ИРИНА. Тут написано: абсолютно все, что слышит и видит ребенок, откладывается в его сознании.
ВИКТОР. Тоже открытие.
ИРИНА. Знаешь что, давай при ней не кричать. И не ругаться. И вообще.
ВИКТОР. Это ты себе скажи. Я ей рассказываю анекдоты и пою смешные песенки.
ИРИНА. А ты ее себе представляешь лет в двадцать — двадцать пять? Какой ты ее представляешь?
ВИКТОР. Лучше всех.
ИРИНА. Я серьезно.
ВИКТОР. Ну… Красивой. Умной. Самостоятельной. Умеющей уважать чужое мнение. Доброй, не зацикленной на себе. Понимающей.
ИРИНА. Ясно. Это все то, чего не хватает мне?
ВИКТОР. Почему?
ИРИНА. Да это же ясно! (Показывает на монитор.) Вот тут тест: опишите, какой вы представляете идеальную женщину, добавьте приставку «не» и получите портрет своей жены! Или мужа.
ВИКТОР. Меньше читай всякую ерунду.
ИРИНА. Нет, все точно. Я некрасивая, неумная, несамостоятельная, я не уважаю чужое мнение, недобрая, зацикленная на себе. Что там еще было?
ВИКТОР. Меня радует твоя откровенность.
ИРИНА. Не отбалтывайся! Я давно знаю, что не устраиваю тебя. Если бы не ребенок, ты бы давно…
ВИКТОР. Ребенок появился только что! А до этого я с тобой пять лет жил.
ИРИНА. Потому что не подвернулось другого варианта. Тебя просто это устраивало. Ты легкий человек, тебя все устраивает. Но теперь не так легко, и ты сразу сдулся. Я знаю, о чем ты думаешь! Как найти предлог, чтобы свинтить отсюда. И найти опять девушку без детей и без проблем. Чтобы не мешала креативно мыслить.
ВИКТОР. Послушай…
ИРИНА. И заметь, кстати, в каком порядке ты все перечислил. Сначала красивая. Конечно, это обязательно! Нельзя гордиться женой, так хоть можно будет гордиться дочерью. (Меняет тон.) Но она красавица, правда. Я часами любуюсь.
ВИКТОР. Секундами.
ИРИНА. Ты и сам стоишь, смотришь все время. Вот она вырастет, а у меня найдут какой — нибудь рак, я умру, ты сделаешь ее своей любовницей.
ВИКТОР. Тебе к психиатру не пора сходить?
ИРИНА. Это тебе пора. Насчет сексуальных этих самых… Завихрений! Почему ты хотел только девочку, кстати?
ВИКТОР. Потому, что я не знаю, как воспитывать мальчиков. Я детьми до определенного возраста вообще не интересуюсь. Интересно, когда уже можно общаться, говорить. А так: агу, агу, тю — тю, сю — сю.
ИРИНА. А что ж ты то и дело с ней тю — тю, сю — сю? Я знаю! Ты ее вербуешь! Ты ее приучаешь, приласкиваешь, чтобы она тебя любила больше, чем меня! Знаешь, почему? Потому что тебя никто никогда не любил! Знаю я твоих маму с папой, они и себя-то не любят. И девушки тебя не любили. Тебя никто не любил. Вот ты и решил завербовать ребенка, чтобы тебя было, кому любить.
ВИКТОР. И ты меня, значит, не любишь?
ИРИНА. А ты не знал? Ты меня устраиваешь, не более того.
ВИКТОР. Не могу понять, зачем ты меня злишь? Чего добиваешься?
ИРИНА. Я — злю? Тебя злить — как в слона зубочисткой тыкать!
ВИКТОР. Знаешь, ты права. Если я хочу, чтобы наша дочь стала кем — то, главное — чтобы не похожа на тебя.
