Рыжий Вовку не интересует. Загляделся на толстяка — вон какой у него большой живот, это он, наверное, только что молока напился.
— Ба, знакомый хлопчик! Ну, вырос! — толстяк улыбается и то влево голову склонит, то вправо, любуется, а жир у него во рту так и переливается — то в одну сторону, то в другую. Загляделся Вовка. И вдруг его за рукав хватает рыжий дядька:
— Ага, попался!.. Ты чей?
Не нравится дядька Вовке, и он молчит.
— Ты что, глухонемой? Как тебя зовут?
— Никак.
— Никогда не слышал такого имени… А как зовут отца?
— Никак.
— Значит, ты Никак Никакыч?
Вовка высвобождает руку и убегает. Дядьки смеются, глядя ребятам вслед. Любопытно Вовке:
— Кто рыжему дядьке волосы краской намазал? А кто Охотника так постриг? И почему он так говорит: бу-бу-бу?..
— Никто не мазал, и никто не стриг. Такие уродились.
— А почему у него одна рука?
— А потому что другую руку ему на войне убило… А ну-ка найди, где мы живем?
Кажется Вовке, что все дома одинаковые. Как тут бабушкин дом найти. Идет, приглядывается. Вдруг за воротами кто-то страшно зарычал. Ага, вот она где живет, кусачая собака. Значит, этот дом не бабушкин. И этот — не бабушкин. Еще — не бабушкин. И еще — не бабушкин. А вот и он, бабушкин — самый последний в переулке. За ним только белые сады. С горки видно далеко-далеко, до самого неба, и все зелено и белым-бело от садов. А всего интересней в низине, где блестящей змейкой вьется речка, пасутся стада коров, летают большие птицы и кто-то громко кричит: брек-ке-ке, брек-ке-ке. Вот бы там побывать! Людка и та в восторге:
— Ух как весело на чибиснике!
5
В играх не заметили, как наступил вечер. Людка спохватывается:
— А огород поливать? Я же совсем-совсем забыла.
Со двора она выносит два ведерка, одно с дудочкой, оно достается Вовке:
— Эту лейку мне мама купила!
Они спускаются вниз по тропинке, где журчит родник. Набрав из ручья воды, подымаются на горку.
— Сперва помидоры польем и огурцы. — Людка показывает на зеленые грядки. Нет пока ни помидоров, ни огурцов, их тоже надо ждать.
— А потом что?
— А потом клубнику.
— Давай сперва клубнику. Пораньше польем — пораньше ягодки созреют.
— И правда.
Доволен Вовка собой: правильно подсказал. Только полили, глядь — бабушка гусей гонит.
— Ну-ка, посыпьте им кукурузы!
Полное блюдо вынесли, сыплют. Крику во дворе: га-га-га! С чибисника спешат утки, переваливаясь с боку на бок, и тоже набрасываются на зерно: кря-кря-кря! Куры набежали, налетели воробушки и голуби. Только пыль столбом стоит. Птицы чуть с ног не сбивают, больно щиплют Вовку за пальцы, хватают за шнурки, за пуговицы. Он все им отдал, даже конфеты из кармана высыпал, но конфеты они выплевывают. Вовка спешит сообщить матери потрясающую новость:
— Мама, гуси конфетов не едят, и утки не едят! Они хотят съесть мои пуговицы… Еще наберу кукурузы!
— Хватит, хватит! — бабушка отбирает блюдо. — Их досыта не накормишь.
Распугивая птиц, во двор вбегают овцы, лезут на крыльцо, у Вовки руки нюхают.
— Мама, а овцы конфеты едят?
— Дай им хлебца!
Людка его опережает:
— Барь-барь-барь! — всех овец к себе переманивает. Вовке тоже хочется сказать: «барь-барь», да не умеет он «р» говорить.
— А вот и Рыжуха наша. Баб, неси пойло!
