– Я не пожалею об этом, – сказал Мевлют.
– Тогда зачем спешить? Вы еще не делали этого?
– Только после того, как поженимся должным образом, – сказал Мевлют.
– Или она уродина, или ты на редкость чист душой. Как тебя зовут? Ты приятный парень, присядь и выпей чая.
Мевлют выпил чай, поданный бледной помощницей с большими зелеными глазами, и постарался побыстрее завершить разговор, но человек собирался набить цену, рассказывая ему, как плохо идут дела. Увы, количество юношей и девушек, которые утром женились, а вечером как ни в чем не бывало расходились по своим домам, ни слова не сказав об этом родителям, постоянно уменьшалось.
– У меня денег не много! – признался Мевлют.
– Поэтому ты бежал с девушкой? Симпатичные парни вроде тебя иногда превращаются в настоящих распутников и, как только утолят жажду, сразу произносят «талак»[47] и выбрасывают девушку на улицу. Я знал многих прекрасных, но простодушных девушек, покончивших с собой или оказавшихся в борделе из-за таких, как ты.
– Мы собираемся заключить и гражданский брак тоже, как только ей исполнится восемнадцать, – сказал Мевлют виновато.
– Хорошо. Я сделаю добрый поступок и совершу ваш никах завтра. Куда мне прийти?
– Можем ли мы с вами просто сделать никах здесь, чтобы мне не приводить девушку? – спросил Мевлют, осматривая пыльный магазин.
– Я не беру платы за саму церемонию, но взимаю за использование комнаты.
Райиха. После того как Мевлют ушел, я вышла и купила у уличного продавца два килограмма немного перезрелой, но недорогой клубники, а еще сахар в бакалейном магазине и, до того как Мевлют вернулся, вымыла клубнику и начала варить варенье. Когда он вернулся, то обрадовался, почувствовав сладкий клубничный запах, но даже не попытался приблизиться ко мне.
Вечером он сводил меня на двойной сеанс в кинотеатр «Ляле». В перерыве между первым фильмом, в котором играла Хюлья Кочийгит, и вторым, в котором играла Тюркян Шорай, когда воздух в кинотеатре был таким влажным, что сиденье, казалось, промокло, он сказал мне, что мы поженимся завтра, и я немного всплакнула. Однако второй фильм я посмотрела внимательно. Я была так счастлива.
Когда фильм закончился, Мевлют сказал: «Пока твой отец не даст благословения или пока тебе не исполнится восемнадцати, давай, по крайней мере, будем уверены, что женаты в глазах Аллаха, так чтобы никто уже не мог разлучить нас… Я знаю одного торговца металлоломом. Никах пройдет в его лавке. Он сказал, что тебе нет нужды приходить… Все, что тебе надо сделать, – это дать кому-нибудь полномочия действовать от твоего имени».
– Нет, я хочу быть там, на церемонии, – сказала я, нахмурясь. Но затем улыбнулась, чтобы Мевлют не волновался.
Вернувшись домой, Мевлют и Райиха вели себя, пока переодевались в свои ночную рубашку и пижаму, словно два незнакомца, вынужденные жить в одном гостиничном номере в провинциальном городке. Стараясь не глядеть друг на друга, они выключили свет и осторожно легли рядом в кровать, убедившись, что между ними остается немного места; Райиха вновь легла спиной к Мевлюту. Он ощущал смесь радости и страха, и как только он подумал, что это волнение не даст ему заснуть всю ночь, как тут же заснул.
Проснувшись среди ночи, он обнаружил, что погрузился в густой клубничный запах кожи Райихи и аромат детского печенья от ее шеи. Они оба вспотели в духоте и стали жертвами прожорливых комаров. Их тела обнялись сами собой. Глядя на темно-синее небо и неоновые огни вдали, Мевлют ненадолго представил, как будто они плывут где-то вне мира, в сказочном месте, в невесомости, но тут Райиха сказала: «Мы еще не женаты» – и оттолкнула его.
От официанта, которого он знал по ресторану «Карлыова», Мевлют услышал, что Ферхат вернулся с военной службы. На следующее утро один из двух парней-посудомойщиков из Мардина отвел его туда, где остановился Ферхат, – в дешевую гостиницу для холостяков на Тарлабаши. Ферхат жил здесь с официантами на десять лет моложе его самого и с курдскими и алевитскими ребятами из Тунджели и Бингёля, едва окончившими школу и уже мывшими в ресторанах посуду. Мевлют решил, что это зловонное, душное место не подходит для Ферхата, и ему стало жаль его, так что он почувствовал облегчение, когда узнал, что Ферхат все еще проводит много времени в доме родителей. Мевлют видел, что Ферхат играет роль старшего брата для парней в этом общежитии и что там к тому же вовсю процветают контрабанда сигарет, которая стала почти невозможной после переворота, и торговля травкой. В общежитии царил дух политического возмущения и солидарности, однако лишних вопросов Мевлют задавать не стал. Увиденное и перенесенное на военной службе, а также истории, которые он слышал от знакомых, которых посадили и пытали в Диярбакыре, произвели неизгладимое впечатление на Ферхата, приблизив его к политике.
– Тебе надо жениться, – посоветовал Мевлют Ферхату.
