). Извини?
Ян молчит.
ЯН. Они говорят — стабильность. В болоте тоже стабильность, только все гниет. Ин, у меня рак подозревают.
Инна поворачивается. Ян закрывает лицо руками. Плечи его сотрясаются в плаче.
ИННА. Как это — подозревают? Подожди, расскажи все, как следует. И почему ты пришел не к нам? Завтра же пойдем вместе! Прекрати! Ты проживешь еще сто лет! (Садится рядом с Яном, обнимает его).
«Серебро», «Song № 1».
Ян лежит в постели, Инна сидит рядом.
ЯН (сжимает руку Инны). Что бы я без тебя делал… А правда, что при наркозе с человеком происходят необратимые изменения? Что какие-то клетки в мозгу отмирают?
ИННА. Клетки всегда отмирают. Каждую секунду.
ЯН. Смотря сколько. Слушай, скажи Юльке — потому, что мне она будет только кивать и соглашаться, как с больным. Хотя я и есть больной. Скажи, что этот Макс ей совсем не подходит.
ИННА. Уже говорила.
ЯН. А она?
ИННА. Она говорит: знаю. Говорит: те, кто мне подходит, мне не нравятся. А Макс, говорит, такой придурок, что с ним всегда интересно.
ЯН. Сдохну я, будет тогда всем интересно. Тогда она подумает, зачем ей интересный и нищий Макс.
ИННА. Перестань. Извини, но тебе сделали заурядную операцию. Да, болезненную, но зато…
ЯН. Еще неизвестно, что зато.
ИННА. Почему неизвестно? Я же говорю тебе…
ЯН. Еще бы ты сказала правду! … Извини. (Целует ее руку). Я люблю тебя.
ИННА (целует его в щеку). Я люблю тебя.
Звонок в дверь. Инна идет открывать. Ян поднимает руки, рассматривает. Берет телефон с камерой и откидной панелью, которая вращается во все стороны, наставляет на себя, смотрит. Инна возвращается.
ИННА. Ты не поверишь, это Антипов! И опять просит взаймы.
ЯН. Вот вечный жид! Как он нас нашел?
ИННА. Не знаю.
ЯН. В Москве достал, надо же!
ИННА. Он как-то сам в Москву сумел перебраться.
ЯН. Так дай ему, раз просит!
ИННА. Он не пять рублей просит, как раньше, а пять тысяч. И не рублей.
ЯН. Тогда скажи, что у тебя нет, а я в больнице.
Инна выходит. Ян встает, идет к двери другой комнаты. Пытается ее открыть. Не получается. Идет к другой. Тоже закрыто. Он подходит к балконной двери. Она тоже не открывается. Ян берет стул, разбивает стекло, вылезает.
Мендельсон. Цветы. Хлопки пробок — открывают шампанское. В центре стоят, глядя в сторону, Ян и Инна. На их лицах улыбки.
Дима Билан, «Believe».
ЯН. Рановато, конечно.
ИННА. В наше время девятнадцать было самое то. Двадцать тоже ничего, а двадцать один, двадцать два — караул, замуж не берут! А в двадцать пять хватали уже кого попало. По крайней мере, нескольких подруг я знала, они именно так. Одна вышла в двадцать шесть лет только потому, что нашелся человек, влюбился, сделал предложение. Она подумала — почему бы и нет? Без всякой любви. Но он еще и условие поставил. У него фамилия Гавендеяев. Через «а» причем, но звучит — сам понимаешь. Так вот, он потребовал, чтобы она взяла его фамилию. Она свою хотела оставить — Георгиевская. Звучит! Нет, будешь Гавендяевой. И она стала. Что интересно, когда на похороны папы твоего ездили, я к ней заходила — живут расчудесно, двое детей, прекрасные отношения.
ЯН. Ты это за пять минут сумела понять? Может, только видимость?
ИННА. Женщина всегда понимает, видимость или нет. Юлечка!
Протягивая руки, идет за кулисы. Ян смотрит в сторону.
ЯН. Извините, девушка, я уже запутался, вы с чьей стороны, нашей или жениха? А как вас зовут? Настя — красивое имя…
Lena Meyer-Landrut, «Satellite».
Ян и Инна в возрасте 22-х лет. На этот раз ее зовут Настя. Ян полулежит в кресле, Инна-Настя рядом, перебирает ему волосы. Ян отпивает вино из фужера.
ЯН. Говорят, Настенька, двух жизней не бывает. Неправда. Главное, если захочешь жить второй жизнью, надо нормально закончить первую. Я жене оставил дом в Подмосковье, десять миллионов долларов сто́ит, между прочим. Дочь замуж выдал, муж — деляга, умница. Внучку мне забацали, Олечку. Сын живет, как хочет. Бездельник, правда, но, говорят, неплохой музыкант. Может быть. Главное, не алкоголик и не наркоман. Сейчас если не наркоман и не алкоголик, уже счастье. Так что могу — вперед и дальше. Лет на двадцать, полагаю, меня хватит. Будет мне семьдесят три — ну и что? И тебе уже будет сорок два, старушка!
ИННА-НАСТЯ. Ты серьезно думаешь, что я с тобой буду двадцать лет?
ЯН. А сколько?
ИННА-НАСТЯ. Понятия не имею. Пока мне с тобой нравится.
ЯН. И все?
ИННА-НАСТЯ. А ты что хотел?
ЯН. Да нет, в самом деле… Я иногда вообще ничего не хочу… Я страшно много работал последние лет… Лет двадцать. Без продыху.
ИННА-НАСТЯ. Значит, так хотел.
ЯН. Надо было.
