В перерыве к нам обратились Кевин и Роберт, дизайнеры мужской одежды. Кевин спросил миссис Вриланд: «Можно до вас дотронуться?» Это выглядело так, словно они приблизились к святыне, или, в данном случае, святыня приблизилась к ним. Кевин осторожно коснулся слегка подбитого плеча черно-белого жаккардового костюма миссис Вриланд.
Талантливая самоучка из Америки, миссис Джонсон была настоящим визионером, обладала безупречным стилем и любила красоту, искусство и прежде всего моду. К моменту закрытия Ebony Fashion Fair в 2008 году за пять десятилетий она охватила сто девяносто городов Соединенных Штатов Америки, помогла начать карьеру знаменитым моделям, например Пэт Кливленд, прекрасному комментатору Одри Смальц, и поддержала талантливых чернокожих: Стивена Берроуза, Скотта Барри и Б. Майкла.
Я проработал в Ebony всего год, когда мистер Джонсон решил, что моя зарплата слишком высока для их бюджета. Мистер Джонсон уволил меня, а вот с миссис Джонсон мы остались друзьями. Это было для меня важно, и я никогда не жалел о том годе в Ebony.
Между утренним шоу и дневной презентацией первого показа Карла Лагерфельда для Chanel кутюр двадцать пятого января 1983 года.
Американская модель Бонни Берман стала звездой этого показа. Она была одной из лучших моделей, когда-либо мне встречавшихся, а также одной из самых милых. Здесь она одета для своего последнего выхода —в изысканное белое платье из крепа, скроенное как рубашка, с большими карманами на лифе, вручную расшитое по краям бисером в ателье Lesage. Источником вдохновения для платья послужили воспоминания Карла о своей матери.
Фотография Артура Элгорта
VI
В 1982 году Карл Лагерфельд объявил, что принял пост креативного директора Chanel. Парижский улей интриг и зависти гудел от такой новости. Vogue писал, что все только об этом и говорили. То, что Карл Лагерфельд, не будучи французом, занял столь высокую должность в Chanel, стало, несомненно, знаковым моментом. Алисия Дрейк в своей книге «Прекрасное падение» (The Beautiful Fall) писала, что восхождение Карла на модный олимп «было черным днем для Дома Yves Saint Laurent».
Грейс Мирабелла, главный редактор Vogue, рекомендовала Карла президенту Chanel Китти Д’Алессио. В течение года Карл, не афишируя этого, совершал поездки в Лондон, где встречался с Китти с глазу на глаз. Она была уверена, что только Карл сможет влить свежие силы в знаменитый бренд, который находился на последнем издыхании с тех пор, как в июле 1971 года умерла сама Шанель. Карл никому не рассказывал о своей новой работе и держал эти переговоры в секрете, обсуждая их исключительно со своими доверенными юристами.
Двадцать пятого января 1983 года ровно в одиннадцать часов утра дебютная коллекция от кутюр Карла Лагерфельда была продемонстрирована в легендарном салоне Chanel на улице Камбон, 31, с его элегантной изогнутой лестницей с бронзовой балюстрадой, той самой, где часто сидела Коко Шанель, наблюдая за собственными дефиле. Хотя я не работал официально ни на какое издание, Карл купил мне билет из Нью-Йорка в первом классе и полностью оплатил мой счет в отеле Saint James Albany. Это был самый важный дебют в жизни Карла, и он хотел, чтобы я на нем присутствовал как его близкий друг. Я был этим очень тронут.
Что бы там ни происходило в моей жизни до этого дня, в итоге я сидел в первом ряду в тот самый момент, когда мир фактически наблюдал смену караула и новый рассвет высокой моды в Париже, ее столице. На мне был серый костюм в клетку в стиле герцога Виндзорского и невероятно эффектное пушистое макси-пальто из белого мохера из мужской коллекции Перри Элиса, которое подарил мне этот милый и щедрый человек. Желтовато-коричневые перчатки из лучшей замши были куплены в Лондоне, в Huntsman, где мне шили на заказ костюмы.
“ Восхождение Карла на модный олимп «было черным днем для Дома Yves Saint Laurent».”
Я преклонялся перед Карлом, словно младший брат перед старшим. В своей первой коллекции Карл без пиитета отнесся к десятилетиям изысканности Chanel. Он продемонстрировал образы в неожиданном духе ретро, с элементами эстетики Chanel двадцатых и тридцатых годов, но при этом без нафталина и архивной пыли. Очень красивые темно-синие или черные платья из крепа, опоясанные золочеными цепями, дополняли белые перчатки до запястья, золотые браслеты с переплетенными буквами СС – вездесущим логотипом Chanel, стразы и обручи с бантом как у Алисы, которые фиксировали гладко уложенные волосы точь-в-точь как в голливудском классическом черно-белом кино.
Инес де ла Фрессанж, французская модель, которая внешним видом и раскрепощенностью напоминала саму мадемуазель Шанель, вышла на подиум в черном соломенном канотье наподобие тех, что надевают на трибуны спортивных соревнований, на шопинг или на ланч со светскими подругами, и с единственной нитью жемчуга. Эти аксессуары гармонировали с мягкими дневными жакетами из буклированного твида с золотыми пуговицами, подкладка которых крепилась на золотых цепочках, а лацканы из ткани с тем же принтом, что и платье, были сшиты вручную.