– Мне надо найти городскую девушку и сделать так, чтобы она влюбилась в меня, – сказал Ферхат, – или сбежать с девушкой из деревни. На женитьбу у меня денег нет.
– Я сбежал с девушкой, – признался Мевлют. – Так что и ты можешь. Потом мы начнем вместе дело, откроем магазин и разбогатеем.
Мевлют поведал Ферхату несколько приукрашенную историю о том, как он украл Райиху. В ней не фигурировали ни Сулейман, ни его фургон. Мевлют сказал, что они бежали, держась за руки, по грязи и по горам, целый день, всю дорогу до вокзала Акшехир, пока ее отец гнался за ними.
– Райиха так красива, как описывалось в письмах? – спросил взволнованно Ферхат.
– Она даже красивее и умнее, – сказал Мевлют. – Но семья девушки, Вуралы, Коркут, Сулейман, они продолжают нас преследовать даже в Стамбуле.
– Чертовы фашисты, – сказал Ферхат и немедленно согласился стать свидетелем на их свадьбе.
Райиха. Я надела длинное платье с цветами и под него чистые джинсы. На голове завязала лиловый платок, который купила в каком-то из переулков Бейоглу. Мы встретились с Ферхатом в кафе «Кара-Дениз» на Истикляле. Ферхат оказался высоким, вежливым человеком с высоким лбом. Он угостил нас вишневым соком.
– Поздравляю, сестрица, ты выбрала себе хорошего мужа, – сказал он. – Он иногда бывает странным, но у него золотое сердце.
Когда мы пришли в лавку, торговец металлоломом нашел другого свидетеля в соседней бакалее. Он открыл ящик и достал потертую конторскую книгу с османской надписью на обложке. Раскрыв ее, он тщательно записал наши имена, а также имена наших отцов. Мы знали, что эти записи не имеют официального значения, но были впечатлены зрелищем, как этот человек тщательно записывает все арабскими буквами.
– Сколько ты заплатил за выкуп невесты? Сколько ты заплатишь, если вы разойдетесь? – спросил торговец металлоломом.
– Какой еще выкуп? – сказал Ферхат. – Он девушку украл.
– Сколько ты заплатишь ей, если разведешься с ней?
– Только смерть разлучит нас, – сказал Мевлют.
Другой свидетель сказал:
– Просто напиши, что за одно – десять золотых монет султана Решада[48] и семь золотых турецких лир за другое.
– Это слишком много, – сказал Ферхат.
– Похоже, я не смогу провести эту церемонию в полном уважении к законам шариата, – сказал торговец металлоломом, уходя к весам в передней комнате лавки. – Любая физическая связь, которая могла иметь место без заключения религиозного союза, считается прелюбодеянием. В любом случае девушка слишком молода.
– Я не слишком молода, мне семнадцать! – сказала я, показывая ему свидетельство, которое я забрала из шкафа моего отца.
Ферхат отвел торговца металлоломом в сторонку и положил ему в карман деньги.
– Теперь повторяйте за мной, – сказал торговец металлоломом.
Мевлют и я посмотрели друг другу в глаза и повторили длинную череду арабских слов.
– Аллах Всемогущий! Благослови их союз! – сказал торговец металлоломом, завершая церемонию. – Да царят мир, уважение, понимание и любовь между этими двумя рабами Аллаха, и молю Тебя, Всевышний, позволь их браку устоять перед испытанием временем и защити Мевлюта и Райиху от ненависти, раздоров и расставания.
2. Мевлют торгует мороженымСчастливейшие дни его жизни
Вернувшись домой, они сразу отправились в постель. Теперь, поженившись, они могли расслабиться; то, чего они оба так жаждали, к чему так стремились, но никогда не делали, теперь стало обязанностью, исполнения которой от них ждало общество и которую им надо было исполнять. Они стеснялись видеть друг друга обнаженными (хотя некоторые части их тел оставались прикрытыми) и прикасаться к телам друг друга там, где они пылали огнем – на руках, на груди, – но чувство, что все это неотвратимо, несколько ослабило стыд. «Да, все это действительно неловко, – говорили их глаза. – Но к сожалению, это надо сделать».
Райиха. Мне хотелось, чтобы в комнате было темно! Мне не нравилось ощущение застенчивости, возникающее каждый раз, когда наши глаза встречались. Полинявшие шторы не защищали от яркого летнего послеполуденного солнца. Мне пришлось раз или два оттолкнуть Мевлюта, когда он становился слишком страстным и грубым. Но напор его мне отчасти нравился, и я просто дала волю своему естеству. Я дважды увидела этот самый причиндал Мевлюта, и он меня немного испугал. Я решила прижать к себе голову моего красивого и безгрешного Мевлюта, как ребенка, так чтобы причиндал этот огромный не попадался мне на глаза.
В отличие от того, что Мевлют и Райиха всегда слышали от своих друзей, они еще в деревне выучили в религиозном классе, что в физической связи между мужем и женой нет никакой похоти и блуда, но все еще чувствовали себя неуютно, встречаясь друг с другом глазами. Однако вскоре их стыдливость начала ослабевать, и они почувствовали, что теперь могут смотреть на секс как на обычное человеческое занятие, возможно даже как на признак зрелости.