Спальня хозяев. На широкой кровати лежит Мезгирь.
МАРГО (щупает ему лоб). Полежишь один? Надо держать на контроле, а то мало ли.
МЕЗГИРЬ. Похоже, перина пуховая. Хозяева любят комфорт. Я весь утонул. Весной махнем куда-нибудь к морю? Вдвоем? Только без твоих детей, ладно? Устал я что-то. Может, не надо этого ничего? Может, я уже никому не нужен?
МАРГО. Ты очень нужен. Тебя слышат. За тобой идут.
МЕЗГИРЬ. Пока еще да. Так махнем? На лодочке отплывем и будем качаться на волнах…
МАРГО. К весне у меня семь месяцев будет.
МЕЗГИРЬ. Чего?
МАРГО. Беременности.
МЕЗГИРЬ. А сейчас сколько?
МАРГО. Четырнадцатая неделя.
МЕЗГИРЬ. Совсем незаметно.
МАРГО. Там замечать нечего, он грамм пятнадцать всего весит.
МЕЗГИРЬ. А от кого?
МАРГО. Хамский вопрос вообще-то.
МЕЗГИРЬ (садится на кровати). Я предупреждал — детей не хочу. Мне нельзя. Я в любой момент могу оказаться в тюрьме. Меня могут покалечить, убить.
МАРГО. Не беспокойся, двоих ращу — и третьего выращу. Мама поможет.
МЕЗГИРЬ. Нет, но посоветоваться можно было?
МАРГО. О чем? Трахаться с тобой или нет?
МЕЗГИРЬ. Не валяй дурочку! (Встает). Все, надоело мне здесь! Пусть хватают, бьют! Еще немного, и я сам тут забеременею! Тут в воздухе носятся сперматозоиды пошлости! (Идет в гостиную).
За столом снова собрались все.
НАТАЛЬЯ. Утка остынет, угощайтесь, пожалуйста! (Смотрит на часы). Господи, минута осталась! Владик, открывай шампанское! Телевизор включи!
МАТВЕЙ. Я открою. (Берет бутылку).
Куличенко включает телевизор. Слышно тиканье часов.
НИНА. Забыли! Желание надо загадать, примета же: что под Новый год пожелаешь — сбудется.
СНЕЖАНА. Ерунда. Сто раз проверяла…
КУЛИЧЕНКО. Лично я хочу пожелать мира во всем мире и чтобы…
НИНА. Молча! Надо молча! И самое важное!
Бьют куранты. Не двенадцать раз, а меньше — по числу присутствующих на сцене, — каждым ударом отмечая следующий монолог. Кто-то смотрит в пространство, улыбаясь, кто-то на другого — словно, загадывая свое желание, хочет подглядеть и чужое. Все говорят очень быстро.
НИНА. Детей хочу. Ребенка то есть, а хорошо бы двойню, я видела — в колясках двое едут, так здорово, так хорошо! И они сразу будут друзья. Мальчики. Или девочки? Нет сначала мальчики или мальчик, Матвею будет приятно, а потом девочку. И чтобы Матвей мне не изменял. Нет, одно желание. Родить ребенка. А свадьба? Не просто же так родить? То есть опять два желания — замуж и родить? Нет, это одно и то же, два в одном: замуж и родить. Одно из другого вытекает. Почему я не могу залететь никак? Не предохраняюсь же, хотя ему говорю, что предохраняюсь. А почему-то нет. Я читала: когда слишком частый секс, сперма не успевает созреть. Надо реже. Но мы и так не каждый день. Короче, родить. Маленький, розовый, улыбается: мама, мама, мама! Папа, папа, папа! Хорошенький мой, золото мое, красавчик мой!