ИННА-НАСТЯ. Брось ты. Человек не делает, чего не хочет. Вообще все свободны на самом деле, только не знают этого.
ЯН. Сама придумала или в каком-нибудь «В контакте» вычитала?
ИННА-НАСТЯ. Без разницы. Если человек говорит что-то умное, тебе важно, сам он придумал или нее сам?
ЯН. Узнаю ваше поколение. Никакого понятия о копирайте. Кто-то работает, вкалывает, а мы срисовали — и довольны. Мои проекты просто в наглую воруют. И с книгами так же, и с музыкой.
ИННА-НАСТЯ. Минутку. Ты свое получил? Деньги, известность? И будь доволен.
ЯН. Искусство принадлежит народу?
ИННА-НАСТЯ. Всё принадлежит всем!
ЯН. Ага, конечно. Как ты не поймешь, если бы я получал проценты с использования проектов, я бы делал только авторские работы! Но заказчикам это не выгодно. И так во всем. Мне продюсер знакомый говорил: если запретить скачивать бесплатно фильмы и книги, если платить авторам со всего проценты, они тут же зажиреют. Писатели, говорит, сценаристы, режиссеры и актеры, особенно актеры — должны быть голодными! Это не подлость?
ИННА-НАСТЯ. Нет. Зачем вообще тебе деньги? Ты кайф получаешь от работы, сам говорил.
ЯН. Это да. И от тебя. Значит, замуж за меня не пойдешь?
ИННА-НАСТЯ. Нет.
ЯН. Почему?
Инна-Настя встает, выходит. Ян берет пульт, переключает каналы.
Ян переключает каналы. Звучат обрывками песни: Нюша, «Выше»; Даша Суворова, «До утра»; Михаил Бублик, «Вместе мы обязательно будем»; Елена Ваенга, «Курю».
Входит Инна-Настя — в другом наряде.
ИННА-НАСТЯ. Почему?
ЯН. Я понял, что ни с кем не смогу жить. Я привык к одиночеству. Вчера, знаешь, проснулся, и показалось, что опять дома. То есть там, в прежней жизни. Я чуть не заорал от ужаса.
ИННА-НАСТЯ. Но я же тебе не прежнюю жизнь предлагаю. Я вообще ничего не предлагаю. И напрашиваюсь ни разу, заметь себе. По ходу, ты меня просто не любишь, вот и все.
ЯН. А ты знаешь — пожалуй, нет. Очень нравишься. Когда я в тебя влюбился, я просто летал. Думал — вот, наконец, живу. По-настоящему. Люблю первый раз в жизни. Счастье. А потом прошло, извини. А то, что проходит, не счастье.
ИННА-НАСТЯ. Я слышала, что счастье как раз проходит. Но отношения остаются.
ЯН. Тебя обманули. Вот я люблю свою работу. Я счастлив, когда у меня что-то получается. Это настоящее счастье, оно всю жизнь со мной. И вспомни, сколько мне лет.
ИННА-НАСТЯ. Тогда выбирай: или мы живем вместе, или я ухожу навсегда. Насовсем.
Ян молчит.
ИННА-НАСТЯ. Я правильно поняла?
Ян молчит. Инна-Настя уходит. Ян надевает костюм горнолыжника, поднимается по ступеням. Наверху надевает лыжи. И с бодрым криком исчезает где-то внизу.
Ян лежит на диване, закрыв глаза. Слушает классическую музыку. Входит Инна-Настя, выключает проигрыватель.
ЯН. Я слушаю.
ИННА-НАСТЯ. Я думала, ты спишь. (Включает).
ЯН. Нет, не надо. Ты пришла — ты моя музыка.
Инна-Настя проходит в дверь. Предполагается — на кухню.
ЯН. Что нового?
Инна-Настя выходит с бутылочкой кефира. Пьет.
ЯН. Что нового?
ИННА-НАСТЯ. А что у меня может быть нового? Тренер по фитнессу не стюардесса. Один и тот же зал, одни и те же люди.
ЯН. У стюардессы то же самое. Одни и те же самолеты, рейсы, аэропорты. Уверен, что это тоже надоедает. А почему бы тебе не сменить работу?
ИННА-НАСТЯ. Мне эта нравится.
ЯН. А я бы не смог. Завидую людям с обычными профессиями. Ну, то есть, как бы сказать… Не соревновательными. Строитель, водитель, летчик, парикмахер или парикмахерша… Или продавцы. Или… Ну, что-то в этом роде. Работай себе и работай. Пришел на работу — работаешь. Ушел — забыл. А моя работа всегда со мной, вот тут (хлопает себя по голове). И всегда хотел быть лучшим.
ИННА-НАСТЯ. И я хотела быть лучшей. Все-таки бывший мастер спорта по художественной гимнастике. В четырнадцать лет. И до чемпионата страны доходила. А потом, слава богу, травма, никакого тебе большого спорта.
ЯН. Почему слава богу?
ИННА-НАСТЯ. Жалеть не о чем. У нас работает бывшая чемпионка по спортивной гимнастике, задолбала всех рассказами о том, как она два раза была чемпионкой Европы на каких-то там снарядах. Была чемпионка — стала никто. Психологическая травма. Я была никто — осталась никто. Никакой травмы.
ЯН. Что это ты так о себе уничижительно — никто? Это не так.
ИННА-НАСТЯ. Не беспокойся, я себе цену знаю.
ЯН. Ненавижу себя, когда болею. Я без дела старею сразу лет на десять.
ИННА-НАСТЯ. Но ты же говоришь, что у тебя все здесь (показывает себе на голову).