Корова подошла к крыльцу, и сразу во дворе вкусно запахло молоком. У Рыжухи рога большие, ходят туда-сюда, даже страшно. А бабушка не боится — гладит ей шею, подносит чугун с едой.
Тут Людка закричала:
— Мамка, папка, глядите, кто к нам приехал!
Тетя Нина, поставив мотыгу к стенке, берет Вовку на руки, целует:
— А тяжеленный какой стал!
Дяди Вити Вовка пугается: лицо и руки у него все черные, а зубы и глаза блестят. Но вот, что-то кинув в ящик, где много-много всяких интересных железячек, дядя Витя раздевается по пояс и начинает плескаться над кадушкой. Лицо и руки становятся все белей. И уже совсем чистый он подходит и протягивает Вовке руку:
— Ну, здравствуй!
И Вовка ему говорит, как большой: «Здравствуй!» — и подает руку.
От дяди Вити пахнет чем-то приятным. Вовка догадывается:
— Это трактором от тебя пахнет, да? А ты покатаешь меня на тракторе? — и с замиранием сердца ждет, что он ему ответит.
— Покатаю. Если с Людкой принесете мне обед. Я завтра сею за чибисником.
Глядит Вовка на дядю Витю, на его сильные руки, на веселое лицо, думает: «Хорошо ему. Такую работу выбрал себе — на тракторе кататься. Хитренький!»
— Вовк, пойдем с бабушкой корову доить. На, неси! — Людка подает ему подойник, сама несет скамеечку.
Бабушка в сарае разговаривает с Рыжухой, она смело берет ее за рога, привязывает и садится на скамеечку прямо под корову.
Динь, динь… — запело ведро под белыми струйками. Вовка дивится:
— Вон у вас как! А в Городе молоко бежит из большой-большой бочки. Кран у нее, как у самовара. Открутишь — и только подставляй посуду!
— А у нас молоко из коров. Мама говорит, что оно вкуснее городского. Парное будешь пить?
Людка сбегала за стаканами, бабушка им налила через марлю. Вовке так приятно было пить, что он воскликнул:
— Из коровы молоко лучше!..
Во дворе все сараи заперты, лишь один открытый, и Рыжуха пошла туда спать. Теперь Вовка знает, кто в каком сарае живет. Лишь бычок и Тютик легли спать у крыльца. А ласточки уснули в своем гнезде.
Над чибисником всходит луна, большая, раза в два больше, чем в Городе.
— Люблю, когда луна, — шепчет Людка. — Когда луна — немножко светло и немножко темно. Правда?
Послышались голоса у ворот, и Людка кинулась открывать:
— Наши пришли!
Наши — значит, бабушкины, а значит, и Вовкины. И он рад видеть тетю Веру с дядей Петей. Они тоже целуют Вовку, передают из рук в руки. Однако с взрослыми ему неинтересно. То ли дело с Людкой. Все дядьки и тетки, а также мамка с бабушкой садятся за стол, а Вовка с Людкой забираются на бабушкину кровать:
— Давай прыгать на пружинах!
Такой крик подняли, что бабушка на них заругалась:
— А ну, укладывайтесь спать! Живо! А то чертик заберет. Вон он сидит под кроватью.
— Где он, где? Я его ни разу не видела.
— И я не видел.
Ребята один за другим спрыгивают и заглядывают под кровать.
— А вот я вам ремня дам!
Они нырком в постель. Дяде Пете смешно:
— Да они сами как чертенята. Ничего не боятся! А спать уже и нам пора…
Гости ушли, в доме начинают укладываться: кто где, а ребята на кровати с бабушкой — в разные стороны, ногами друг друга достают.
— Давай не спать. Давай всю ночь разговаривать!
— Я вам поговорю! Ремнем! — прикрикнул дядя Витя сердито. — Завтра вставать со светом.
А как не разговаривать, когда столько накопилось за день впечатлений. Никак нельзя! Если не разрешают с Людкой говорить, то хотя бы пошептаться с самим собой. Когда с самим собой говоришь — никто не услышит.