ИРИНА. А на кого? На тебя, что ли? Ни друзей, ни отношений ни с кем, тупо за компьютером сидит всю жизнь! (Пауза). Я поняла. Нам нельзя иметь детей.
ВИКТОР. Уже имеем.
ИРИНА (встает, подходит к ребенку, смотрит). Что я говорю, дура? Ты посмотри, какое чудо! Ведь это фантастика — из какой-то капельки, из ничего — целый человек.
ВИКТОР (подходит к ней, обнимает ее за плечи). Вообще-то я к этому имею отношение.
ИРИНА. Нет, правда. Ведь это чудо, это же новый мир появился. Я представить не могу, как это у нас ее не было?
ВИКТОР. Я тоже.
ИРИНА (оглядывается). Нет, правда, как это? Мы были, а ее нет.
ВИКТОР. Мне кажется, она была всегда.
Они стоят, прислонившись головами друг к другу и любуясь ребенком.
ИРИНА. На самом деле ты прав. Я иногда себя ненавижу. Я злая, я не умею любить. И даже знаю, почему. Потому что мои мать с отцом друг друга ненавидят всю жизнь. Он открыто, а она про себя. Так спокойно, нормально друг друга ненавидят. И я это очень рано почувствовала. Если родители друг друга не любят, им нельзя воспитывать детей. И рожать нельзя. Давай любить друг друга. Даже если не очень получается, надо попробовать. Ради нее.
ВИКТОР. Я и так люблю. Сейчас минут пять не любил, а теперь опять.
ИРИНА. Ты очень хороший. Спасибо тебе.
Та же комната. Некоторые изменения в расстановке вещей и мебели. Виктор стоит у двери в ванную, перекрикивает шум воды.
ВИКТОР. Мы же договаривались, никаких нянь! Что? Мою маму позовем! Или я временно перееду к ним, они согласны. А вообще я не понимаю, зачем тебе обязательно ехать!
ИРИНА (входит в халате, с полотенцем на голове). Объясняю сто двадцать восьмой раз! Ехать надо именно мне, потому что тогда я буду руководить проектом. А если поедет этот крысятник Мигунов, руководить будет он! Думаешь, мне прямо так охота в эту Черногорию, я там пять раз была уже! Надо, ты понимаешь? Этот проект мне принесет сто тысяч долларов, я сценарий написала, я все координирую! А потом могу года два не работать вообще!
ВИКТОР. Могла бы и сейчас не работать, у меня полно заказов, нам хватит.
ИРИНА. Как ты не понимаешь? У нас, если выключишься на год из этой гонки, потом уже не включишься! Контакты, связи, все будет у других!
ВИКТОР. Ты мать или менеджер?
ИРИНА. Минутку. Я что, если родила, то уже не человек? Я должна все бросить? А няню мне Света порекомендовала, говорит, замечательная женщина, чистоплотная, с опытом, бывшая медсестра, с детьми работала, что тебя смущает?
ВИКТОР. Ты ее сама видела?
ИРИНА. Света кого попало не подсунет!
ВИКТОР. Света одна! И ей деваться некуда! Кстати, вдруг эта няня симпатичная и молодая? А?
ИРИНА. Ты меня шантажируешь, что ли? Чтобы я согласилась отдать ребенка родителям?
ВИКТОР. И я бы переехал к ним на это время.
ИРИНА. Мы должны справляться сами. Они нас до сих пор считают детьми, мне это надоело. И еще. Только не обижайся. Они за эти пять дней так переделают нам ребенка, что мы ее не узнаем!
ВИКТОР. Ириш, не загоняйся. Как они ее переделают, она еще ничего не понимает.
ИРИНА. Она все понимает. Хорошо. Я сказала все, что хотела. Тебе не нравится. Хорошо. Тогда решение за тобой. Как скажешь, так и сделаю.
ВИКТОР. Поезжай конечно…
ИРИНА. Спасибо. (Целует его в щеку, снимает полотенце с головы, берет фен, идет в ванную). Поменяй памперс ребенку, не слышишь, она кричит?
