Лишь один из писателей-патриотов – единственный за последние 15 лет – был запечатлен Ильей Сергеевичем. Случилось это после того, как Проханов сам написал и напечатал в газете «Завтра» роскошную полосу с фотографиями под шапкой «Империя Глазунова». Его портрет маслом с бабочкой на лацкане пиджака, сделанный тут же в самые короткие сроки, весьма выразителен…
Дядя Ильи Сергеевича – академик медицины и страстный любитель русской живописи Михаил Глазунов говорил племяннику в пору его студенческой молодости: «И Репин твой фигура многоликая, чтоб не сказать продажная, то царя бичует, то его рисует, а после него этого прощелыгу Керенского…» Можно только гадать, что он сказал бы сейчас Илюше, нарисовавшему столько «продажных прощелыг» нашей криминальной эпохи!
Умный и честный советский человек, обладавший хорошим художественным вкусом, «дядя Миша» не раз советовал племяннику уходить «от дешевой социальной критики, лежащей в основе многих работ передвижников». Слава богу, что он не успел увидеть «Мистерию XX века», «Разгром церкви в пасхальную ночь», «Костры Октября» и прочие аляповатые полотна, замечательные разве только гигантскими размерами…
* * *
Но дело не только в том, что у нашей новой элиты, из грязи попавшей в князи, в результате того, что она все «захапала и поделила», появились громадные деньги. Все несколько сложнее.
Какими бы монстрами-прихватизаторами или хищниками ни были эти «новые русские», но все равно ведь хочется в глазах детей и внуков, в памяти грядущих поколений остаться хоть в каком-нибудь ореоле благородства, благолепия, порядочности. А что для этого надо? Самое простое – пожертвовать на храм, что с успехом делали олигархи, «отстегивая» на строительство храма Христа Спасителя, о чем в храме говорит памятная доска, запечатлевшая их имена, или заказать парадный портрет великому русскому художнику-патриоту. Глядишь, сиянье его патриотической харизмы их грешные лики подсветит… Они ведь тоже люди. Помню, как однажды зашел я на кладбище Александро-Невской Лавры поклониться митрополиту Иоанну Санкт-Петербургскому и Ладожскому. Заодно прошел мимо могилок Собчака и Галины Старовойтовой, закономерно убиенной, поскольку, согласно мировому закону, всякая революция рано или поздно пожирает своих детишек… А наша-то революция – криминальная… Неподалеку от Собчака и Старовойтовой увидел монументальное надгробие, сверкающее отполированными гранями мрамора и базальта, и понял, что передо мной эпохальное захоронение еще одного дитятки, пожранного чудовищной матерью-революцией. Эпитафия на мраморе гласила:
Филиппов Дмитрий Николаевич.
1944 – 1998.
Великий гражданин, за Отчизну убиенный.
Память о тебе и делах твоих
навсегда сохранится в благодарных сердцах
народа России
Под надгробием покоился один из бывших комсомольских функционеров Ленинграда, ставший в 90-х годах то ли нефтяным магнатом, то ли владельцем морских портов и застреленный своими друганами-соперниками…
Но как хотелось его близким изобразить покойного русским патриотом, любимцем народа, «великим гражданином» (почти как Сергея Мироновича Кирова посмертно назвали!). Нет, неизбывна тоска у русских грешников по идеалу, по благодати, по святости, потому и становятся в очередь к Глазунову и просят: «Илья Сергеевич, сделай парсуну, за ценой – не постоим!..».
Люди сильны, но ход времени сильнее. Даже таким крупным и на словах независимым фигурам, как Илья Сергеевич, приходится склонять перед ним голову, соответствовать новой рыночной идеологии, присягать новым отношениям художника с властью.
А то, что за эти парсуны художник получал гонорары из ваучерных, украденных у нищей шудры грязных денег – ну и что? Деньги не пахнут. Но требуют от художника благодарности за переустройство жизни, осыпавшее его всяческими благами. И эта благодарность следует. Не прямо. Не по-лакейски подобострастно, а изощренно, по-глазуновски. Ведь главная отработка даже не в постоянной готовности изготовлять лики хозяев жизни, а в том, чтобы советскую эпоху унизить и «коммуняк опустить» как можно ниже. Размашисто и страстно выполняет эту социальную задачу потомственный дворянин Илья Сергеевич.
То заявит в телепередаче у Караулова, что в первые два месяца войны 5 миллионов советских солдат попали в плен[37]. То объяснит нам, что «реформы Столыпина дали возможность нам выиграть войну 1941 года» (а почему же тогда не выиграли войну 1914-го?). То чтобы мы не очень-то гордились «сталинским выкормышем» Георгием Жуковым, ошарашит доверчивых телезрителей историческим открытием – будто бы «Жуков, мне говорили (кто? – Ст. К.), не начинал сражения, если на одного немецкого солдата у него не было десяти советских». Особенно смешно было смотреть, как художник во время телеэфира вдруг ни с того ни с сего, прерывая разговор с дотошным Карауловым, вскидывал руку и вскрикивал не своим голосом: «Слава России!» Я говорю «не своим», потому что приветствие это с эсэсовским театральным выбросом прямой руки и воплем «Слава Украине!» было узаконено как ритуальное у бандеровцев и оуновцев на Западной Украине. Впрочем, идеологу единой и неделимой России и русскому монархисту простительно не знать таких мелочей из советской истории…
К истории у Глазунова свое, трепетное отношение. Во время телефонной беседы с читателями «Московского комсомольца» 30 августа 2004 года он так скажет учителю истории из средней школы: «Я считаю себя, после художника, профессиональным историком, который оперирует не идеологическими постулатами, а реальностью, фактами и документами».