— Вот, оказывается, какое оно — Дивное. Тут хорошо. Сады кругом, огороды, поля, чибисник, лес. Тут все есть, чего нет в Городе. А в Городе есть все, чего нет в Дивном: троллейбус, фабрики, заводы, цирк. Здесь — одно, там — другое. Почему это так?
Где-то на улице загавкала собака, и Вовкины мысли пошли в другом направлении.
Страшно тут. Петух клевачий, трава жгучая, гуси щипачие, злющий пес у дядьки Хамыча, коровы с большущими рогами. А из лесу ночью, наверное, приходят разные звери. Может, они сейчас в саду. Позвать дядьку с ружьем, он бы им дал!
Прислушивается к ночным звукам. Кажется, и вправду кругом звери. На чибиснике кто-то свистит: свись-свись-свись. Кто-то лает по-собачьи: хав-хав, хав-хав, хав-хав. И шелест, и стук, и вздохи. А кто-то как ухнет: бу-у-у!
Вовка пододвигается поближе к бабушке. Но тут на огороде вдруг задребезжало: др-р, др-р, др-р, и он совсем всполошился:
— Вставай, баб! Проснись! Там кто-то пилит. Слышишь?
— Спи, спи. Это дергач.
Если бабушка не беспокоится, значит, дергач — зверь не страшный. Слипаются веки у Вовки, и уже сквозь сон он слышит, как кто-то закричал на кухне: чурюк, чурюк, чурюк.
— Баб, кто это?
— Чурюканчик… Спи, спи!..
Хочется ему спросить, а кто это такой — чурюканчик, но губы не слушаются. Он укрывается с головой, подбирает ноги: как бы не подобрался к нему тот, что на кухне кричит, да не укусил! И последнее, что слышит — шепот бабушки:
— Спи, спи…
6
Ребят разбудил утренний свет. Показалось, будто кто-то положил на щеки теплые ладошки. Интересно, бабушка это или мама? Протерли глаза: а это солнце, горячее и большое — во все окно. Ух как хорошо! И еще больше обрадовались, когда увидели друг друга: соскучились, пока спали.
— А мне снилось, что ты в Город уехал.
— Нет, — Вовка спешит успокоить Людку, — ночью я никуда не ездил, я был рядом с тобой.
А сам думает, что, если бы и надо было ночью куда-то поехать, он ни за что бы не поехал: и темно было, и пес кусачий гавкал, и какие-то чудовища бегали всю ночь.
— Людка, а кто это ночью на чибиснике вот так: бу-у-у!
— Это бучень. Птица какая-то.
— А я думал, медведь… А кто-то свистел, стучал и пилил.
— Это тоже птицы. Песни у них такие.
Все Людка знает, о чем ни спроси.
— А что это за зверь — чурюканчик?
— Ха! Какой же это зверь?! Он же маленький-маленький, как жучок. Завсегда у нас на кухне чурюкает.
— Эх ты! Маленький, а кричит, как большой! — удивляется Вовка. А он-то думал, что тут кругом живут страшные звери. Рад, что все страхи его напрасны и можно кругом ходить — и на чибисник, и в лес, и в поле. Никто не тронет. А враг только один — клевачий петух.
— Ура! — не может сдержать Вовка нахлынувшей радости.
— Ур-ра-а! — еще раз крикнули вместе и спрыгнули с кровати.
На столе их ждали блинцы со сметаной и компот, приготовленные бабушкой. Принимаются есть наперегонки — и не потому торопятся, чтоб все съесть как можно быстрее, а потому, чтоб поскорей выскочить на улицу — бегать с Тютиком, бодаться с бычком Мишкой, носить траву Зайке, ловить жуков, поливать огород, кормить гусей и уток, играть в квача, дразнить клевачего петуха. А кроме этого, что-то еще их ждет, неожиданное и удивительное, под стать этому светлому утру.