Мои шифоновые окопы. Мемуары легенды — страница 31 из 52

Карл Лагерфельд делал для Vogue то, чего не сделал бы ни для кого другого.

Как человек из свиты кайзера, Анна по-прежнему ходила на все показы Карла и вела себя так, будто ничего не произошло. В мире Анны Винтрур нет споров. Ничто никогда не обсуждалось. Но Карл больше не брал трубку, чтобы поговорить об этой музейной ретроспективе.

Однажды Анна попросила меня позвонить Карлу.

«Он не подойдет к телефону, чтобы об этом говорить».

«Зайди ко мне в офис и соедини меня с ним».

Я исполнил указание и был выставлен за дверь, которая закрылась за моей спиной. Не знаю, что они сказали друг другу, но тема ретроспективы Chanel постепенно сошла на нет.

Лет через пять Анна снова спросила меня, может ли Карл, наконец, заинтересоваться выставкой. Я посоветовал ей еще раз обсудить с ним это. И на этот раз он сказал «да». Ретроспектива Chanel состоялась в музее Метрополитен в 2005 году. С Анной Винтур всегда так: она добьется своего, даже если на это уйдет несколько лет.

XII

Стефани Уинстон Волкофф, директор по рекламе Vogue, подошла к моему столу и сказала: «Мой ангел, тебе стоит прочитать это письмо». И протянула мне отпечатанное на элегантном бланке SCAD, Savannah College of Art and Design, официальное приглашение от основателя школы Паулы Уоллес. Она приглашала меня получить премию Fashion Icon Award («Икона стиля») и провести мастер-класс.

У меня не было особого желания ехать из Нью-Йорка в Саванну, но я был так очарован этим прекрасным письмом и польщен оказанной мне честью, что согласился принять предложение. Моя внештатная должность ведущего редактора Vogue позволяла мне браться за другие проекты и проводить время вне офиса.

В аэропорту Саванны меня встретил Дэнни Филсон, представитель SCAD. Он провез меня по интересным местам города и показал архитектуру и достопримечательности в центре. Мы зашли перекусить в чайную Gryphon, бывшую местную аптеку, где витал дух Древнего Востока: в китайском зале с отделкой из сандалового дерева книги были сгруппированы по цвету, а антикварные ящички для лекарств с ручками из слоновой кости были сохранены в неприкосновенности и добавляли очарования и тепла этому заведению.

За ланчем я узнал, что всеми своими яркими и уникальными достижениями школа была обязана Пауле Уоллес, основавшей SCAD в 1978 году. Паула вынашивала свою мечту о прогрессивном колледже искусств на Юге, соответствующем самым высоким стандартам.

Через неделю после того, как я получил награду Fashion Icon Award и вернулся на Манхэттен, президент Уоллес прислала мне еще одно элегантное письмо, в котором предлагала ежегодно вручать премию Андре Леона Телли за выдающиеся достижения на Senior Fashion Show всем, кого я сочту необходимым отметить. Ни в Нью-Йорке, ни в Париже мне никогда ничего подобного не предлагалось. Я с радостью согласился.

Первым получателем награды стал мой друг Оскар де ла Рента, прилетевший коммерческим рейсом из Коннектикута в субботу утром, чтобы вечером прийти на церемонию награждения. Дэнни и я встретили его в аэропорту и сразу поехали в резиденцию президента Уоллес. После восхитительного обеда Оскар направился в гостиничный номер и, отдохнув, переоделся для церемонии в сшитый на заказ костюм темно-синего цвета. Затем был организован прием для студентов и легкий ужин, известный на южном жаргоне как «трапеза».

Ее транс-шоу было грубым, непристойным и совершенно неадекватным.

Тем вечером я тайно пригласил Оскара на последнее представление Леди Шабли в гей-диско-клубе Club One. Леди Шабли, широко известная как героиня книги и фильма «Полночь в саду добра и зла» (Midnight in the Garden of Good and Evil), два раза в месяц приезжала в Саванну с шоу, о котором все говорили.

Мы забронировали места в первом ряду, и нам пришлось в течение часа терпеть «разогрев»: группа трансвеститов открывала рот под «фанеру» популярных хитов. Затем на сцене появилась Леди Шабли в темно-синем платье с блестками в стиле дизайнера Боба Маки. Ее транс-шоу было грубым, непристойным и совершенно неадекватным. Она вышла на публику, сильно разгоряченная алкоголем.

Леди Шабли пыталась изобразить сексуальность, вовлекая заплатившую за шоу аудиторию в интерактив. Под бьющим прямо нам в глаза прожектором она заявляла кому-нибудь из ничего не подозревающих зрителей: «Кстати, мэм, синий – определенно не ваш цвет. Но кому какая разница! Всем насрать!» Я боялся, что ее вульгарные шутки утонченный Оскар в его элегантном темно-синем костюме сочтет возмутительными.

Он сидел, аккуратно скрестив руки на груди. «Оскар, как она тебе?» – поинтересовался я. На его невозмутимом лице не отражалось никаких эмоций. Я подумал: не была ли идея привести Оскара де ла Ренту в это ночное транс-логово огромной ошибкой?

Затем он совершенно серьезно заявил: «Elle est tres raffiné»[25].

Я почувствовал большое облегчение. После того как шоу закончилось, мы пошли за кулисы в крошечную гримерную Леди Шабли, забитую шикарными вечерними платьями. Она была польщена вниманием Оскара и очень любезна.

