На ней нет темных очков, и она щурится на солнце. Я машинально срываю с себя очки и надеваю ей на нос. Они ей велики, поэтому тут же сползают на кончик носа, и она скашивает глаза, наблюдая за этим процессом. Мелочь, казалось бы, но у меня в груди от этой мелочи творится невесть что.
– Что ж… – Я указываю кивком на грот. – Иди любуйся на своих долбаных рыб.
Она хохочет, от чего с нее падают мои темные очки. Я успеваю их поймать.
– Что тебя так рассмешило?
– Да так… – Она снова бредет в сторону скал, я снова ее нагоняю. – Просто пришло в голову: будь ты моим учеником, я бы попросила тебя нарисовать твои чувства. Представляю этот рисунок: в самый раз на обложку альбома «хеви метал».
От словечка «чувства» я привычно дергаюсь и пытаюсь сменить тему. Она со мной разговаривает – и то хорошо. Еще не улыбается, но это дело наживное.
А вот и нет! Твое дело – расследовать убийство.
– Какая ты? – спрашиваю я, проявляю неуместное любопытство. – Как учительница.
Мы оказываемся в проеме между двумя скалами, перед мелкой приливной лужей. Нависающая над нами скала загораживает солнце, и Тейлор приглядывается ко мне, словно раздумывая, достоин ли я беседы, доверия. Я тем временем размышляю о хронологии нашего знакомства. Сначала я был в своем неприглядном злобном репертуаре, но потом взялся за ум – и она смягчилась, поверила мне. Нынче утром я опять озлобился – и пожалуйста, лишился ее доверия. Может, хватит злобствовать? Похоже, это единственный путь, если я хочу, чтобы она…
Если я хочу ей понравиться?
Но что хорошего это сулит ей? Да и мне самому?
– Я плакса! – выпаливает она, и я на время забываю о своих тревогах. – Все время реву. Прославилась тем, что меня то и дело находят плачущей в служебном чулане.
Как же мне все это не нравится!
– Почему?
– Из-за ребятишек. Они честно говорят прекрасные вещи. Они слишком малы, чтобы прикусывать языки, особенно это заметно у мальчишек. Мужчины рано учатся держать свои чувства при себе, но мои второклашки еще этого не освоили. – От зрелища ее повлажневших глаз я чувствую такую тяжесть в груди, что даже делаю шаг назад, но она этого, кажется, не замечает. – Перед каникулами один сказал: «Спасибо, что вы – моя школьная мама, мисс Басси». Мне чуть не понадобилась кислородная подушка.
– Сейчас тоже?
– Нет. – Она смахивает слезы с таким видом, будто плакать для нее – самое привычное занятие. – Зачем? Это так, мелочь, плач первого уровня.
– Господи Иисусе.
– Тебя это смущает? – Она сбрасывает шлепанцы и входит в воду. – Можешь не отвечать. – Она пристально смотрит на меня. – Ну и вид! Можно подумать, что тебя душит гигантский спрут. Родители тоже не жаловали мои слезы.
Я с кряхтением стягиваю с себя рубашку, кидаю ее на песок, кладу рядом с ней пистолет, поставив его на предохранитель, и тоже спешу в воду. Тут куча скользких камней, и мне следует быть рядом с ней на случай, если она поскользнется.
– Ваши родители были такими же жесткими, как я?
– Нет, не жесткими, а просто отважными. Работа требовала от них уравновешенности и бескорыстия, сосредоточенности на наивысшем благе. Им было некогда раскисать, тем более пускать слезу. Это было бы напрасной тратой времени. Наверное, ты согласен с этим?
Она чего-то недоговаривает. Остановившись, она краснеет на глазах. Я приподнимаю бровь, готовый добиться от нее завершения вопроса. Но в следующую секунду до меня доходит, что ее отвлекло. Я был готов поклясться, что снял рубашку вчера, когда мы с ней дали жару, но выходит, что нет, не снял. Ее потрясенный вид свидетельствует, что она впервые видит меня голым по пояс. У нее заметно тяжелеют веки. Так, ей нравится это зрелище. Вопреки здравому смыслу я беру этот факт на заметку. Тейлор не возражает против накачанных мышц, против волос на груди, против татуировок.
Как и против шрамов от холодного оружия.
Более того, все это ей очень нравится. Ну и как мне пропустить такую женщину?
– Ты что-то говорила, Тейлор.
– Разве?
Ее хриплый голос дополнительно бодрит мое и без того встрепенувшееся мужское достоинство.
– Ты спросила, согласен ли я с твоими родителями. С их мнением, что плач – напрасная трата времени.
– Лучше не отвечай, а то все испортишь… – Она делает слабый жест, указывая на мой торс. – Вот это все.
Так бы и сказала, что покорена моим телом! Я удивлен и одновременно возбужден. Ее откровенная реакция сбила меня с толку, иначе не прозвучал бы следующий мой дурацкий вопрос:
– Получше, чем у парня с MBA?
Она поджимает губы, явно не собираясь мне подыгрывать.
– Получше?.. – Она заходит глубже в воду и откидывает назад волосы. – Даже не знаю. Скорее иначе.
Я, скрежеща зубами, шлепаю за ней следом. У меня сохнет во рту от зрелища того, как вода поднимается ей до колен, потом до бедер. Я отдал бы все свои накопления, лишь бы эти бедра оказались сейчас на уровне моего лица, если бы я мог хотя бы на мгновение представить наше с Тейлор сближение, пока я нахожусь в Кейп-Код. Увы, с моей сосредоточенностью дела плохи, я уже на тонком льду.
