогах, которые ждут впереди. Я ничего не могу планировать, только идти дальше и верить. Я задуваю свечи на торте в тридцать третий раз. Начинается очередной год.
Благодарности
Я могла бы написать десять страниц благодарностей Джульетте Аннан – за ее интуицию, мудрость, остроумие, проницательность и прямолинейность. Но в последние годы ей и так пришлось редактировать много моего словоблудия, вот почему я просто скажу: мне нравилось каждое мгновение работы над книгой. Это всецело заслуга Джульетты, которая, замечу с удовольствием, права во всем.
Спасибо Клэр Конвилл за ее непоколебимое руководство, страсть и доброту. Поддержка такой женщины – лучшее, чего можно пожелать.
Спасибо Джейн Джентл, Поппи Норт, Роуз Пул и Ассаллах Таир – соучастницам и стратегам, хранителям моей работы и здравомыслия.
Спасибо Рут Джонстон, Тинеке Моллеманс и Кайле Дин – трудоголикам, добытчицам, истинным леди.
Чтобы написать эту историю, мне потребовалось собрать некоторые сведения, и я благодарна за щедрость людям, поделившимся опытом, знаниями и информацией. Спасибо Джулиану Линли, Ханне Маккей, Хильде Хайо, Холли Бейнбридж, Говарду Мастерсу и благотворительной организации «Dementia UK».
Спасибо за поддержку моим первым читателям: Фарли Клейнер, Индии Мастерс и Эдварду Блюмелу.
Отдельные разговоры с друзьями вдохновили меня на написание многих глав – я особенно благодарна Тому Бёрду, Саре Спенсер-Эшворт, Монике Хейзи, Кэролайн О’Донохью, Эдди Каммингу, Октавии Брайт, Хелен Нианиас, Индии Мастерс, Лауре Джейн Уильямс, Фарли Кляйнер, Уиллу Хилду, Максу Притчарду, Эду Криппсу, Сабрине Белл, Саре Диллистон и Софи Уилкинсон.
Спасибо Лорейн Кэнди, Лоре Аткинсон и «Sunday Times Style» за их поддержку при написании книги.
Постоянное, пожизненное спасибо Лорен Бенстед, с которой я вела непрерывный диалог с тех пор, как нам исполнилось пятнадцать. Каждый писатель мечтает о таком светлом уме. Мне очень повезло получить к нему доступ через тебя. Спасибо за все, что ты говоришь в пабе (включая чепуху) и позволяешь мне это записывать.