«Это тебе», – сказал он и протянул мне маленькую голубую коробочку. Внутри был орден Британской империи, врученный ему Елизаветой II, королевой его родной Англии.
«Ты, словно Крысолов, созвал ко мне людей. Они шли под твою дудочку», – сказал Джон.
Его подарок и признание меня ошеломили. Это был один из наиболее значимых моментов в моей жизни. Я храню коробочку и орден в сейфе до сих пор.
Гальяно понимал меня, а я – его. Я чувствовал, на какой он волне, где черпает источники вдохновения. Раньше меня обвиняли в том, что я сплю со всеми дизайнерами, но правда такова: я вживаюсь в их мечту, я принимаю их мечту, я становлюсь частью их мечты. Мы близки с Гальяно на человеческом уровне. Он гений, визионер, поэт. Безумный поэт, как Рембо, Верлен или Бодлер. За всем его экстравагантным романтизмом стоит серьезное мастерство, превосходное знание своего дела. Он понимает, как заставить платье элегантно струиться, подчеркивая женское тело.
Тот показ в доме Сао Шлюмберже был переломным моментом в истории моды. Я думаю, Джон его никогда не забудет. Он становился все более знаменитым, грандиозным, влиятельным. Это было суждено ему изначально. И, конечно же, как Икару, ему суждено было пасть.
Стивен Робинсон перешел вместе с Гальяно в Givenchy, а затем в Dior. Он был правой рукой Гальяно, а вот Аманда Харлек, его креативный директор, почему-то осталась за бортом.
Внешне, возможно, это не выглядело как что-то принципиально важное. Но я понимал, насколько значимую роль играла Аманда в творчестве Гальяно. Когда мы только познакомились, Анна послала меня снимать ее дом в Глин Сайварч, древнее семейное валлийское гнездо семьи Харлек. Раньше это было великолепное загородное поместье, но теперь особняк находился в плачевном состоянии. Книги в переплетах из золоченой кожи следовало бы отправить в музеи. Набивка вылезала из всех дыр ветхих шелковых сидений стульев эпохи Георга III. Сотни летучих мышей с их ядовитым пометом захватили каменный амбар. Но Аманда была выше подобных мелочей и хранила верность стилю среди разрухи.
“ Много лет спустя у Гальяно случился срыв. Что еще хуже, это произошло на публике и было записано на видео.”
Редактором съемки должна была выступить Изабелла Блоу, меня же Анна попросила быть на подхвате и помочь, если что-либо потребуется. Естественно, Изабелла не могла себя заставить даже взбить подушку, поэтому в итоге всю работу выполнял я, а она только крутилась вокруг с разговорами. Мы с ней серьезно сцепились из-за того, что она отказалась возиться с пылесосом.
В перерыве мы с Амандой сбежали от разглагольствований Изабеллы на пляж. Пока мы прогуливались, Аманда собирала осколки стекла и камней из пены прибоя Ирландского моря.
«Это для чего?» – спросил я.
«Я отправляю их Джону. Это цвета, которые нам нужно использовать в следующей коллекции».
Вот так она работала. С тех пор мы подружились. Аманда уникальная женщина, хрупкая, но знающая свое дело. С оксфордским образованием. Она писала сценарий шоу как роман, и именно с этого Джон начинал создание своей коллекции.
Зная все это, я был удивлен, узнав, что Гальяно не побеспокоился о должности для Аманды в Givenchy. Она долгие годы оставалась его музой и была рядом в самые непростые времена. Я думал, что о ней позаботились, но ходили слухи, что это не так.
Аманда тогда находилась в процессе развода со своим супругом лордом Харлеком. Справедливости ради замечу, что она получила от него неплохие деньги. Леди Харлек (она сохранила свой титул) переехала на ферму в Шропшире со своими двумя детьми, Таллулой и Джассетом. Я отправился в Шропшир на съемку для Vogue.
Страстная наездница, Аманда держала лошадей. Огромных лошадей, на которых она взлетала легко, как перышко. Они прыгали через препятствия и тому подобное. Я сфотографировал ее верхом на одном из этих великанов – получился прекрасный снимок.
В ту ночь было холодно, мы с Амандой устроились у камина, и она разоткровенничалась. Ее расходы были огромными, а зарплата в Givenchy – ничтожной. Гальяно и Стивен Робинсон были приняты в Dior с солидными зарплатами и бонусами. Но Аманде Dior почему-то вообще не сделал предложение. Гальяно был так сосредоточен на себе, что не подумал об Аманде. Он даже на звонки ее не отвечал.
В своих бесконечных ночных беседах по телефону с Карлом я невзначай упомянул, как Гальяно обошелся с Амандой. Карл никогда не отзывался плохо о Гальяно, потому что знал: это настоящий природный талант. Хотя никаких восторгов по поводу коллекций Гальяно я от Карла тоже не слышал. Мы обсуждали, кто заказывает одежду от Galliano – мадам Шлюмберже, Энн Басс – и что заказывает Анна Винтур. И тут я сказал: «Знаешь, ведь Аманде в Dior не платят». Если преподнести ему информацию определенным образом, что-то могло из этого выйти. Он не среагировал сразу же, и это означало, что он в раздумьях.
«Приведи ее завтра на показ, – сказал он. – Но пусть сначала она зайдет в бутик и выберет себе все, что ей понравится». Это была магическая формула: он заинтересовался.