Каковы же «факты и документы», на которые опирается профессиональный историк Глазунов?
Вот несколько отрывков из его книги:
«Уже с февраля – октября по 1923 год были уничтожены 18 миллионов человек».
Но этого Глазунову показалось мало, и на стр. 184 он пишет: «Подсчитано, что в XX веке около двухсот миллионов человеческих жизней, включая победоносную войну Сталина и его союзников против Гитлера, потерял русский народ и народы России». «Подсчитано»[38]…
«Говорят (кто говорит? – Ст. К.), однажды Сталин ночью вызвал к себе Ягоду и приказал создать тюрьму для личных врагов Сталина».
«Рассказывают (кто рассказывает? – Ст. К.), что годами позже Берия и Сталин любили вызывать из «зверинца» гигантского роста шведа Валленберга… Кто-то (кто именно? – Ст. К.) из бывшей обслуги «Сухановки» видел его, превратившегося в скрюченного, словно от ревматизма, старика».
«В конце 40-х годов в бериевском корпусе, по слухам (! – Ст. К.), еще существовала каптерка, где висели костюмы и маршальские кители с бирками фамилий врагов народа».
И так – до бесконечности: «говорят», «рассказывают», «по слухам», «как пишут военные историки», «у западных исследователей» – вот они все факты и документы «профессионального историка» Глазунова.
А вот еще один исторический перл:
«Многие историки (кто? – Ст. К.) доказывают, что он (Керенский. – Ст. К.) родился в тюрьме, будучи сыном цареубийцы Геси Гельфман […] и казненного народовольца Александра Ульянова» – то есть Керенский – прямой племянник В. И. Ленина.
Когда я писал эти строки, то услышал, как по «Радио России» некий доктор Дубровин рекламирует чудодейственные капли «Князь Серебряный», лечащие от всех болезней: «препарат проверен во многих ведущих клиниках», и понял, что «во многих ведущих клиниках» – фраза, родная глазуновской – «многие историки»; от обеих пахнет вольным или невольным мошенничеством.
Об уничтоженных Сталиным «60 миллионах» русских людей Глазунов вычитал у Солженицына. «Исторический факт», свидетельствующий о том, что в 30-е годы из ленинградской Лубянки с Литейного спускали по канализации столько крови расстрелянных за ночь жертв, что «с моста в Неве было видно красное пятно, которое разгонял специально прибывший катер», Глазунову по секрету сообщил еще один «профессиональный историк» – Аркадий Райкин.
Обо всех ужасах «сталинского зверинца» в подмосковной Сухановке, где сидели якобы только высокопоставленные враги народа, личные враги Сталина, художнику рассказал некий реставратор-архитектор, который тоже пользовался слухами:
«Меня уверяли (кто? – Ст. К.), что еще до войны были живы Зиновьев, Рыков, Каменев, Бухарин и другие. В подземелье сделали железные клетки, приблизительно в высоту один, а в ширину два метра… Отсюда и определение Сталина «мой зверинец». «Бывших наркомов и товарищей по партии приводили из клеток, и Сталин любил с ними беседовать за роскошным столом».
«Рассказывали (кто? – Ст. К.) также, что Сталин любил через глазок в стене наблюдать за допросами».
Вся восьмисотстраничная книга воспоминаний И. Глазунова наполнена слухами, сплетнями, анекдотами, фантастическими сюжетами. Один из его главных информаторов – тот же Аркадий Исаакович Райкин – поведал ему о некоем таинственном человеке, который в довоенные годы за пять минут до отхода «Красной стрелы» появлялся на перроне Московского вокзала, – дальше цитирую по книге Ильи Сергеевича:
«Проводники с затаенным ужасом смотрели, к какому вагону он направляется. Называли они его между собой «товарищ Смерть». Он садился, предъявив проводнику билет на одно из мест мягкого двухместного купе. Заказывал чай, читал газету, с улыбкой беседовал со своими визави по купе. Но проводник знал, что на станции Бологое, единственной остановке между Москвой и Ленинградом, он постучится в дверь к проводнику и скажет, что с его соседом по купе плохо. И самое удивительное, – внимательно посмотрел на меня Аркадий Исаакович, – что всякий раз санитары с носилками уже ожидали на перроне. Они аккуратно клали умершего человека на носилки, покрывали простыней, а поезд продолжал стремительно мчаться в ночи…».