три круга избранных, в святилище высокой моды. В то время как многие в Париже избегали общения со мной по вопросам, не связанным с работой (по делам им приходилось со мной общаться, так как я был редактором WWD), Бетти Катру любила и ценила меня за то, какой я есть, а не за то, что я делаю. В модных кругах это было большой редкостью.
Бетти не преследовала никаких личных интересов и позволила мне близко познакомиться с Ивом Сен-Лораном. Ив, который любил повеселиться с Бетти, сбегал от подавляющего Пьера Берже и расслаблялся в зоне комфорта со своей подругой и «близнецом».
Однажды утром Бетти позвонила и сообщила, что мы в субботу встречаемся у Ива дома, откуда втроем пойдем в ночной клуб для геев Club Sept – она обо всем договорилась. Воодушевленный прекрасными отзывами, которые я дал о его коллекции в WWD, Ив условился с Бетти организовать нашу встречу без Пьера Берже, который хотел контролировать все аспекты жизни своего бывшего любовника. У Пьера временами были непростые отношения с Ивом. Они жили то вместе, то по отдельности, в разных холостяцких квартирах. Тем не менее они продолжали вместе работать на их общую империю.
Я был так взволнован. Что мы будем делать? Что мне надеть?
«Что ты наденешь?» – спросил я Бетти. Как глупо с моей стороны.
Конечно же, она будет в чем-то черном, позаимствованном из предыдущих коллекций Yves Saint Laurent. И тут мне пришла в голову идея: я попросил Бетти одолжить на вечер в Yves Saint Laurent великолепный стеганый жакет из золотой парчи с широкими рукавами, отороченными черной норкой, из осенне-зимней коллекции «Опиум». Я настаивал на том, чтобы она попросила привезти ей домой оригинальный образец из коллекции от кутюр, который я надену тем вечером. Идея показалась ей неудачной, но она согласилась.
В субботу около десяти вечера мы встретились в белоснежной библиотеке на первом этаже апартаментов Ива. Ив уже ждал нас, а на белом диване лежал золотой жакет. Бетти сказала Иву: «Андре мечтал его надеть!» Я примерил жакет, и, конечно же, он мне не подошел: я был слишком высок, хотя и строен. Жакет был рассчитан на женские плечи. Рукава были коротки сантиметров на двадцать. Я выглядел смешно. Бетти надела жакет, и он смотрелся ослепительно. Но на ней уже был черный брючный костюм Yves Saint Laurent. Похоже, не судьба была жакету увидеть свет.
“ Люди думали, что мы были любовниками, но это не соответствует действительности и никогда не соответствовало.”
Пьер Берже всегда опасался, что Ив сойдет с катушек, если будет слишком много выпивать и кутить. Что и произошло тем вечером. Еще до выхода из дома Ива каждый из нас выпил по бутылке лучшей русской водки – безо льда, маленькими стопочками. Бетти и я видели Ива таким, каким его никто не должен был видеть: остроумным, бесшабашным и веселым хулиганом. Он смотрел на Бетти с улыбкой счастливого мальчишки, они напоминали мне брата и сестру из романа Жана Кокто «Ужасные дети» (Les enfants terribles). Мы по-французски обсуждали бродвейскую коллекцию и мой обзор. Она имела оглушительный успех, возможно поэтому Ив был в таком приподнятом настроении.
Пока мы болтали, внезапно поднялись клубы дыма: пепел с одной из сигарет Ива упал на подушки дивана! Ив курил не переставая, говорят, он мог выкурить больше ста сигарет за день. Мы потушили дым водой из ведра со льдом, едва избежав катастрофы. Справившись с задымлением, мы спрятали темный след от сигареты, перевернув подушку. Пьер ничего не узнает! Мы хихикали как дети, нашкодившие на школьном дворе.
Можно вообразить, как среагировал бы Джон Фэйрчайлд, если бы Пьер сообщил ему, что я участвовал в поджоге легендарной квартиры Ива – наполненной произведениями искусства и антиквариатом музейного качества. Я уверен, что меня, униженного и посрамленного, с позором отослали бы обратно в Нью-Йорк.
Итак, мы отправились в Club Sept и эффектно появились на танцполе на нижнем уровне. Нас встретили как VIP-персон и проводили в небольшой бар в глубине помещения, откуда мы могли наблюдать за происходящим. Там мы простояли около двух часов, не произнеся ни слова, глядя сквозь водочные пары, как танцует гей-тусовка со всего мира.
Карл Лагерфельд и Валентино устраивали вечеринки по случаю выпуска новых ароматов в один и тот же вечер весной 1978 года в Париже. Вечеринка Карла проходила в его квартире, и я решил сначала зайти к нему. Я не мог не пойти, но у Валентино мне тоже нужно было появиться, так как я освещал обе вечеринки на страницах WWD. Ротшильды, Брандолини – все ожидались там.
Палома Пикассо пришла на вечеринку к Карлу как его близкий друг. По большому счету, помимо меня, она была одной из немногих людей, кто мог дружить и с Карлом, и с Ивом. Наследница огромного состояния своего отца, Палома стала музой обоих дизайнеров. Она покупала свою бакелитовую бижутерию сороковых годов, винтажные шелковые платья и меха на лондонском рынке Портобелло-роуд и на парижском блошином рынке. Ив черпал вдохновение в ее стиле и создал целую коллекцию от кутюр весной 1971 года, задолго до моего появления на фэшн-сцене.