ВИКТОР (идет к кроватке, наклоняется). Слушай, у нее температура, кажется.
ИРИНА (из ванной). Что?
ВИКТОР. У Марфуши температура!
ИРИНА (выходит, идет к кроватке, наклоняется, протягивает руку). Дай градусник.
Виктор ищет градусник. Не находит. Ирина присоединяется. Оба долго ищут градусник. Ирина находит его на книжной полке, он был засунут в книгу.
ИРИНА. Это ты вместо закладки?
ВИКТОР. Проверял, настолько ли Полуяров холодный писатель. Все современные писатели холодные. А в Достоевского засунул — сразу за сорок.
ИРИНА. Очень смешно, не забудь в Интернет выложить. Будет бешеный успех! (Ставит градусник).
Виктор подходит, вместе долго стоят над кроваткой.
ИРИНА (берет градусник, смотрит, хватает телефон, жмет кнопки; после паузы). Алло, «скорая»? Грудной ребенок, температура высокая. Тридцать девять почти. Вам сорок надо? Нет. Нет. Да вы приезжайте, сами все посмотрите! (Отключается, тут же набирает другой номер.) Петр? Я не лечу. Ребенок заболел. Да. Я знаю. Я знаю. Не знаю. Может, через неделю. Не знаю. Никогда! (Швыряет телефон на диван; Виктору.) Сколько раз я просила не распахивать окно?
ВИКТОР. Ребенку нужен свежий воздух!
ИРИНА. Гулять с ним нужно, приучать к воздуху!
ВИКТОР. Я гуляю! Я и так в парке, как идиот, один папаша, остальные все матери ходят. Одна даже спросила: а у вас мама что, болеет?
ИРИНА. Ты сам вызвался, сам же сказал, что устаешь сидеть!
ВИКТОР. Хорошо, сам! Один раз в неделю! Ты же не даешь! То дождик, то ветерок, то у нее нос позавчера мокрый был, то еще что-нибудь! Ты сумасшедшая мать, вы все сумасшедшие!
ИРИНА. Обливать холодной водой ребенка? Этого ты хочешь?
ВИКТОР. Это полезно!
ИРИНА. А сам почему не обливаешься?
ВИКТОР. Между прочим, я до тебя принимал контрастный душ, бегал по утрам…
ИРИНА. То есть я испортила тебе жизнь?
ВИКТОР. Догадалась наконец!
ИРИНА. Что тебе мешает уйти? Ребенок? Ты все сделал, как надо, простудил, она теперь может умереть, ты опять свободен.
ВИКТОР. Дура!
ИРИНА. Господи, когда же они приедут? Лучше бы я заболела.
ВИКТОР. Соседка из двести шестой, кажется, детский врач. Я у подъезда как-то слышал, с ней женщина насчет ребенка советовалась.
ИРИНА. Почему ты раньше не сказал?! Иди к ней, зови!
Виктор торопливо уходит.
(Берет телефон).
Затемнение. Крик ребенка. Потом — тишина. Появляется свет. Ирина стоит в прихожей.
ИРИНА (в дверь, уходящей соседке). Спасибо. Да, все сделаем. То есть ничего страшного, да? Спасибо. (Идет к кроватке, ставит градусник; после паузы смотрит). Уже меньше.
Слышна сирена «скорой помощи». Потом — звонок домофона. Виктор берет трубку.
ГОЛОС. «Скорую» вызывали?
ВИКТОР. Спасибо, не надо, все уже умерли. (Кладет трубку).
ИРИНА. Ты с ума сошел, так шутить?
ВИКТОР. А пусть знают… (Чувствует, что ляпнул глупость, слегка смущен). Я так, со зла… Они не виноваты, действительно, пробки… Раньше в семьях было по восемь детей и на такие вещи вообще внимания не обращали. Мы слишком над ней трясемся.
ИРИНА. Может быть.