Я позвонил Аманде и предложил ей встретиться со мной на ступенях бутика Chanel на улице Камбон ровно в девять сорок пять утра. Шоу начиналось в одиннадцать, но для нас бутик открыли раньше. «Забегаешь туда, хватаешь все, что захочешь, – шляпу, туфли, перчатки, сумку. Одеваешься, оставляешь старые вещи там, прыгаешь в машину, и мы сразу едем на показ».
Аманда выбрала темно-серый костюм с золотыми пуговицами, и мы уехали. Никто не поднял вопрос об оплате и не ожидал этого от нас.
Я понятия не имел, как все пройдет. Карл даже не был знаком с этой женщиной – он мог повести себя как угодно! Но у меня было предчувствие.
Когда мы подъехали, главный редактор французского Vogue Джоан Джулиет Бак стояла прямо у входа и, вытаращив глаза, наблюдала, как мы с Амандой выходим из машины. Аманда была одета в Chanel – трудно было не узнать золоченые пуговицы, крой, туфли. Джоан Джулиет подкралась, как кошка, готовая наброситься на мышь.
«Что ты здесь делаешь, Аманда?» – спросила Джоан, подняв брови в деланом недоумении.
«Да так, просто решила зайти», – ответила Аманда, не останавливаясь.
Но Джоан не унималась: «Андре, почему Аманда с тобой?»
«Продолжай идти, не говори больше ни слова», – прошептал я Аманде.
Мы сразу же проследовали за кулисы, и я представил Аманду Карлу. Между ними моментально проскочила искра. Словно любовь с первого взгляда. На него так подействовали ее респектабельное английское происхождение, достойное образование, безупречные манеры. И он был явно впечатлен выбором вещей, который она сделала в бутике Chanel (конечно же, я дал свои рекомендации Аманде, какой костюм и аксессуары ей выбрать!).
Прежде чем мы пошли занимать места, Карл оттащил меня в сторону: «Отведи ее в ателье от кутюр и скажи, что ей сошьют все, что она захочет». Между бутиком и ателье огромная финансовая разница. В бутике ты снимаешь готовую одежду с вешалки, а пошив от кутюр требует примерок! Это колоссальные деньги. И Карл не сказал, что она может выбрать какую-то одну вещь. Он сказал, что она может выбрать что угодно. Бесплатно!
Такое право выбора вещей от кутюр предоставлялось только женщинам, о которых Карл был чрезвычайно высокого мнения. Его контракт подразумевал, что он может одевать кого пожелает. Поэтому везло многим, включая супермоделей Наоми Кэмпбелл, Линду Евангелисту, Кристи Терлингтон и Клаудию Шиффер, которые запасались десятками дорогущих кашемировых двоек в бутике на улице Камбон.
На следующий день мы позвонили в ателье от кутюр и договорились о встрече. Аманда не была богатой дамой, как Сао Шлюмберже или Анна Винтур, и не одевалась обычно в кутюр, просто у нее было великолепное чувство стиля. Она вела себя очень уважительно в ателье и заказала длинное черное пальто, строгое, наподобие монашеского одеяния, и белое плиссированное платье.
Карл позвонил мне тем же вечером и сказал, что ему сообщили о ее заказе. «Это прекрасный выбор, – заметил он. – Думаешь, мне стоит предложить ей работу в Chanel?»
«Ну конечно же!»
Аманда не сразу согласилась уйти. Она была близка с Гальяно – они дружили много лет. Карл попросил меня поехать в ее дом в Шропшире на День благодарения и убедить ее перейти в Chanel. Было жутко холодно, так холодно, что я собственноручно собирал хворост для растопки и был вынужден попросить Ritz доставить мне мою дубленку Fendi. Она спасла мне жизнь, так как потребовалась неделя, чтобы убедить Аманду перейти в Chanel. Она вернулась в Париж, попросила достать из архивов знаменитые костюмы Chanel шестидесятых годов и сфотографировалась в них. Так она объявила миру о своей новой должности. С тех пор она ее не меняла.
Хотя Гальяно не очень красиво обошелся с Амандой, они оставались близки на протяжении того времени, что он возрождал Dior. Никто не смог бы повторить того, что он сделал для марки, справиться с этим мог только его гений. Гальяно внес огромный вклад в развитие моды. Он дурной человек, полностью потакающий своим желаниям, но в начале пути он был скромным. Чем успешнее он становился, тем больше портился его характер, разрушая все на своем пути. На собственных показах он требовал для себя личную VIP-гримерку, декорированную шкурами зебр, особыми диванами и прочее. Сначала это была небольшая импровизированная комната для общения с людьми, но со временем она начала утопать в роскоши.
Гальяно настоящий поэт. Я никого в жизни ни за что не осуждаю. У него были проблемы, в том числе со злоупотреблением наркотическими веществами. Всякий раз, когда у него случался кризис в Dior, его отправляли на лечение в швейцарские клиники.
Стивен Робинсон умер в возрасте тридцати восьми лет от сердечного приступа. Он был креативным директором Dior и собственной линии Гальяно и знал, что Гальяно хочет сказать, еще до того, как он об этом подумает. Стивен посвятил Гальяно всю свою недолгую жизнь, он все для него сделал.