Когда я вошел в квартиру Карла, Палома подошла и взяла меня под руку. Она сделала второй круг, чтобы подхватить Карла, и завела нас обоих в гостевую ванную комнату, закрыв дверь.
Поскольку это была ванная комната в квартире Карла Лагерфельда, тесно там никоим образом не было. В ней даже была небольшая лестница, на ступеньках которой мы с Карлом и расположились в ожидании важных новостей.
«Мы собираемся пожениться! – воскликнула Палома. – И, Карл, я хочу, чтобы ты сшил свадебное платье». Мы вскочили, чтобы поздравить ее. Пришли ее жених – драматург Рафаэль Лопес-Санчес – и его друг из Буэнос-Айреса, Хавьер Арройэлло, и мы немедленно приступили к планированию того, что, несомненно, должно было стать грандиозным событием.
Конечно, я буду освещать свадьбу и приготовления к ней в WWD. Но просить Карла создать платье было смелым шагом. Чтобы сохранить мир, было решено доверить дизайн вечернего платья Карлу, а дневного туалета – Иву. Именно такой уровень дипломатии требовался, чтобы не налететь на подводные рифы в пучине фэшн-реальности.
В этой суматохе я потерял счет времени. Если я не появлюсь на вечеринке у Валентино, пропал материал для WWD. Проблема заключалась в том, что вечеринка Валентино была в Maxim’s и требовала black-tie дресс-кода. Мне нужно было ехать домой, через весь город, в четырнадцатый район, переодеваться и потом возвращаться на Правый берег в Maxim’s. Для этого уже было слишком поздно.
«По этим пробкам я ничего не успею!» – огорченно воскликнул я. Палома даже прервала обсуждение своих новостей, чтобы заняться моей проблемой.
«Пожалуйста, не переживай. Я найду, что тебе надеть», – сказал Карл. Он вошел в свою гардеробную и достал сшитый на заказ черный кашемировый халат в елочку с бледно-розовыми подбортами и черным поясом с бахромой вишнево-красного цвета. Очень в духе Оскара Уайльда. Я надел одну из белых рубашек Карла, запонки, черную бабочку и свои серые брюки. Выглядел я потрясающе, но очень экстравагантно. Я колебался.
«Ты уверен, Карл? – спросил я. – Я и так высокий чернокожий мужчина. Стоит ли мне появляться на приеме Валентино с вечерним дресс-кодом перед самыми шикарными дамами Парижа в халате?»
«Он тебе очень идет, Андре», – сказал Карл.
«Андре, ты в нем отлично смотришься», – охотно подтвердила Палома.
Решено. Если Карл Лагерфельд говорит, что я одет как надо, значит, я одет как надо. Я пошел в халате.
Вся элитная тусовка Парижа ахнула, когда я вошел в Maxim’s. Но не в одних трусах же я заявился. Халат был от Hilditch & Key и, по всей вероятности, стоил тысячи долларов. Они жаждали сенсации, им нужен был повод почесать языки. Позже мне рассказали, что сам Валентино нашел мой вид забавным. И все же нарушение правил строгого дресс-кода в те времена не одобрялось.
Тут же доброжелатели принялись названивать Джону Фэйрчайлду: как ваш репортер посмел заявиться в Maxim’s не в смокинге? Для меня это было незначительным отступлением от принятых норм.
На следующий день Бетти Катру позвонила мне, чтобы сообщить, что весь город только и говорит, что о моем халате.
«Я уже в курсе», – сказал я.
Тогда я этого не осознавал, но Бетти Катру, заступаясь за меня, ссорилась со многими своими шикарными друзьями. Благодаря ее вмешательству негативная реакция на мой гардероб постепенно развеялась. Парижский бомонд и высшее общество просто вынуждены были принять эту черную американскую фасолину.
Карла Лагерфельда эта история позабавила. Великая Анна Пьяджи позже написала в своей колонке в итальянском Vogue о скандале с моим халатом. Заметка сопровождалась цветной иллюстрацией Карла Лагерфельда.
Брак Паломы был зарегистрирован на гражданской церемонии в мэрии, где присутствовали только близкие друзья и родственники. Мы с Карлом пришли вместе. Там был Ив со своей свитой и Анна Пьяджи. На дневную церемонию Палома надела сшитый на заказ ансамбль из бродвейской коллекции Yves Saint Laurent: белый жакет, черную юбку, красную блузу и красную шляпу с пером авторства Ива. Она больше походила на Марлен Дитрих, чем на невесту.
Для вечернего приема Карл одел Палому в наряд цвета спелой вишни в форме двух сердец, в котором ее сфотографировали все журналы. Он устроил в честь молодоженов великолепный ужин в стиле восемнадцатого века в своем доме.
Дневные мероприятия я посетил в выданном мне Валентино льняном костюме, а вечерний комплект состоял из смокинга с фигурными лацканами и брюк, сшитых в Christian Dior, на авеню Монтень, где я приобрел его в кредит с большой скидкой. На мне также были слипоны с бантами, созданные на заказ Маноло Блаником.
Каждый, кто что-то представлял собой в Париже, присутствовал на свадебном ужине Паломы. Это был один из тех редких случаев, когда Карл Лагерфельд и Ив Сен-Лоран в буквальном смысле могли оказаться в одном пространстве одновременно. За столом собрались порядка пятидесяти человек, включая Ива и Пьера; Фреда Хьюза, прилетевшего из Нью-Йорка без Энди Уорхола; хореографа Сержа Лифаря и Анну Пьяджи, которая была доверенным лицом Карла во всем и какое-то время являлась его музой.