После той встречи я подумал: в следующем году Фанхио станет чемпионом мира, а еще – чтобы его раскусить, мне потребуется время. И в том и в другом я ошибся. Чемпионат мира Мануэль выиграл не в 1950-м, когда был учрежден чемпионат мира «Формулы-1», а через два года после моего пророчества. А понять его как человека я и вовсе не сумел. Следующие наши беседы ничем не отличались от первой: он продолжал избегать моего взгляда, отвечал все так же загадочно и все таким же металлическим голосом, а диалог обычно вел кто-нибудь из сопровождающих.
Да, я так и не смог разгадать Фанхио, как ни старался. Но гонщиком он был выдающимся, не поспоришь. Мануэль обладал превосходным видением гонки и поистине уникальным балансом всех необходимых пилоту качеств, гоночным интеллектом и редкой уверенностью в себе. Лучше всего это продемонстрирует эпизод, который кажется мне очень характерным, хотя, возможно, немногие обратили на него внимание. В июне 1949 года Фанхио участвовал в Гран-при Монцы на Ferrari, который я передал аргентинской команде. Надо сказать, что автодром в Монце перестраивал мой друг Луиджи Бертетт. Фанхио захватил лидерство со старта, а за ним на Ferrari шли Аскари, Виллорези, Бонетто и Кортезе. С каждым кругом его преимущество все увеличивалось, но ближе к концу гонки Мануэль стал сбрасывать скорость, давая возможность преследователям приблизиться. Что же произошло? Озадаченный механик Амедео Биньями, который после Нуволари и Варци стал работать с Фанхио, схватил колесо и свинцовый молоток и хотел дать знак Мануэлю остановиться, сделав вид, что ему понадобился ремонт. Преданный Амедео не сомневался – лучше капитулировать из-за форс-мажора, чем быть обыгранным на самой ленточке. В боксах был и я – в те годы я еще ходил на гонки. И заметил, что́ хотел сделать Биньями. Не укрылось от меня и другое: пристальный взгляд Фанхио на приборную панель при каждом прохождении прямой перед боксами. Видимо, температура масла поднялась выше, чем нужно. Фанхио боялся, что машина заглохнет прямо на финише, и сбросил скорость, чтобы масло немного остыло. Поэтому я попросил Биньями не подавать сигналов своему пилоту. Но он не верил, что я прав. Наконец на следующем круге Фанхио снова прибавил газу и победил. Биньями посмотрел на меня, улыбнулся и, победно поднимая руки, радостно побежал встречать своего «хозяина» после круга почета. Фанхио подтвердил мои догадки: температура масла подскочила до 130 градусов. Все стало понятно, кроме того, почему другие пилоты Ferrari жалуются, что машина Фанхио быстрее, чем у них.
Однако в день своего ухода из спорта пятикратный чемпион мира Мануэль Фанхио забыл и об этом, и о многом другом. Он написал мемуары, в которых перед нами предстал совершенно иной Фанхио. Вот только аргентинец в середине книги использовал чужое перо, чтобы высказаться и бросить наивные и то же время смелые обвинения. Это в его стиле. Но я на провокации не поддался. Нет сомнений, что кто-то использовал Фанхио после того, как сам Мануэль использовал этих людей для написания текста. Но я понимал: шумиха, которую поднимет мой ответ, послужит только лишней рекламой книги, что, очевидно, и было целью всех этих заявлений.
В 1956 году Мануэль Фанхио гонялся за Ferrari. На счету аргентинца, к тому времени уже трехкратного чемпиона мира, было шесть побед в 15 гонках, четыре вторых места, два четвертых и три схода. Сезон-1956 он закончил на первой строчке в четвертый раз в жизни. Но, если верить его мемуарам, 1956 год был «криминальным» – полным предательств, саботажа, обманов и махинаций с одной-единственной целью – сжить аргентинца со свету. Кто же стоял за всеми этими злодеяниями? Энцо Феррари, то есть владелец команды, за которую Мануэль и выступал.
Действие первое: саботаж на «Милле Милья». Фанхио становится четвертым. Читателям он объясняет это так: кабина моей Ferrari была наполовину залита водой, потому что струи дождя попадали внутрь через два отверстия, просверленные для охлаждения тормозов. Намек очевиден: инженеры Ferrari разработали эти отверстия специально – не для того, чтобы охладить тормоза, а чтобы напакостить пилоту. Или: механики Ferrari знали, что в день гонки будет дождь, и решили устроить ловушку, тщательно рассчитав (с помощью тестов с водными насосами и поливалками), чтобы вода попадала точно на место водителя. Только он кое о чем забыл: те же самые проклятые дыры не помешали Кастеллотти победить.
Действие второе: Гран-при Бельгии. Фанхио лидирует, но вдруг машина его подводит. В боксах выясняется, что дифференциал сильно перегрелся, возможно, из-за нехватки масла. Он отправляется на трассу, проезжает все 14 километров и ищет пятна масла на асфальте, но трек совершенно чистый! Вывод очевиден: саботаж, ему недолили масла в мост. Нет, чемпион мира не задается вопросом, как он умудрился на протяжении 21 круга (до того, как начались неполадки) лидировать, ехать на полном ходу, если в мосту не было масла… Но это не все. Из Маранелло мы отправили ему новый болид, о чем Фанхио деликатно умолчал в своей книге. Он, охваченный подозрениями в наш адрес, протестировал его и отдал Коллинзу, потребовав взамен старую машину британца. А Питер на этой самой машине, которая не пришлась по душе Фанхио, выиграл Гран-при.