Оскар был первым лауреатом моей награды. Вторую я вручил Карлу Лагерфельду, который из-за своего напряженного графика, включающего работу над коллекциями Fendi, Chanel и собственной марки, не нашел времени приехать в Саванну. Президент Уоллес и SCAD направили меня в Париж вручить ему награду лично.

Я позвонил своей хорошей подруге Элизабет Хаммер, видеооператору, которая тесно сотрудничала со мной во время специальных интервью для Full Frontal Fashion, еженедельной фэшн-программы на кабельном канале. «Элизабет, – сказал я. – Хочешь поехать в Париж и снять, как Карл Лагерфельд получает награду? Мы остановимся в отеле Ritz».

Ну разве могла она отказаться?

Мы пробыли в городе огней всего семьдесят два часа. Я вручил Карлу хрустальный шар прямо за его рабочим столом в ателье Karl Lagerfeld. В ответ он пожертвовал школе серию огромных фотографий для выставки в Красной галерее SCAD. На них были бледно-розовые вечерние платья из его прошлых коллекций от кутюр. Позже Карл передал SCAD всю коллекцию изображений.

Собираясь выезжать в аэропорт, я заметил Элизабет, спускающуюся по главной лестнице в лобби Ritz со всем ее багажом и съемочным оборудованием.

Своим привычным громовым голосом я воскликнул: «Элизабет, это же Ritz! Здесь никто сам не носит свой багаж! Это просто недопустимо!» Аннет де ла Рента никогда бы не увидели несущей что-либо, кроме дамской сумочки при выписке из отеля. Это Париж!

На следующий год награда была присуждена Миучче Прада, но я чуть не попрощался с жизнью, прежде чем успел вручить ее. За несколько дней до ее приезда я был в Гринвилле, штат Миссисипи, на свадьбе моей близкой подруги и одного из лучших авторов Vogue Джулии Рид. В шесть сорок пять утра я ехал в аэропорт, чтобы вернуть после свадьбы арендованный автомобиль Анны Винтур, и, уснув за рулем, пересек две сплошные, вылетел на полосу встречного движения и трижды перевернулся. В итоге я завис на ремнях безопасности вниз головой посреди хлопкового поля.

К счастью, я был пристегнут и не превратился в изувеченный труп. Подошел мужчина, отстегнул ремни и осторожно вытащил меня через переднюю пассажирскую дверь.

«С моим багажом все в порядке?» – спросил я его.

«Ваша машина разбита», – ответил он.

«Машина арендованная, а вот багаж у меня Louis Vuitton!»

Он помог мне открыть багажник – к счастью, мои чемоданы не пострадали. Мой спаситель нахмурился, и мне показалось глупым, что я так заботился о багаже, когда сам чуть не погиб. Но это была моя первая реакция на шок от аварии. Позже, когда адреналин пришел в норму, я начал осознавать, что на самом деле только что произошло и насколько близко я подошел к краю. Вызвали эвакуатор, и я поехал впереди рядом с водителем, который сказал мне, что многие водители были найдены мертвыми в том поле. Я молча благодарил Бога.

В Вашингтоне, округ Колумбия, Дида Блэр ждала меня на обед, устроенный в мою честь у нее дома. Я позвонил ей и сказал, что опоздал на рейс и полечу следующим. Я ни словом не упомянул об аварии: не хотел, чтобы Джулия Рид узнала о ней во время своего медового месяца.

Следующие восемь часов я просидел в аэропорту. Грязь Миссисипи коркой покрыла мою серую плоскую сумку из кожи крокодила и шляпу в тон. Серое пальто Prada свободного кроя, дополнявшее комплект, к счастью, лежало в чемодане, не тронутое грязью.

Быстро заскочив на обед Диды Блэр в округ Колумбия, я немедленно возвратился в Нью-Йорк и, не предавая это огласке, обратился в больницу Уайт-Плейнс недалеко от моего дома. Там меня продержали три дня, подозревая смещение шейного отдела позвоночника. Я никому не сказал о своей травме. На третий день я выписался из больницы и направился обратно в SCAD, чтобы встретить Миуччу Прада и вручить ей свою награду. В течение недели я ни с кем не обсуждал эту аварию, кроме Анны Винтур; ее, конечно, следовало поставить в известность. В конце концов, это была ее арендованная машина.

В течение следующих десяти лет я вручал премию Андре Леона Телли за выдающиеся заслуги величайшим талантам: Тому Форду, Вере Ванг, Марку Джейкобсу, Джону Гальяно, Изабель и Рубену Толедо, Диане фон Фюрстенберг, Маноло Бланику, Ральфу Руччи, Франциско Коста, Стивену Берроузу и Вивьен Вествуд. Зак Позен был удостоен награды New Look Award.

Почти все они приезжали в Саванну, чтобы лично получить награду, чем я искренне гордился. Гальяно в последнюю минут отменил поездку, что было весьма прискорбно, так как мы потратили два года на планирование его графика, чтобы этого не произошло. Но Гальяно и приглашение на прием королевы Елизаветы II в Букингемском дворце отклонил, так что не стоило принимать его отказ на свой счет.

Я предложил Пауле Уоллес пригласить на одну из церемоний Вупи Голдберг со вступительной речью. Вупи, самая восприимчивая, умная, красноречивая чернокожая женщина на телевидении, уверенно прокладывает свой курс среди айсбергов, встречающихся на ее пути в индустрии развлечений.