МАРГО. Родить — и хорошо бы без кесарева. А то распашут до горла, знаю я их, да еще шов некрасивый сделают, а Сашка эстет, любит гладкую кожу, старый козел. Я ему разонравлюсь, бросит. Хотя и так бросит, это ясно. Сколько у него их было, я только очередная. И пусть. Родить без кесарева. А если большой? Черт с ним, пусть режут, лишь бы здоровый. Родить. А Сашка пусть выздоровеет. Это довесок. Пожелание с прицепом. И скорее бы домой, к своим. Маргоша ты, Маргоша, вечно ты хочешь всего и сразу!
КУЛИЧЕНКО. Выиграть в лотерею, купить квартиру и убраться от них к чертовой матери! Жить одному. Пришел, картошечки сам себе пожарил… Огурчики соленые… Водочки сам себе налил, сам выпил, никто в рот не смотрит. Лег, включил телевизор… Господи, всего-то для счастья как мало надо человеку! Нереально, нет, зачеркиваю. Ни разу не выигрывал ни в какую лотерею. А почему просто не уехать без всякой лотереи? Дымшиц вон уехал в Германию, правда, с семьей, и он еврей, ему легче, все бросил, лаборантом работал, а сейчас уже у него своя клиентура, косметические имплантаты ставит, огребает бешеные деньги… Почему нет? Сорок пять лет — не возраст. Башкиров в сорок восемь женился на студентке, ей двадцать лет всего. Нереально. Надо что-то реальное. Не уеду, да и не хочу. Хочу, чтобы у Нины все было хорошо. Да, это важно. Чтобы у нее все было хорошо, а остальное — нормально. Как было. Чтобы не было хуже, а у нее все хорошо, вот, это настоящее, чего хочу. И у Натальи чтобы… Я ведь люблю их, как ни странно. Родные мои… Хорошие… (Глаза увлажняются).
МЕЗГИРЬ. Хочу, чтобы мы стали настоящей политической силой со мной во главе. Не потому, что я нескромный, а просто лучше меня никто не понимает, что нужно делать. Это объективно. Нет. То есть да, но это и так произойдет, я верю. И в меня верят. Это и так будет, надо загадать что-то, что под вопросом. Как что? Голова же! Вдруг заражение, кровоизлияние, инсульт? Буду лежать парализованный, гадить под себя. Ни одна девушка с таким не захочет. А я это люблю, очень люблю. Загадываю: чтобы с головой было в порядке, чтобы я был здоров. Остальное приложится. Мне пятьдесят четыре скоро, в пятьдесят четыре Ленин умер. С ума сойти, мне будет столько, сколько Ленину! Всегда казался историческим стариком, его друзья так и звали — Старик. Дедушка Ленин. Какой на хрен дедушка, пятьдесят четыре всего! А лежал весь гнилой, ничего не соображал, с ложечки кормили. Я хочу прожить не меньше семидесяти пяти. Ага, так и пожелаем: прожить не меньше семидесяти пяти. Минутку, это же на всю оставшуюся жизнь, а надо на этот год. Тогда — голова. Чтобы с головой ничего не случилось. Главное здоровье, остальное приложится. Народное пожелание. Народ туп и ленив, ему ничего не надо, но иногда он попадает в точку. Остальное приложится. Точка.
НАТАЛЬЯ. Пусть они все исчезнут. А мне опять будет двадцать пять лет. Нет этой сволочной работы, этого Погосяна, Ниночке пять годиков, вся в кудряшках, глаза огромные, Владик молодой, красивый, веселый. Пусть невыполнимо, неважно, это не квартальный план. Хочу невыполнимого. Хочу счастья. Неважно, откуда, почему, за что, от кого. Хочу счастья — и все. У меня уже сто лет не было счастья, просыпаюсь, как на каторгу. Господи, дай мне счастья немножко, как там молятся? Хлеб наш насущный даждь нам днесь! Да. Счастье насущное даждь мне днесь. Хоть немножко, по минутке на день. Хотя бы, Господи! Я в тебя не верю, но как верить, если счастья нет? Я почти уже верю. Я почти уже счастлива! Я счастлива! Господи, спасибо тебе! В самом деле — вот муж, дочь, квартира хорошая, работа есть, дочь учится, замуж выйдет, да хоть и не выйдет, главное, все живы, здоровы, на столе всего полно, елка горит, разве не счастье? Я счастлива! Я счастлива — и ничего мне больше не надо! Обойдусь!
