На меня Куц даже не взглянул. Сделал вид, что забыл, как я месяц назад в газете работал. А здесь уже и бригада подъехала на обед, и стало секретарю не до воспоминаний.
Навернул секретарь тарелку борща, похрустел наважьим плавником, скушал гречневую кашу с котлетой. И начал разговор по душам, даже не дожидаясь компота.
— Сейчас многие говорят о том, что нам крайне необходимы модернизация и ускорение. И правильно говорят, — гнул секретарь партийную линию. — Но что такое модернизация применительно к прибрежному рыболовству? И что такое ускорение в рыбной отрасли? — и посмотрел на Витю Воронова. — Вот вы, например, что об этом думаете?
— Ну, не знаю, — пожал Витя плечами. — Наверное, надо, чтобы новые сети у рыбаков были, мотоботы как в Японии…
— А я слышал, у японских рыбаков есть такие сапоги с подогревом, на батарейках, что ли. Нам бы такие! — ввернул Сашка Каманин.
— Вот! — указательный палец у секретаря стал как восклицательный знак. — Я так и знал: сети, сапоги… И больше ничего?
Инструктор снова кивнул: так и есть, товарищ секретарь. Кроме тёплых сапог ничего народ не видит.
— Ускорение — это не сапоги! А модернизация — не просто сети и мотоботы, — загремел секретарь. — Модернизация и ускорение — это переход страны на новые экономические рельсы, развитие промышленного производства и сельского хозяйства, науки и культуры. Об этом говорил на октябрьском пленуме ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачёв…
И пошёл, и пошёл рассуждать про научно-технический прогресс, конвергенцию ВПК и внедрение новых форм хозяйствования в трудовые коллективы. А инструктор всё слушал и только кивал в ответ: дескать, правильно говорите, Михаил Сергеевич Куц! То есть Юрий Михайлович Горбачёв. Извините, совсем зарапортовался.
Нет, хороший получился разговор. Главное, что душевный. А рыбаку много ли надо? Поговорят с ним про ускорение, смысл модернизации объяснят — и почти счастлив рыбак. А сапоги с батарейками пусть японские самураи носят.
Отслушав своё, бригада засобиралась на лёд. Поднялся и Куц. Пожал руку бригадиру, небрежно кивнул остальным. И подался на улицу.
…Пройдёт года три, и мы встретимся в Южно-Сахалинске — в обкомовской гостинице. К тому времени Куц из вторых выйдет в первые секретари, а я стану собкором областной газеты.
С Куцем я встречусь, чтобы взять комментарий к материалу о выборах в Ногликский районный Совет народных депутатов. Выборы прошли с такими грубыми нарушениями, что потребовалось вмешательство областной газеты.
Материал обещал быть критическим, это Куц сразу понял. Надо было выяснить, какой именно информацией располагает журналист. Секретарь был в командировке и фрак дипломата с собою не взял. Пришлось повязать на себя фартук официанта.
Битый час Куц был сама любезность. Он беспрестанно добывал кипяток из литровой банки при помощи кипятильника и лично заваривал журналисту чай в стакане. Он расхвалил все мои материалы, начиная с 84-го года. И пообещал подписаться на областную газету на год вперёд. Потом зачем-то вытянул из кармана пухлое райкомовское портмоне и медленно переложил его в другой карман. А напоследок вдруг вспомнил мой давнишний борщ и сказал, что подобного борща не ел даже в ресторане.
— Кстати, время обеденное, а мы с вами что-то всё чай да чай… Может, спустимся в ресторан? — спросил Куц.
— Спасибо, я уже пообедал, — вежливо ответил я, и отправился в редакцию — писать критический материал. Тот самый. О скандальных выборах в Совет народных депутатов.
Зима — не самое щедрое время для рыбака. Одна навага да бычок, в прилове — камбала, корюшка, сельдь, да змееподобная рыба по имени бельдюга. Иное дело — летняя путина, особенно в нечётный год. Начинается всё с сельди, потом на нерест идёт горбуша, за ней — кета. Попадается и кижуч, но немного, хватает лишь, чтоб себя не обидеть.
Год 87-й был нечётным. Наша бригада стояла в Ныйском заливе. От Охотского моря залив отделяла песчаная коса километров двенадцать длиной и шириной метров двести. Вот на этой косе на возвышении и стоял наш рыбстан. А кухня — поближе к воде, на берегу залива.
Печь топили дровами. Истратив на завтрак припасённые с вечера поленья, я отправлялся на поиски очередного топлива. Как не странно, я его находил — в виде брёвен и брёвнышек, валявшихся на берегу, а то и целых стволов давно иссохших деревьев. Я подхватывал ствол и этаким муравьём волок его по песку поближе к кухне. Бензопилой резал ствол на чурбаки, остальное было делом топора и техники.
Глупая сахалинская нерпа — ларга — частенько заплывала в залив в поисках рыбы, рвала крылья у невода и вообще вела себя неприлично, отгоняя горбушу и лишая нас заработка. Тогда Коля Иванчихин снимал со стены охотничье ружье-пятизарядку и уплывал на моторке выяснять с ларгой отношения. Пара-тройка выстрелов, долетевших с залива, почти всегда означали, что рыбацкая справедливость восстановлена, виновные — наказаны, а на обед будет бифштекс из нерпичьей печени и жаркое из прочих субпродуктов. Нерпичьи шкуры предприимчивые азербайджанцы отправляли на родину. Так что если когда-нибудь встречу на Кавказе шапку из нерпы, обязательно спрошу: а не Таймураза ли это работа?