– Согласен с твоими родителями. С другой стороны, нельзя, чтобы все жили… зажатыми. Вечно оставались уравновешенными. В мире было бы зябко без плакс.
Я нагоняю ее, она медленно поднимает голову и осторожно смотрит на меня.
– Ты так думаешь?
– Ага. – Я откашливаюсь, чтобы не напугать ее своим странным тоном. Сказать, что надежда в ее взгляде мне по сердцу, – ничего не сказать. Особенно когда объект ее надежды – я сам. – Взять хотя бы тех, кто поет под душем песенки Келли Кларксон. Куда бы мы без них делись?
Сначала на ее лице расцветает улыбка, потом она хохочет, и этот хрустальный звук эхом разлетается по гроту. Она заканчивает смеяться, а я борюсь с желанием схватить ее за плечи и тряхнуть, чтобы ее веселье продолжало расплескиваться вокруг. Ясное дело, бережно.
– О чем ты думаешь? – Впервые в жизни я выдавил из себя этот вопросец.
– Вспоминаю, как Джуд советовал мне проплакаться, когда считал, что мне пора встряхнуться. Слава богу, что у меня такой брат.
Хороший брат, ничего не скажешь. Мне надо быть к нему подобрее. Где бы еще накопать доброты?..
– Кстати, почему ты не разговариваешь со своим братом?
От таких вопросиков мне делается нехорошо.
– Говорю же, он козел.
– Два козла пара.
Судя по ее улыбке, это милая шутка. Я близок к тому, чтобы заулыбаться в ответ, как ни неприятна мне эта тема.
– Он против моего образа жизни. Хочет, чтобы я вернулся в Бостон и открыл свою детективную фирму, как мы планировали. – Я раздраженно ерошу себе волосы. – Как будто ничего не произошло.
– Ты про похищение Кристофера? – тихо спрашивает она.
– Да. – Я едва не срываюсь на крик. Надо же, она запомнила имя! – Представь себе.
– Как твой брат относится к случившемуся?
– Кевин? Он… – Когда я рассуждаю об этом вслух, у меня такое чувство, будто из меня щипцами вытаскивают внутренности. – Тогда, по свежим следам, он сказал, что в карьере любого детектива хотя бы раз происходит такая беда и это именно такой случай. Дело усугубляется тем, что это ребенок. По его мнению, правильный выход не был очевиден, но, когда я оглядываюсь назад и все ясно вижу, это для меня горькая пилюля.
Это последнее, о чем я хотел болтать сегодня. И вообще когда-либо.
Хотя, может, это и неплохо, потому что служит напоминанием, что мне не пристало подбивать клинья к сексуально неудовлетворенной училке второго класса из Коннектикута, мечтающей о детишках, о муже, о полном наборе.
– Я взялся расследовать убийство Оскара, потому что у меня должок перед другом. Но официальные расследования – не мое дело. Это одноразовая сделка.
– И ты боишься оплошать.
Я открываю рот, чтобы не согласиться, но ведь она права.
– Пожалуй. Как всякий на моем месте.
– Ну не знаю… – бормочет она, пристально, даже слишком, глядя на меня. – Не всякий так к себе суров.
У меня спазм в горле.
– Ты ничего об этом не знаешь, Тейлор.
Тон у меня грозный, но она не намерена оставлять эту тему. Зол я на нее или, наоборот, испытываю облегчение? Даже не знаю. Ясно одно: мы оба замерли как вкопанные.
– Знаю, ты относился к делу с душой из-за утраты друга детства, там не было места эгоизму, тем более халатности. Ты прав, я не знаю всех подробностей, но уверена, что у тебя были самые лучшие намерения.
– Самых лучших намерений недостаточно, когда стоит вопрос жизни и смерти. – Потребность отвлечься от душевных ран, становящихся все заметнее с каждой минутой, одерживает во мне верх. – Вчерашнее не должно повториться, хорошо? Я сам виноват, что все зашло довольно-таки далеко, мне стыдно. Я хочу одного: раскрыть это дело и вернуться к охоте за наградами за чужие головы. Не желаю ни на что отвлекаться.
– Согласна. – Это сказано легкомысленным тоном, но я догадываюсь, что у нее на сердце скребут кошки. Я уже хочу забрать все свои слова назад, но слово не воробей… Мне спокойнее думать, что лучше не допускать продолжения начавшегося между нами, что так будет правильнее для обоих. – Только я попрошу тебя об одном одолжении, Майлз. Если тебе неинтересно иметь со мной дела, то хотя бы не отпугивай других перспективных ухажеров.
Это удар под дых.
– С чего ты взяла?..
– Увидела твое отражение в солнечных очках Райана. Болван.
Когда она произносит при мне имя другого мужчины, мои нервные окончания закручиваются, как спагетти на вилке.
– Ну извини. – Я наклоняюсь к ней так низко, что наши носы почти соприкасаются. – Но на что тебе этот тип?
– Все лучше, чем похититель трусов! – Она качает головой. – Вот зачем ты их стащил? Красный – не твой цвет.
Я сожгу их, чтобы ты не щеголяла в них перед другими! Такова выжимка из хаоса в моей башке. Произнести этакое вслух мне, конечно, не под силу. Хотя…
– Затем, чтобы ты не вертелась в них перед таким типом, как он. Я спасаю тебя от разочарования.