МИХАЕВА. Чего я хочу, чего хочу, чего хочу? Время же идет! Чтобы литературу оставили. Они же, идиоты, собираются литературу на факультатив перевести, законодатели хреновы, значит, у меня часов меньше, заработок меньше, чем я буду добирать, «домоводством», что ли? И какое воспитание у школьников без литературы? Что еще? Всего не пережелаешь, пусть оставят литературу. «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты!» Как без этого? Нельзя без этого! И так все отняли, Пушкина хоть не трогайте!
МАТВЕЙ. Пора перебираться в Москву, тут масштаб не тот. И как-нибудь без шума развязаться с Ниной. Девочка явно хочет больше, чем заслуживает. И слишком капризная уже сейчас, а что будет потом? В Москву, в Москву, в Москву! «Порше-каррера», трехэтажный дом в Подмосковье, участок два гектара, яхта, личный самолет, еще один дом во Флориде, место в Госдуме… Все, пока хватит, надо быть скромным.
СНЕЖАНА. Чего же я хочу? Это же страшно, я ничего уже не хочу. Я даже хотеть не хочу. Что со мной? Мне же не пятнадцать лет, это в пятнадцать я вены резала, дура, а сейчас что? Хочу любить. И чтобы меня любили. Не обязательно, обойдусь, пусть не любят, сама хочу любить. До смерти, чтобы всю наизнанку вывернуло, любить хочу, любить, любить!
У Игоря заклеен рот, но мы слышим его голос.
ИГОРЬ (поет). «Дывлюсь я на небо, тай думку гадаю: чому я не сокил, чому не литаю?! Чому мени, Боже, ти крилец не дав? Я б землю покинув и в небо злитав!»
Последний удар курантов. Матвей выстреливает пробкой. Звучит гимн. Под его звуки с грохотом падает дверь и в квартиру стремительно входят майор Кравцов и двое «космонавтов», которые сразу занимают позицию у входа.
КРАВЦОВ (подходит к телевизору и выключает его, оборвав гимн, оборачивается ко всем, элегантно козыряет). Майор Кравцов. (Улыбаясь, осматривается). С Новым годом!
МИХАЕВА. И вас так же. Мы тут случайно, мы в гостях, а тут такое безобразие…
КРАВЦОВ. Потом расскажете. (Игорю). Боец, ты что тут расселся?
Игорь мычит, показывает связанные руки. Кравцов делает знак одному из «космонавтов», тот развязывает Игоря, отрывает со рта скотч.
ИГОРЬ. Павел Сергеевич, я за ними бежал, а они… (Встает, достает шлем из-под стола, куда тот закатился, напяливает на голову).
КРАВЦОВ. Все ясно. Нападение на сотрудника правоохранительных органов, взятие в заложники.
МАРГО. Он сам на нас напал!
КРАВЦОВ. Маргоша, радость моя, не трудись! На этот раз дело серьезное, два-три года тюрьмы светит тебе. Кто твоих детишек кормить будет? Господин Мезгирь? Он сам тунеядец.
МЕЗГИРЬ. Попрошу при исполнении не оскорблять!
КРАВЦОВ. А кто при исполнении? Ты, что ли? Чего ты такое исполняешь? Ладно, марш на выход. Тебя там лимузин с решеткой ждет.
МЕЗГИРЬ. На каком основании?
КРАВЦОВ. Организация несанкционированного митинга. Не считая захвата заложника.
МЕЗГИРЬ. Никто его не захватывал! А митинг давно кончился.
КРАВЦОВ. Ведь опытный человек, а споришь. Ну, хорошо, за оказание сопротивления органам правопорядка.