Когда начался рунный ход горбуши, про жаркое из нерпы пришлось забыть. Каждый день мы заливали рыбу в кунгасы. Половина бригады оставалась на неводах — перегонять горбушу в садки, а другая половина садилась на "дорки", брала кунгасы на буксир — и волокла их в устье Тыми — сдавать улов на базу.
Я как-то пробовал стоять на руле. Ничего сложного. Главное, ориентироваться по вешкам, чтобы на песчаную банку не угодить.
— Держи левей, — говорил мне Славка-нивх.
— Нет, держи правей, — поправлял его Петров.
Я держал прямо и думал лишь об одном: и почему здесь не Тихий океан, в котором банок нет по определению?..
В середине августа ход горбуши пошел на спад, и появились гонцы кеты. Мы брали кету до конца сентября. Потом сняли невода. И отправились в колхозную кассу — за деньгами.
4.
Моя третья путина прошла как-то бледно, в смысле, безденежно. Навага шла худая, словно нагуливалась не в Охотском море, а где-нибудь в Поволжье, кормового бычка было мало. Зверосовхоз в Поронайске в тот год явно держал своих норок на диете.
По весне открылась вакансия на районном радио. Расставшись с основательно поднадоевшей кухней, я уволился из колхоза и вернулся в "Знамя труда". Открывалась возможность почувствовать себя немножко Левитаном. Всего-то и разницы: Левитан из Москвы вещал, а я буду вещать из Ноглик. Радиостудия размещалась в здании районного узла связи, так что в редакции можно было появляться всего два раза в месяц — в аванс и зарплату.
Вещать оказалось проще, чем я думал. Передача складывалась, как детские кубики: блок новостей, интервью, репортаж, на закуску — объявления. И всё. С музыкальными перебивками проблем не было: пластинок в радиоузле было много, на любой вкус. Спасибо Кравченко: толк в патриотических песнях и партийных маршах она знала.
Самое трудное было — это заставить человека говорить на микрофон. Обычная ситуация: магнитофон выключен — товарищ чешет как по маслу, речь яркая, образная, цифр, имён и фамилий на три передачи хватит. Однако стоит лишь магнитофону заработать — всё! Словно бы подменили человека. Начинает то экать, то мекать, то букву "р" не выговаривать. Не то что цифру или факт, — запятую, и то из товарища не вытянешь.
Бывало и такое: поднесёшь человеку микрофон, а он — цап его! — и ко рту поближе. Наверное, думает, что от этого цифры будут звучать убедительней. Или факты — весомей. Отберёшь микрофон, а человек обижается. Начинает Ваньку валять: то глубину пробуренной скважины в километрах озвучит, а то суточный дебит нефти в баррели переведёт.
Эканье вместе с баррелями я вырезал из интервью при помощи обычных ножниц. Соединял куски магнитной ленты клейкой лентой, потом сматывал на пустую бобину — и в нужный день и час запускал в эфир. В качестве перебивки часто ставил Высоцкого: для материала о реабилитации жертв репрессий 37-го года лучше чем "Банька по-белому" музыки не придумаешь.
Начиналась перестройка, Обллит дышал на ладан, и партия на Высоцкого закрывала глаза. Пару раз погрозили из райкома пальчиком — и отстали.
Накануне 1 мая мне позвонил третий секретарь райкома партии С. Кувшинов (он отвечал за идеологию).
— На демонстрации надо будет озвучить прохождение праздничных колонн перед трибуной. Мы решили поручить это вам. С редактором согласовано, — огорошил меня секретарь.
— Боюсь, что не справлюсь, я плохо твёрдый знак выговариваю, — попытался я отшутиться, да не тут-то было!
— Вы работаете на радио, вам демонстрацию и озвучивать, — надавил секретарь. — Вопрос согласован на бюро, редактор в курсе дела.
Крыть было нечем. Три дня я усиленно тренировался выкликать лозунги, призывы и здравицы. Все горло буквами исцарапал. Ох, и тяжек же хлеб у работников радио, скажите, товарищ Левитан? Прямо хоть бюллетень выписывай.
И вот уже 1 мая, праздничная трибуна. В центре, понятно, первый секретарь Ю. Куц, рядом с ним — председатель райисполкома В. Середа, справа и слева от них — освобождённые секретари местных парторганизаций. А спины им прикрывает сплошной партхозактив — руководители предприятий и организаций.
Я где-то сбоку, перед микрофоном. В руках у меня сценарий празднования Дня солидарности трудящихся. Что там идёт первым номером? Праздничный митинг с выступлениями руководителей района? Ладно, послушаем…
Выступила партия с райисполкомом, комсомол с ветераном, ударник пятилетки со школьником. Грянула из динамиков бодрая музыка. Пошла, обвешанная флагами и транспарантами, колонна трудящихся. И покатился над праздничными головами мой беспартийный голос:
— Вот идёт трудовой коллектив… Наши славные буровики… Доблестные нефтяники… Передовые строители… Уважаемые колхозники… Выше знамя социалистического соревнования… Ура, товарищи!..
— Ур-р-ра-а!.. — бодро доносится в ответ. Ну, чем не Красная площадь в миниатюре?