Действие третье, не менее ошеломляющее: гонка в Реймсе. На 40-м круге – как видите, все спланировано до мелочей, – бензиновые брызги летят Фанхио в лицо. Он заезжает в боксы. Оказывается, в трубке манометра давления топлива открылось отверстие. Ремонт занимает минуту. Фанхио становится четвертым в турнирной таблице. Разумеется, кто-то специально проколол трубку, чтобы в определенный момент – как раз после первой половины гонки, когда времени отыграть отставание остается мало, – брызги попали прямо в лицо пилота! При этом направление воздушных вихрей в салоне тоже было просчитано! Так и решил Фанхио. Неудивительно, что чемпиону мира пришлось обратиться к неврологу, который диагностировал у него реактивный невроз, вызванный «повышенной тревожностью и эмоциональным переутомлением».
Но почему же Энцо Феррари, этот Ришелье автоспорта, вынашивает столь коварные замыслы, чтобы испортить гонку лидеру своей команды, чемпиону мира? Фанхио знает ответ: во-первых, Феррари хочет доказать, что его машины выиграют, даже если пилотировать их будет не чемпион мира. А во-вторых, Феррари хочет, чтобы чемпионом мира стал Питер Коллинз, так как это позволит выйти на английский рынок – аргентинский в тот момент закрыт для импорта. Отвечать на эти безумные инсинуации по поводу моего макиавеллиевского плана я не буду просто потому, что не хочу становиться предметом насмешек, но по второму пункту не могу не высказаться. Точнее, напомню про три эпизода. В том же сезоне-1956 Фанхио выиграл Гран-при Аргентины благодаря тому, что Муссо отдал ему свою машину. На Гран-при Монако Мануэль стал жаловаться на работу подвески, взял автомобиль Коллинза и пришел к финишу вторым. На Гран-при Монцы он снова воспользовался Ferrari Коллинза – хотя британец на тот момент лидировал – и завоевал титул. Для победы Фанхио своими результатами пожертвовали и Муссо, и Коллинз. Конечно, с моего согласия. Если бы британец дважды не давал Мануэлю свой автомобиль, то чемпионом мира в тот год – и заслуженно – стал бы он сам! И Муссо, и Коллинз погибли, так и не осуществив свою мечту. По моему мнению, довольно смело и цинично называть себя «изгоем Ferrari», как делает это Фанхио, и забывать о жертве своих товарищей по команде.
Что мне сказать? Фанхио был великим пилотом, страдающим манией преследования. И подозрения он питал не только в отношении меня. Вспомните, что он говорил: мол, в одной из гонок Виллорези намеренно уводил машину в занос, чтобы сбить Фанхио и расчистить путь к победе своему другу, Аскари. В следующий раз Мануэль обвинил механиков Alfa в том, что они не долили ему бензина, чтобы он не смог обыграть Нино Фарину. Неудачи в других гонках – на «Нюрбургринге», в Сильверстоуне – Мануэль оправдывает плохой настройкой машины. В своей мании преследования он наконец доходит до абсурда: накануне Гран-при Монако 1957 года, по словам Фанхио, ему в отель доставили надушенную визитку с ключом от номера «восхитительной парижской киноактрисы, безумно популярной в данный момент». Он не поддается искушению, ложится спать и на следующий день побеждает. Замечательно, прекрасный поступок чемпиона, который, как всем известно, отличается кристальной честностью и неподкупностью. Но, разумеется, Фанхио сразу же понимает: это был коварный план его недоброжелателей! Он думает об этом, говорит и пишет; точнее, заставляет других писать, как всегда и делал. В том году он участвовал в гонках на Maserati, и фактически единственным его соперником была Ferrari. Сразу ясно, кто мог придумать все эти гнусные махинации…
Странный человек. На некоторые из его обвинений я в этой книге должен был ответить, однако делаю это с улыбкой, не тая обиды. И несмотря ни на что, по-прежнему считаю его великим гонщиком. Честно говоря, я сильно сомневаюсь, появится ли в Ferrari еще один пилот, который отличался бы такой фантастической стабильностью. Мануэль никогда не стремился хранить верность одной команде. Прекрасно осознавая, насколько он талантлив, Фанхио часто менял их в надежде иметь на каждый сезон лучшую машину из возможных, и это позволило ему одержать много славных побед. Мануэль всегда ставил свой эгоизм – законный, естественный – выше, чем преданность, которая заставляла других гонщиков оставаться с командой и в хорошие, и в плохие времена. Кроме того, если гонка не получалась, Фанхио не сдавался и продолжал бороться – хотя бы за то, чтобы просто финишировать и получить хоть какие-нибудь очки.
Мы снова встретились с ним в 1968 году. Он приехал ко мне как организатор новой Temporada argentina[89], от имени YPF[90] – аргентинского аналога итальянского гиганта