Невероятное платье – любимейшее платье Карла – предназначалось для одного из последних выходов. Его демонстрировала американская модель, блондинка Бонни Берман. Платье было из белого плотного шелкового марокканского крепа, с короткими рукавами, длиною в пол.
На груди было два больших накладных кармана, которые, как и края лацканов, были вручную расшиты золотым бисером мастерами знаменитого Дома François Lesage, сотрудничающего с Chanel и другими известными Домами моды с 1930 года.
Бонни шла по подиуму в этом платье непринужденно, но энергично, как это делают американцы, живо и без намека на пафос. Это смотрелось так, словно она только что вышла из душа, надушилась Chanel № 5, повязала на голову репсовую ленту, чтобы челка не падала на лицо, и нанесла немного помады на губы. Она двигалась по узкому проходу между двумя рядами золоченых стульев подобно спортсменке с безупречной выправкой и естественной улыбкой. Диаметральная противоположность Инес де ла Фрессанж, чья элегантность была легкой, беззаботной и очень аристократичной. Инес появлялась в новых нарядах и смотрела на публику так, будто она прибыла на скачки Prix de Diane в Шантийи или на посольский прием в лимузине с шофером в серой униформе, перчатках и фуражке.
Сидя в этом зале, где под мягкую музыку, подобранную Карлом, проходило дефиле, я мгновенно почувствовал эмоциональный подъем: место в первом ряду – самое важное на любом модном показе – означало для меня кульминацию моего пути. Мне повезло быть другом Карла Лагерфельда. Ни цвет кожи, ни мое скромное происхождение, ни нынешнее отсутствие работы не имели значения. Здесь собралось, наверное, более двух сотен гостей, и тем не менее я наблюдал из первого ряда, как творилась история.
Во время показа все хранили молчание. Первый ряд представлял собой череду безмолвных неподвижных сфинксов. Любые аплодисменты могли создать эффект взорвавшейся в зале хлопушки и отвлечь от плавного ритма фэшн-шоу. В течение многих десятилетий люди соблюдали принятые для парижских показов от кутюр каноны: никаких хлопков до конца дефиле. Полная тишина, никакого обмена мнениями. Это было похоже на мессу, разве что основной задачей здесь было продать идеи дизайнера состоятельным женщинам. К моменту кульминации шоу, хотя пресса, казалось, приняла коллекцию спокойно, мои эмоции зашкаливали и я начал громко аплодировать. Меня не волновало, что это могло показаться неподобающим, я хлопал всегда.
Коллекция, вдохновленная самой жизнью Шанель, оказалась великолепной. «Это похоже на новую постановку пьесы, – сказал Карл после шоу в интервью Сюзи Менкес для International Herald Tribune. – Молодежи важно прикоснуться к ее стилю, и это должно их увлечь!»
В тот день Карл Лагерфельд закрепил за собой статус нового императора моды и гения, с которым Дому Yves Saint Laurent придется считаться. Джон Фэйрчайлд звал его «Кайзер Карл». Год спустя он представил свою первую весеннюю коллекцию прет-а-порте. И вплоть до своей смерти создавал глобальный бренд и имидж, которые не смогла бы создать и сама Коко Шанель.
Это был исторический момент для Карла Лагерфельда.
Я дважды проходил собеседования в Vogue. Первый раз в 1980 году, вскоре после моего отъезда из Парижа и ухода из WWD/W. Я был знаком с великим Александром Либерманом, главным редактором издательства Condé Nast. Именно он уволил Диану Вриланд; она с этим так и не смогла смириться и называла его «этот желтый русский». Но я бывал в его загородном доме с четой де ла Рента и знал его супругу Татьяну, великолепную женщину.
Мистер Либерман был одет в темно-синий костюм и носил аккуратные, ухоженные усы. У него под столом стояло устройство, автоматически закрывающее дверь. Поэтому, когда я сел напротив него, дверь за моей спиной захлопнулась. Я сказал ему, что хочу работать в Vogue. Он тепло улыбнулся и ответил: «Я думаю, вы блестящая кандидатура. Но, если вы хотите стать частью команды Vogue, спускайтесь вниз и убедите в этом Грейс Мирабеллу».
«И только-то?» Я знал главного редактора Vogue по коротким встречам на мероприятиях, и мы лишь здоровались, но, судя по ее репутации, она не любила ярких персонажей. Грейс Мирабелла одевалась в бежевый кашемир и была крайне сдержанна. Ранее она занимала должность ассистента Дианы Вриланд, но была полной ее противоположностью во всем. Мистер Либерман вел себя весьма любезно, но мы оба знали, что он ставит передо мной невыполнимую задачу.
Я направился в офис Грейс с заготовленной заранее речью. На ней были безупречные брюки Yves Saint Laurent, совершенно в стиле Vogue. Свои волнистые серебристые волосы она укладывала в классической манере. Очень элегантно и очень просто.
Как только я начал говорить, она меня перебила. И я смолк из уважения.
«Я вас помню по парижским показам. Вы сидели в первом ряду с Мэриан МакЭвой на шоу Claude Montana и как сумасшедший аплодировали коллекции. А затем я вас увидела на показе Thierry Mugler, вы так же громко хлопали. Зачем?»